Следом неслось такое же страшилище, только не на длинных тонких ногах, а кувырком, словно куст перекати-поля. Вот сухая ветвь схватила девчонку за подол и рванула на себя. Та дернулась, рухнула на землю и замычала, вздрагивая всем телом.

Вакута соскочил с коня, загородил Цветку собой и начал с остервенением рубить тянущиеся к ним сучья, но анчибал с невиданной для такого огромного создания ловкостью успел вскочить на ноги, выпрямиться и ударить гридня по плечу. Вакута зло взвыл. Меч, кувыркаясь в воздухе, полетел прямиком в болото. Но не утоп – воткнулся в поросшую ядовитым курослепом кочку.

Страшилище занесло над лохматой головой воина крючковатые пальцы, но тут из-за плеча Вакуты вылезла Даренка и сунула в оплетенную ветвями харю анчибала зеркальце.

Тот заскрипел, словно старая несмазанная телега, только гораздо громче – девичья безделица сверкнула на свету серебряным бочком. Даренка ловко поймала пробившийся сквозь туман редкий луч солнца, и отраженный свет попал анчибалу в левый глаз.

– Эй, невестушки, чего расселись? – звонко выкрикнула она, когда ревущее от боли чудище отпрянуло назад, не удержалось на ногах и опрокинулось на землю. Но вставать не подумало, вместо этого с жалобным стоном начало тереть глаза. – Доставайте перстни да ожерелья свадебные!

Девки словно ждали этого окрика. Тут же очнувшись и прекратив визжать, они ринулись к возку. Гридни на лошадях сбились в круг, обнажив мечи. Очухавшийся Тополек сидел в седле ровно, только деревянная палица-ослоп в руках ходила ходуном.

Из трясины на них надвигалось еще шестеро древесных уродищ.

– Не трусь, малой! – прокричал Топольку Стоум. – Бесы болотные не страшнее косолапых степняков!

– Степняки вышиной с елку не бывают, – вяло огрызнулся отрок. – Злое это колдовство, чернокнижие проклятое! Кто их выпустил на нас?

– Сами выпустились, – раздалось сбоку. – Жители это болотные, анчибалами зовутся. Ишь, вымахали. Небось, человечиной одной питаются.

Василиса стояла около лошади Овсеня, держась за подпругу и тяжело дыша. Рука с зажатой в пальцах плетью дрожала от усталости. Мальчишка мигом зашерудил в висящей на поясе сумке и протянул девчонке флягу с водой. Та осушила ее в несколько глотков, вытерла мокрый рот, с облегчением выдохнула и улыбнулась.

И от ее улыбки Овсеню стало радостно и совсем не страшно. А в голову пришла идея.

– Василиса, у них свой господин есть, у этих страшилищ? – шепотом спросил он. – Может, его подстрелить, а остальные разбегутся?

– Есть, – и ученица Безымянной ведьмы указала на шедшее впереди дерево, ростом чуть выше остальных. Его тело было покрыто серебристым мхом почти полностью, а голову украшали то ли ветви, то ли рога, на каждом из которых росли листья цвета кровавой ржи. – Не уверена, правда, что остальные разбегутся, но ослабеют – точно. Вот только оружие нужно, из серебра кованое, а у нас его нет…

– Я попробую… иначе, – и Овсень потянулся к гривне на шее.

Тоненькие обручи, обхватывающие ключицы или запястья, в доме посадника Южного Староместья носили почти все – они защищали душу от злой ворожбы, из-за которой душа могла покинуть тело до срока. Но только Овсеню при отправлении в дальнюю дорогу перепал тот, что был украшен дорогими и тяжелыми серебряными бусинами. Они заодно служили и оберегом от нечисти да навий, неупокоенных душ из мира мертвых. Отрок торопливо вытащил из тула стрелу, снял с гривны самую крупную из бусин и надвинул на заостренный наконечник.

«Только бы не сорвалась в полете!», – с тревогой думал он, натягивая тетиву. Вдох-выдох. Сесть ровно, поднять лук повыше, прицелиться. И не поддаваться древнему, как сам мир, ужасу перед нечистью поганой!

– Перун-батюшка, направь руку мою! – шепнул Овсень и выпустил стрелу.

Та зазвенела, рассекая туман впереди. Только пестрое оперение на миг перед глазами мелькнуло.

А затем чудовище заскрипело, заскребло себя по корявому лицу ветвистыми лапищами, пытаясь избавиться от стрелы, что воткнулась прямо в лоб. Поздно – ржаво-красная крона над головой вспыхнула и занялась огнем. Анчибал с воем рухнул в болото, но продолжал тлеть и под водой. Остальные страшилища сначала бестолково метались вокруг вожака, а затем хором взревели, будто сотня леших.

И многочисленные кочки, торчавшие из трясины, вдруг подняли головы и выпрямились, оскалив пасти. Из-под зарослей мокрой травы блестели глаза-гнилушки.

– Кочечники! – крикнула Василиса. – Не выказывайте страх, эти твари им питаются и растут!

Твари всколыхнулись раз, другой – и поволоклись жутким хороводом вокруг сбившихся в кучу людей, что-то бурча себе под нос и покачиваясь из стороны в сторону. Овсень ощутил, как качается в такт их корявой ходьбе земля под ногами.

– Это морок! – звенел в ушах голос Василисы. – Не смотрите по сторонам, это морок…

Туман неторопливо полз к ним со всех сторон, струясь серым потоком с розоватыми всполохами.

«Разве болотная хмарь бывает такой гладкой? – запоздало подумал отрок, и тут же выбросил эту мысль из головы. Ему вдруг стало лениво и равнодушно. И он с досадой ощутил, как душит шею серебряная гривна, как тянет к земле тяжеленный тул со стрелами. Зачем оно все? Захотелось сойти с коня, упасть на землю, зарыться носом в траву, и пусть прорастет над его головой тоненькая хлипкая березка, что будет петь по ночам колыбельные, а днем рассказывать сказки, и так до скончания времен…

Сердитое лошадиное ржание всколыхнуло окрестности. Овсень вздрогнул и поднял отяжелевшую голову.

С той стороны, где вставало солнце и откуда они сами пришли несколько часов назад, прямо по изумрудной чарусе, поросшей диковинными цветами, неслись кони. Были они окрасом темны, как предзимние сумерки, а гривы – наоборот, золотились рассветными лучами. Мальчишка проморгался и протер глаза.

Видение не исчезло. Семеро восхитительных лошадей, что в княжеской конюшне стали бы первыми любимицами, шли галопом, едва касаясь сверкающими копытами воды. Верхом на них, держась прямо за гривы, без уздечек и седел ехали девки с бесстыдно распущенными волосами, в порванных рубахах, визжа и хохоча, как бесовки.

– Это что… водяницы? – ахнула позади Даренка.

Василиса, успевшая взобраться на телегу со сложенными шатрами, махала приближающимся рукой.

– Иииииии! – взвыли водяные девки хором и направили коней прямо на оскалившихся болотных пакостников, успевших за краткое время увеличиться в размерах едва ли не втрое. – Ннннна!

Сумеречные лошади сердито храпели и нещадно молотили передними ногами по заросшим травой макушкам. Кочечники ревели и пытались увернуться, но разве ж сможет бестолковая неуклюжая образина с короткими лапами уйти от удара копытом?

Вскоре все было кончено. Кочечники рассыпались по трясине жидковатой земляной кашей. Анчибалы оказались похитрее и дали деру, как только кони показались на горизонте. Остался лишь вожак, плававший неподалеку мертвой и обгорелой колодой, и перекати-поле, которому Даренка выжгла серебряным зеркальцем глаз. Он валялся поперек тропы, сухой и безжизненный, и кривые сучья-руки прямо на глазах затягивались мягким мхом.

– Больше не встанет, – усмехнулась черноволосая всадница, обнимающая за шею самого крупного из волшебных коней. – Батюшка наш Переплут, повелитель Ясны и десяти ближайших озер, велел вас сопроводить через болота. Зовите меня Ярой.

Затем желтые ее глазищи взглянули на настороженных девиц, на суровые лица дружинников, и остановились на Василисе.

– Тебе батюшка велел особливо передать, что мы не подлецы какие, не прячемся под корягами, подобно трусливому гольцу, и понимание о чести имеем. Доведем вас до самого Предгорья, чтобы никто больше не обидел.

– Благодарствую, – кивнула Василиса спокойно, словно знала, что так и будет. Затем повернулась к гридням и нахмурилась. – Ну, чего стоите? Мало нечисти злобной на сегодня было, еще подождем?

Овсень видел, что Желан открыл рот для возражения, но тут же передумал. Наверное, гридь и сам понимал – не будут одни нечистые духи драться с другими из-за людей лишь затем, чтобы сожрать последних или замучить. Значит, действительно спасти хотели.