– Когда она и была твоя? Вспомнил!

– Подобрали, значит, куколку мою? Отчистили, приодели, в новых – старых играх задействовали. А ничего себе и смотрится, я бы, пожалуй, согласился её принять, да вот незадача. Усадьбы у меня прежней уж нет, а Эля, как и всякая дорогая кукла – украшательство не для лачуг. Знаешь, с кем она там? Шепни на ушко. Я давно уж её не ревную. Так спрашиваю. Из низкого любопытства. Я же низкий в твоём мнении, значит, всякая моя эмоция низкого свойства.

– Я за другими никогда не слежу. У меня времени нет. Я работаю много.

– Работаешь? Это плохо. Такая женщина не должна работать как какая-то простолюдинка или тягловая скотина. Выбери меня, а уж я освобожу тебя от любой работы. Оставлю для тебя только вкушение удовольствий… – Нэя пыталась освободиться из его объятий. Впервые в жизни она почувствовала это чудовище настолько близко от себя. Огромный, горячий, душистый, поскольку не жалел для себя самых дорогих ароматов, он нависал над нею, и спасения в таком диком месте от него могло и не быть. За всё время всего лишь одна случайная парочка и прошла мимо, да и та быстро убежала, испугавшись агрессивного жеста Чапоса, выглядевшего тем, кем он, собственно, и был. Бандитом.

– Эля не для лачуги, а уж я так и быть сгожусь, – она толкала его от себя.

– Простодушная ты чудачка, хотя и аристократка. Да я для тебя любой дворец куплю. Дом твоего отца выкуплю вместе с парком. Только согласись принять мою любовь к себе… – Он нагло и плотоядно совал свой горящий взгляд туда, где под прозрачным шарфиком дышала её грудь, сдавленная страхом. Ведь она сама же наполовину скинула пелерину со своих плеч, открыв красивое платье. Пытаясь вновь натянуть подарок Ифисы на себя, она поневоле прижималась к Чапосу плотнее.

И напрасно она так расслабилась. Он тотчас же сжал её настолько свирепо-сильным объятием, что почудился хруст собственных рёбер. Ей реально стало нечем дышать, а всё же она учуяла, что уже лежит вдоль скамьи, а он нависает над ней точно так же, как в том жутком видении в «Ночной Лиане». Только искажённое бурое лицо не было иллюзией, насланной коварной «Мать Водой».

– Забылась ты несколько, обитая за недоступными стенами. Ишь, какая грудь-то у тебя прекрасная… – и он впился своими ощутимо горячими губами в самую ложбинку между полушариями грудей, жадно, но и бережно охватывая их снизу и не делая попытки залезть глубже. Тем самым очерчивая границы и давая понять, что это лишь ласка, не ведущая ни к чему опасному, – Не стоит порождать соблазн там, где тебя могут неправильно понять. Ты хоть и возвышенная особа, а красота твоя может привлечь отнюдь не тех, кто тебе ровня.

Нэя и не ощущала страха, а вот отвращение, и не к Чапосу, а к себе самой вдруг возникло. И настолько острое… как после насилия Чёрного Владыки или кого? в подземном отсеке… Только она отлично знала, что Чапос насилия не совершит, как бы он ни напирал на неё массивной тушей. Во-первых, день, во-вторых, тут редко, но шастали люди, а в-третьих, не того Чапос хотел. Он никогда не страдал обездоленностью в смысле женских ласк. Он, ценитель изысканных утех, придавал большое значение комфорту самой обстановки. Он всего лишь играл, наслаждался своей силой и властью над всякой, кто и попадала в его тиски. А он отчего-то пребывал в уверенности, что Нэя в его власти.

– Ишь, замаскировалась лишь поверху, а под дрянной пелериной-то какую роскошь на себя навертела. И к кому же ты тут приходила собою покрасоваться? Или присматриваешься к кому-то? Учти, узнаю кто это, не жить ему, если посмеет к тебе прикоснуться.

– У меня есть избранник, с которым я уже давно вместе, – сдавленно пробормотала Нэя, высвобождаясь из-под его гнёта. Он не препятствовал, разжав свои руки, после чего поднял её с поверхности скамьи с лёгкостью, как тряпичную куклу, поражая силой, устроил в прежней позе и сел рядом. Она с трудом приходила в себя, передёргивая плечами и пытаясь снова закутаться в «щедрый дар» Ифисы.

– Избранник? Неужели в Храм Надмирного Света с ним ходила? Вот уж не верю! Не пойдёт он туда! Его в пределах Храма магический огонь опалит, как чужака и кощунника. Нельзя было тебе входить в близкие отношения с тем, у кого кровь другая! Накажет тебя за это «Мать Вода» будущими несчастьями. Но если я войду с тобой под сияющую кровлю Храма, то тем самым ты очистишься под излучениями зелёного огня от тех воздействий, коим и подвергалась, будучи в обладании подземного оборотня. Надмирный Отец великодушен. Он тебя простит. И я тебя прощу. Я великодушный тоже. Спроси у Эли, она знает, насколько я был добр к ней, пока она сама не стала мне перечить.

– Дурак! – Нэя не слушала его болтовню, расправляя платье, скомканное ручищами Чапоса. – Напускал мне своих слюней за пазуху, будто никогда женщин не имел. Казалось бы, должен давно всякий вкус утратить к подобным юношеским безумствам… Хватать белым днём… чужую жену к тому же…

– Чья ты жена? Ты пока что ничья.

– Я не свободна, и тебе это отлично известно. Также тебе известно, чем может для тебя закончиться твоя выходка, расскажи я о ней тому, кого ты продолжаешь считать в своём недоумии равным себе по силе, – но тут у Нэи не было никакой уверенности, что у неё действительно есть такой защитник. Вот недавно был, а теперь? – Ты лучше к Эле вернись, раз уж один. Она точно тебя не забыла.

– Ну что же, – раздумчиво протянул Чапос. – Даю тебе время поломаться, как оно тебе и положено в силу происхождения. А пока будешь раздумывать над моим предложением, то Эле передай, чтобы приходила ко мне в любую томную ночку. Она знает, где меня искать. Так и скажи, тоскует душа Чапоса по старым подругам. Претит мне глупая молодь, а чужие старухи мне на что? Только те, кого я любил, для меня вечные красотки. А уж я на подарки буду щедр.

Он щерился в попытке улыбнуться, но и это его не красило, не делало добрячком. Он выглядел весьма зловеще, так что казалось, в любую секунду может сдавить, бросить на плечо и утащить, куда угодно. Нэя, пока елозила, пододвинулась к самому краю скамьи, лишь бы от него подальше. Внезапно в процессе своего мнимо-добродушного балагурства он замолчал и будто забыл и о сути разговора, и о самой Нэе. Опустил голову, как будто сильно устал, или настолько хочет спать, что вот-вот и отключится. Обрадовавшись, Нэя хотела убежать от него, но он ловко схватил её за подол и притянул к себе. Так что ей пришлось снова сесть рядом. Тут бы и попросить его отвезти её до ЦЭССЭИ, ведь точно его машина где-нибудь торчит поблизости, но садиться в его машину добровольно? Без всякой уверенности, что он отвезёт, куда и требуется, а не туда, откуда дороги назад уже не найдёшь…

– Если начистоту, то таких как Эля у меня столько было, что я их и в лицо-то не помню, – продолжил он. – Просто этой мелкой блохе удалось присосаться к тому самому источнику на моём теле, который у меня никогда не иссякал, а потому мне и не было жалко. Одной блохой больше, одной меньше, – надоело, так и стряхнул всех разом. Мне настоящая возлюбленная – прекрасная женщина и умный друг нужна. А блоха, даже крылатая, ею быть не может.

– И Уничка была блохой? – спросила Нэя.

– Нет.

– Ну, так и найди её, коли уж тебя так потянуло возродить в себе молодость чувств. Да и Анит молодая совсем…

Что-то сдвинулось в Чапосе, чугунное лицо заметно смягчилось, крупные губы расползлись не в ухмылке, а в настоящей улыбке, – Она не Эля. Она не простит. И тогда её не купишь. Да и где я её найду? Умчалась как ветер, не догонишь.

– Не можешь ты быть ничьим возлюбленным, – сказала Нэя, приказав себе не бояться его.

– Слышал я, что Эля моя давно уж ублажает Инара Цульфа. Так что после такого прелого мешка как он, я к ней, пожалуй, побрезгую и прикоснуться.

– Заладил «моя»! Давно она не твоя!

– Моя. Только я её вышвырнул и позволил ей быть как бы ничейной. А захотел бы, вырвал бы у любого, после чего оторвал бы ей одну руку и одну ногу, оставив из щедрости одну ногу, чтобы ей прыгать, а руку, чтобы можно было костыль держать. Но пусть не переживает, – месть ничтожной блохе для меня унизительна.