Он думал, что остался ему жизни срок не долог,

Но так и не приблизился он к мудрости даосов.

Учили его текст ученики, известным ставший,

Конфуций песни пел, себе подыгрывал на цине,

Но не успел допеть всю песню, как на половине

Из лодки вышел Рыболов, к их берегу приставшей.

Вся борода и брови у него были седыми,

А волосы, распущенные, на лоб нависали,

Ступив ногами возле рощи на берег босыми,

Стал слушать песню он. Ученики его не знали.

Дослушав песню, он спросил: «Кто этот муж, почтенный»?

Цзылу ответил: «Он из царства Лу, из Кунов рода».

– «А чем он занят, вид имея необыкновенный?

И в чём его заслуга среди нашего народа»?

– «Характер свой доверию и преданности вверив,

Он милосердие и справедливость укрепляет,

Чтоб люди преданы царю были, в него поверив.

Он отношений правила меж всеми отбирает,

Чтобы обряды с музыкой народ весь украшали,

И приносили пользу красотой всей Поднебесной,

Чтобы во всём народе отношенья улучшали,

Даёт природы знанья он, духовной и телесной».

– «Владеет ли своей землёй муж этот благородный»? –

Спросил гость. Тут, вопрос услышав, Цзылу растерялся.

– «Нет, – молвил он, – учителя путь – одухотворённый».

Гость повернулся, пошёл к лодке, только рассмеялся.

– «Его ведь вовсе милосердье не освобождает,

Как далеко он отошёл от всякого ученья,

Напрасно изнуряя тело, сердце утруждает,

Ему вряд ли поможет от безумия леченье».

Цзылу вернулся, доложив Конфуцию об этом.

Откинув цинь, тот словам этим очень удивился,

– «Уж не мудрец ли тот, о ком я уже слышал где-то»?! –

Сказав, поднялся и на берег к мудрецу спустился.

Увидев мудреца, поклон отвесил он двукратно,

Сказав: "Мысль вашу вы, учитель, не договорили.

Ничтожный, я, ваш раб, мечтал вас видеть многократно,

Но вы моё жилище стороною обходили.

Я, Цю, негодный, не узнал, что вы сказать хотели.

И я, ничтожный, ожидал всегда вам покориться,

И наконец, меня здесь ваши очи лицезрели.

Так помогите ж мне, чтоб я для мира смог открыться».

– «Ах, – молвил Рыболов, – сильна твоя любовь к ученью».

Конфуций, те слова услышав, дважды поклонился:

– «Я с детства предан шестьдесят лет этому стремленью,

Но Истину постичь умом ещё всё не добился.

Могу для этого ли сердце я своё очистить»?

– «Подобные по роду следуют все друг за другом, -

Сказал мудрец, – стараясь одинаково все мыслить,

Поэтому их мысль и замкнута единым кругом.

Подобные друг другу только могут откликаться.

Таков естественный закон, и вещи все такие.

Я объясню, чем мы с тобою можем отличаться.

То, чем всегда ты занимаешься, – дела людские:

Дела царей, простолюдинов и мужей великих.

Принадлежит так каждый в мире только своим знаньям,

Не существует ведь на свете, здесь, людей безликих,

И всех нас разделяет в вещах разность пониманья.

Когда все на местах своих – прекрасное правленье,

Народ весь радуется, промахов не замечает,

Но смуты больше нет той, когда видят нарушенье,

Когда в правленье кто своим постам не отвечает.

Когда в делах чиновников царит везде порядок,

Когда чины свои обязанности исполняют,

То наблюдается во всей стране во всём достаток,

Все люди делом заняты, и зла не проявляют.

Поэтому простолюдинов в жизни все заботы:

Заросшие травой поля или дома без кровли,

Нехватка пищи и одежды – суть всей их работы

В полях, в домах, лесах иль на реках, при рыбной ловли.

В срок не внесённые налоги, или в семье раздоры,

Меж старыми и малыми в делах непониманье –

Всё это у простолюдинов вызывает споры,

Являясь всей заботой в мире их существованья.

Заботы же мужей великих несколько другие:

Небрежность или лень народа и всех подчинённых,

Которые забыли все свои дела благие,

Погрязнув сердцем в куче дел, достоинств всех лишённых;

Или не справиться с обязанностью опасенья,

Утратить имя доброе и прежние заслуги;

Иль уклониться от порученных дел выполненья;

Ранг потерять и жалованье, что бояться слуги.

Царя заботы: при дворе слуг верных недостаток,

Влиятельных родов мятеж, иль скрытые интриги,

Престижа государства и влияния упадок,

Урон авторитета через подрывные книги.

Гармонии утеря между холодом и жаром,

Также зимы несвоевременное наступленье,

Вред, нанесённый вещам засухой или пожаром,

Смуты царей, захваты, войны, богатств истощенье.

А также общий непорядок в музыке, обрядах,

Ведущих между всеми в отношеньях к ухудшенью,

Распутство среди знати, и в народе беспорядок,

Природные несчастья, рождающие лишенья.

Но ты государя не облечён же ныне властью,

Ни ранга не имеющий, ни должности достойной,

По собственному произволу украшаешь страсти,

Обряды, музыку для жизни находя пристойной.

Ты ищешь правила, чтобы улучшить отношенья,

Ты слишком много на себя берёшь, так поступая,

И вряд ли в обществе произведёшь ты улучшенья,

Присущих в чём восемь пороков кроются, не зная.

Четыре зла у слуг есть нерадивого служенья:

Что не поручено, то делать – власти превышенье;

В болтливости, вниманья что не стоит выдвиженье,

А лесть есть без разбора лжи и правды восхваленье.

О недостатках судит кто чужих со всею страстью

Или со всей предвзятостью – зовётся поношеньем.

Зовётся бунтом то, кто не доволен чей-то властью,

Откалываясь от родных, друзей всех отделеньем.

А злонамеренность – когда кто хвалит, но с обманом,

Удар планирует, используя средство любое.

Коварство – когда допускают доброе и злое,

Чтоб хладнокровно овладеть, как вор, чем-то желанным.

Из-за восьми пороков вовне смуту поднимают,

Среди других людей, внутри себя самого губят,

И даже благородные мужи жизни лишают

Тех, кто им предан, и кого в жизни они любят.

Четыре зла: к важным делам питает кто пристрастье,

В обычном перемены ищет или измененье,

Чтобы присвоить себе славу и добиться власти:

Все эти действия зовутся злоупотребленьем.

Когда вершат дела по собственному произволу,

Для своих нужд людей дурачат, алчность проявляют.

Высокомерие – когда ошибок видят гору

Своих, и вопреки советам их усугубляют.

Не разбирая, кто хорош, кто плох среди подручных,

Согласных одобряют, несогласных осуждают,

С привычкой постоянно жить средь славословий, звучных,

Обычно так в народе самодурством называют.

И прежде чем ученикам давать свои уроки,

Распространять среди людей сомнительные знанья,

Сумел бы уничтожить зло, изжить свои пороки,

Тогда начать ты смог и сам своё бы воспитанье».

Конфуций опечалился, услышав наставленья,

Вздохнул, два раза низко Рыболову поклонился,

И после этого пересмотрел своё ученье,

Все говорили, что Учитель в жизни изменился.

Конфуций много понял с Рыболовом, при их встрече,

Признавшись мудрецу, что в жизни был всегда несчастен,

На мир по-новому взглянул, услышав его речи,

Но изменить свою судьбу, увы, – не в его власти:

– «Меня, Цю, цари дважды из Лу царства изгоняли,

А в царстве Сун на меня люди дерево свалили,

Из Вэй следы, бежав, с учениками заметали,

В осаде между Чэн и Цай чуть было не убили.

Как мог же я четыре раза избежать позора,

Когда не понимал, вина моя в чём состояла»?

Услышав, Рыболов не мог не высказать укора,

Конфуция признанье его очень огорчало.

– «Как трудно вразумить тебя, – сказал мудрец устало, -

Боявшийся на свете своей тени на дороге,

Своих следов, от них бежал, но тень не отступала,

Как ни спешил он убежать от них в большой тревоге.

Чем двигался быстрей, следов тем больше оставалось,