Илья был очень вынослив и целеустремлён. Ещё в детстве осознав, что армейская служба на благо Родины требует от него хорошей физической формы и закалённого характера, он стал заниматься спортом. Вы когда-нибудь встречали человека с мозолями на костяшках пальцев? У Ильи они были – от отжимания на кулаках. Каждый день по столько раз, что кожа стиралась. До встречи с Ильёй мне не попадались люди самоотверженней, честней, надёжней и… наивней. Илья поступил в высшее военное училище, откуда должен был выпуститься офицером. Но не выпустился. Разлуку с родными он пережил. Лишение привычного образа жизни – тоже (ни книжек, ни фильмов, ни песен, один только в сердце огонь). Но повальная бессмысленность строго контролировавшийся бесцельности – сводила с ума. Вместо сплочённого коллектива товарищей-однополчан Илья столкнулся со звереющими самцами, запертыми в клетку, – то есть: с похотью, злобой, коварством, воровством, соперничеством и ненавистью. А ещё с безалаберностью и развалом экономики. Коррупция и кумовство уничтожили все социальные институты РФ, даже армию, съедавшую львиную часть бюджета, что и вскрылось в феврале 2022, когда Zоперация вместо блицкрига оказалась бойней.
В высшем учебном заведении по подготовке офицеров банально не было душевых кабин или хотя бы солдатских «бань». Илья мочил «вафельное» полотенце под струйкой рукомойника и вытирал подмышки, чтобы хоть как-то поддерживать гигиену. Через несколько дней растёртая кожа загноилась, родители забрали Илью на лечение, и с офицерским будущим пришлось распрощаться. Но Илью призвали в обычные мотострелки, и он попал в учебку водителей БМП. Там Илья, которого уже тошнило от реальности, проявил упрямство, и один из сержантов опустил ему на голову табурет. Рассечение пришлось зашивать в госпитале, и в эти прекрасные мгновения к нему повадились следователи допытывать, кто стал причиной его травмы.
В армии дружбы нет. Если парни испытывали друг к другу чувства товарищеской привязанности, которыми Илья восторгался в военных кинофильмах, то их называли «гомиками» и подвергали остракизму. Так что в казармах процветало только взаимовыгодное партнёрство. Если с человека было что взять, тогда завязывалось общение. Покурить, выпить, скинуться на проститутку – какая ценность ещё могла быть востребована? Да та же, что и во все времена земной истории – информация. Тесная общинность солдат позволяет всегда быть в курсе личной жизни соседа, а кому-нибудь эти сведения могут быть выгодны. Солдаты закладывают друг друга, и это считается изощрённым искусством. Наш старшина хвастался, что его осведомителями всегда были те, на кого взвод никогда не мог подумать. Но имена раскрывались только после демобилизации. Если же тебя раскрывали, как доносчика, – тебя ждал позор, всеобщее презрение и самая обидная кличка из всех – «суч». В высшей мере лицемерная защита морали от предателей, но маргинальным структурам почему-то важно выделять повсеместную постыдную практику в отдельную категорию и заниматься показательной поркой «нарушителей», мол, вот как мы честь и достоинство блюдём. Страшная правда существования деградирующего народа.
Илью допытывали с изощренным садизмом. Так называемые стражи порядка в лице прокуроров и следователей угрожали Илье последствиями для его семьи. Они сыпали личными данными его родственников в лучшей манере юного Клинта, разыгрывавшего должностных лиц академии, угрожая расправой над ними так, что Илье казалось всё дурным сном. Ну, не могли офицеры прокуратуры так себя вести с солдатом, получившим стулом по голове. Не шпиона же они ловили, а выясняли простое нарушение субординации в занюханной учебке. И мальчишка сломался. Илья назвал фамилию обидчика, на сержанта завели дело и их обоих оставили служить в том же подразделении на тех же должностях. Типичная судебно-процессуальная практика в РФ.
Илье конечно же объявили бойкот и устроили травлю. Было ужасно. И тут ему предложили поехать в бригаду уборщиков в военный санаторий под Ленинградом. Илья согласился и попал в лапы безумного полковника. Все в санатории уже были в курсе, что Илья – «суч», так что его и там ждала веселая жизнь. Но к самой тяжёлой работе по уборке прилагалось и исполнение прихотей доведенного до отчаяния одиночеством полковника. Подробностей Илья не рассказывал, но я полагаю, что физически вряд ли Илью осмеливались трогать после истории с прокуратурой. Однако находиться в звуковом фоне вечного порицания, обзывательств, ненависти и унижений – та ещё перспективка. Но и она закончилась. Илью направили в наш разведвзвод, а Дагестан, к счастью, не славится дисциплиной. Без устава, заполучив отдельный кубрик, Илья наконец-то отдохнул, хотя и молва о том, что он – «суч», его опередила. Рассказал об этом второй наш водитель из той же учебки, что и Илья, но у нас были более либеральные нравы, чем в закрытых военных частях материка. Я сдружился с Ильёй и лениво пытался раскрыть всем глаза на то, что на самом деле это второй водитель «суч», раз он растрепал данные по Илье. Но всем было по боку, наши разведчики были заняты продажей всего, что плохо в части лежит, и разводом на деньги контрактников. Всё закончилось тем, что Илья напился и полез к второму водителю драться, приговаривая: «хватит меня сучить», а второй водитель его побил. Я не вмешался, надеясь что побои (синяк под глазом. При полковнике Санчике даже эта "травма" могла стать доказательством неуставных отношений. При Санчике, например, из моего взвода загремел на нары рядовой Земцов) можно будет снять в полиции и завести на второго водителя дело, но Илья отказался. Мы не сошлись с ним видением не только в этом вопросе. Я не привык разбрасываться друзьями и собирался после армии навестить Илюху дома, может даже найти в Череповце жильё и работу, и поделился с ним этими планами. Мы лежали на шконках в его кубрике и слушали хэви-метал с мобильника. В армии рок не признавали, слушая блатняк, попсу или рэп, поэтому, когда мне отец прислал по почте флэшку с музыкой, мы будто выбирались из гнусного ада в другой мир на время прослушивания. Но даже эта атмосфера близкого дембеля не действовала на Илью. Он был категоричен.
– Я не хочу, чтобы ты ехал ко мне. Любое армейское лицо будет напоминать мне о пережитых ужасах. Даже твоё.
Это было моё первое разочарование в дружбе, но я понимал, что как бы я ни старался, каким бы полезным и надёжным товарищем бы не был, я не смогу снять психологический груз, лишающий человека человечности. Выжить – не главное, важно знать, для чего. Это стремление делает выживание лишь способом достижения. Но иногда всё-таки средства перевешивают цель, и тогда сознанию ничего не остаётся, как закрыть эту страницу чёрной драпировкой и делать вид, что её никогда не было.
Клинт любил армейские занятия, и у него неплохо получалось. Но большинство его достижений в пехоте произошли не от того, что он был крутым «рейнджером», а от того, что Уоттс был лучшим офицером разведки. В школе и дома он с удовольствием изучал сталинскую танковую доктрину, тактику повстанцев в Сальвадоре и моджахедов на Ближнем Востоке. После терактов 11 сентября Клинт думал, что скоро возглавит роту морпехов в Афганистане, но вместо этого ему позвонили из ФБР. Клинт отправил по почте анкету вербовщику в августе 2001 года, впрочем, после нападений «Аль-Каиды», Бюро начало набирать новичков так, как никогда раньше. ФБР задрало проходную планку выше некуда, и всё равно Клинт проскользнул, буквально чиркнув её макушкой. Он поступил в Бюро в 2002 году, стал специальным агентом в объединённой целевой группе по борьбе с терроризмом в Портленде, и… возненавидел это. Его первая работа в ФБР закончилась в 2003 году. Клинт наслаждался борьбой с терроризмом: допросами, слежкой и разработкой источников, и служил с отличной командой следователей, которые многому научили его за короткое время, но Клинт терпеть не мог бюрократические проволочки и особенно своего начальника. И ФБР, и Клинт несут равную ответственность за скорое его увольнение, ведь Клинт слишком быстро перешёл от военной жизни к гражданской, а ФБР в 2002 и 2003 годах было не слишком тактичным после 11 сентября.
