Моя поездка через Сербию, исключая переход Балканы, был очень приятным, и дороги, которые меня приятно удивили, можно сказать, в среднем они были такими же хорошими, как и в любой другой стране в Европе, за исключением Англии и Франции, хотя по большей части они были шоссейными. В сырую погоду они вряд ли продемонстрировали бы такое преимущество. Мое впечатление о сербском крестьянстве самое благоприятное. Они, очевидно, добросердечные, гостеприимные и вместе с тем патриотичные люди, любящие свою маленькую страну и ценящие их независимость как могут только люди, которые недавно реализовали свою мечту о самоуправлении, и знают, как это ценить. Они даже окрашивают изделия из дерева своих мостов и общественных зданий в национальные цвета. Я уверен, что сербы добились замечательного прогресса с тех пор, как обрели полную независимость. но, путешествуя вниз по красивой и плодородной долине Моравы, можно увидеть такие улучшения, что естественно задаться вопросом, куда они могли бы прийти. Некоторые из их методов действительно, казалось бы, указывают на самое прискорбное отсутствие практичности. одним из самых нелепых, на взгляд автора, является возведение небольших длинных сараев, в основном построенных из тяжелых обтесанных деревянных бревен, и толстые плитки домашнего изготовления над обычными деревянными заборами и воротами, чтобы защитить их от непогоды, когда хорошее покрытие из смолы или краски намного лучше отвечает целям сохранения. Эти структуры создают впечатление, что ради экономии пенни, тратится доллар. Каждый крестьянин владеет несколькими акрами земли, и, если он производит что-то выше своих собственных потребностей, он таскает его на рынок в фургоне с волами с грубо обтесанными колесами без шин, и скрип которого может можно услышать за милю. В настоящее время Сербия полна маленьких владений, самыми неуклюжими орудиями, часто несовершенно изготовленными своими руками и несовершенно сработанными предметами и выкованными на родных наковальнях. Его плуг - это, в основном, суковатая ветка дерева, заостренная железом, достаточная для того, чтобы плуг мог укореняться в почве. Можно было бы подумать, что страна может предложить многообещающее поле для некоторых предприимчивых производителей таких орудий, как мотыги, косы, вилки для сена, маленькие сильные плуги, культиваторы и др.
Эти люди трудолюбивы, особенно женщины. Я встретил сербскую крестьянку, возвращавшуюся вечером домой после работы в полях, с толстым, тяжелым ребенком, неуклюжей мотыгой, не намного легче, чем мальчик, глиняным кувшином с водой, и в то же время , с небольшой ручной прялкой с веретеном. Некоторые люди спорят о невозможности делать две вещи одновременно. Я не могу сказать, могут ли эти бедные женщины работать мотыгой, смотреть за ребенком и прясть шерсть в одно и то же время весь день, хотя я действительно не должен был бы сильно удивляться, если бы они это сделали.
Глава 8. Болгария, Румелия, в Турцию.
Дорога, ведущая в Болгарию от таможни Зариброд, довольно хороша кроме нескольких километров, когда встречаются подъемы и неровное покрытие. Это страна коз и стада коз повсюду. Непосредственно впереди горы угрожающе надвигается шторм, но он не достигает той местности, по которой я еду: он проходит южнее и делает дороги на несколько миль почти непроходимыми. В горах я постоянно встречаю «болгарский национальный экспресс» - вьючные обозы, перевозящие товары туда-сюда между Софией и Нишем.
Большинство этих животных слишком загружены, чтобы думать о том, чтобы возражать против появления чего-либо на дороге, но некоторые наряды возвращаются из Софии только в «балласте». Один из них, несомненно, безмерно обрадован их непривычной легкостью, преодолевает всю сдержанность при моем приближении и несется в панике по холмистой гряде, доводя своих погонщиков чуть не до слез. Чтобы не происходило в этой самобытной части мира, люди здесь, видимо, склонны к похвальному благодушию: вместо того, чтобы тратить время на попытки ругаться со мной из-за этого, они спокойно собирают разбросанный обоз, как будто бегство лошадей было самой естественной вещью. Болгария - по крайней мере, по маршруту, которым я её пересекаю, - это страна гор и возвышенных плато, и жителей, которых я должен назвать «скотоводами Востока», по своему внешнему виду и манере поведения, они сродни и крестьянам моравской долины и ковбоям переселенцам из Небраски. В горах встречаются стада коз, которые пасут люди мало интересующиеся цивилизованным миром, а нагорные равнины усеяны стадами пони, которые требуют постоянного наблюдения в интересах разбросанных полей, засеянных зерном. На обед я останавливаюсь в малообещающей по виду механе, возле скопления мазаных лачуг, которые, как я полагаю, болгары считают деревней, и я был награжден самым черным из черного хлеба, в составе которого песок не играл существенной роли, и остатками курицы, убитой и тушеной в какой-то неопределенный период прошлого. Из всех мест, отвратительных мест предназначенных для голодного путника, болгарская механа является самой отвратительной. Черный хлеб и мастика (состав из резины и бостонского рома, как я понял)(на самом деле, крепкий алкоголь на основе анисовой вытяжки), похоже, являются единственными вещами, которые обычно хранятся на складе, и все в этом месте ясно указывает, что владелец не знает имеет самого элементарного представления о чистоте. Но горы, которые я недавно преодолел, надвигается шторм, и, проглотив мой неприятный обед, я спешу сесть в седло и отправиться в сторону Софии, на расстоянии тридцати километров. Дорога, по меньшей мере, ничего хорошего, но воющий ветер, дующий из района надвигающейся бури, быстро разгоняет меня, несмотря на неровности, колеи и нежелательные дорожные качества в целом. Регион представляет собой возвышенное плато, из которого лишь небольшая часть возделывается. Соседние пики покрыты всё еще не растаявшими снежными пятнами и прохладные горные бризы напоминают воспоминания о нагорье Ларами (Вайоминг). По дороге часто встречаются мужчины и женщины возвращающиеся на лошадях домой из Софии. Женщины украшены бусами и безделушками, и похожи на любимых скво «Сидящих на корточках бобров» или «Сидящих быков» (автор намекает на индейцев и на их прозвища), и, кроме того, подражают своим краснокожим сестрам с Дальнего Запада, сидя на лошадях, как мужчины. Но в вопросах художественного и обильного убранства, скво далеко отстают от крестьянок Болгарии. Мужские одежды представляют собой комбинацию из овчины и толстого, грубого, шерстяного материала, свалянного женщинами и украшенного по образцу узоров, которые их предки привезли с собой несколько веков назад, когда они впервые вторглись в Европу. Болгарское седло, как и все остальное здесь, сделано грубо и отвечает двойному назначению седла для перевозки вьюков или для езды - самодельная, громоздкая вещь, которая представляет собой нагрузку для лошади.
В 4:30 вечера Я въезжаю в Софию, столицу Болгарии, преодолев сегодня сто десять километров, несмотря на грязь, горы и дороги, которые были не самыми лучшими. Здесь я снова должен посетить менялу, потому что несколько моих сербских франков не действуют в Болгарии. И еврей, который просил себе прибыль в два франка за фунт в Нише, теперь, похоже, сам дух справедливости, по сравнению с его соплеменником с крючковатым носом здесь, в Софии, который хочет получить два сербских франка в обмен на каждую болгарскую монету той же внутренней стоимости; и лучшее, что я могу получить, обращаясь к нескольким менялам, - это пять франков в обмен на семь. В гостинице «Конкордия» в Софии вместо тарелок, мясо подают на круглых плоских деревянных блоках по окружности блюдца - поднос времен Генриха VIII. Два уважаемых гражданина, сидящих напротив меня, ужинают черным хлебом и нарезанным огурцом, оба пальцами вылавливают ломтики огурца из деревянной миски.
Жизнь в болгарской столице, очевидно, имеет свое законное сходство с жизнью страны, которую она представляет. Один из телохранителей принца Александра, на которого мне указывают на базаре, выглядит полуварваром, одетым в национальный костюм сильно разукрашенный орнаментом, с огромными восточными пистолетами в поясе и золотым плетением в тюрбане, опоясывающим голову и свирепыми усами. Солдаты здесь, даже сравнительно удачливые, стоящие на страже у входа в княжеский дворец, выглядят так, словно у них не было новой формы в течение многих лет, и они давно уже отчаялись получить ее. Война и сдача в плен какой-нибудь более богатой нации, которая бы одела их в приличную форму, вероятно, не будет нежелательным событием для многих из них. Бродя по базару, после ужина я вижу, что улицы, дворцовые площадки и фактически все места, которые вообще освещены, освещаются растительным маслом, за исключением минаретов мечети, которые освещаются американской нефтью. Газ и уголь неизвестны в болгарской столице. Во всем, что делают эти люди, явно не хватает системы. Исходя из моих собственных наблюдений, я склонен думать, что они не обращают внимания на общепринятые разделения времени, но управляют своими действиями исключительно согласуясь с дневным светом и наступающей тьмой. Здесь нет ни восьмичасовой, ни десятичасовой системы труда; и я искренне верю, что индустриальные классы работают все время, за исключением тех случаев, когда они делают паузу, чтобы перекусить черным хлебом и поспать три или четыре часа ночью. Ибо, когда я иду по улицам в пять часов утра следующего дня там были те же люди, которых я наблюдал на разных занятиях на базарах, занятых своим делом, как будто они не спали всю ночь. Также рабочие, которые строят дом, в девять часов вечера вчера, под мерцающим светом маленьких нефтяных ламп, и в пять утра они уже не выглядели как люди, которые только начинают свой день. Востоку, с его примитивными методами и упорным следованием путями своих предков, вероятно, нужно работать эти дополнительные долгие часы, чтобы добиться хоть какого-либо прогресса. Как бы то ни было, на Востоке меня поразило трудолюбие реальных рабочих классов. Но в практичности и изобретательности восток, к сожалению, несовершенен. Перед выездом я делаю паузу на базаре, чтобы выпить горячего молока и съесть булочку белого хлеба, причем первое необходимо, потому что утро довольно сырое и холодное. Ветер все еще штормовой, и рота кавалерии, идущая на тренировку, одета в тяжелые серые верхние одежды, как если бы это была середина зимы вместо двадцать третьего июня. На дороге встречаются грубо одетые крестьяне, несущие большие банки молока в Софию с соседних ранчо. Я останавливаю некоторых из них, чтобы проверить качество их молока, но неизменно нахожу его не процеженным, и сосуды выглядят так, как будто они до сих пор не знакомы с кипячением. Другие несут на плечах мешковатые мешки с творогом, сыворотка от которых нередко стекает по их спинам. Чистота, без сомнения, рядом с благочестием; но болгары, кажется, довольно далеки от обоих. Они нуждаются в цивилизованном влиянии мыла так же сильно, как и во многом остальном, и если миссионеры не могут обучить их христианству или цивилизации, то может быть не плохая идея, попробовать эксперимент по запуску одной или пары мыловаренных фабрик в стране. На укрытых от цивилизации склонах болгарских плато проживает дикость. Но спасение идет в виде соединения Румелианской железной дороги с юга и сербской линии к северу от Балкан. В течение еще многих лет грузовому отделу этой первой железной дороги будут противостоять команды волов и скрипящие, стонущие повозки, потому что акционеры и управляющие железной дороги не могут довольствоваться эксклюзивной диетой из черного хлеба и завядшего огурца, для разнообразия, по воскресеньям, как болгарские возницы, а также потому, что локомотивы не могут бесплатно пастись на холме. С другой стороны, конкуренция не будет настолько односторонней, как можно представить. Длинные караваны этих воловодов встречаются сегодня утром, перевозя грузы и строительный материалы от железнодорожного вокзала в Румелии до Софии.
