«За что я столько её терзал и продолжаю это делать? Лучшую женщину планеты, подаренную незаслуженно их Надмирным Светом? За что? Хотел бы я и сам знать ответ на твой вопрос, моя болотная нимфея. Я сам же вытащил тебя из твоего болота, и вот ты вянешь на глазах… – так бы он спросил себя, если бы мысль оформилась словесно. Но это была лишь редукция слов – полу мысль, полу чувство. В голове было гулко и пусто, как и в холле. Пыль, поднятая тем камнепадом, вызванным дочерью, не улеглась, тяжелый минерал, грохнувшийся о поверхность стола, был его эхом.

Он смотрел на разгром ниш – витрин, не воспринимая сияния и радостной игры своих кристаллов, оставшихся там, где ниши были закрыты от чужих рук. Таких было большинство. Нэя даже не поняла того, что в момент своего гнева она вызвала в нём сильное желание, привычная реакция на неё, возникшая после стольких дней разлуки. Если бы она подошла со своим булыжником совсем близко, а он ждал, он схватил бы её за руку и притянул к себе. Ведь он же понимал, что она не ударит. Но сам он не встал и не подумал даже. И внезапное желание к ней не было способно изменить в данный момент его сдвига, пихнуть в привычную колею, из которой его вдруг вышибло. Мысленно он продолжал ощупывать те бившие его камни-обвинения дочери, признавая их правоту и ноя от ушибов. От прихода Нэи лучше не стало. Лучше бы она не приходила.

Он взглянул на разбитый огромный минерал на столе и поразился до того, что даже привстал, не веря явившему себя зрелищу, забыв и о дочери, и о Нэе. Из отполированного бока диковинного булыжника смотрело лицо Тон- Ата. Лицо было искажено злобой, какую люди определяют, как сатанинскую. Он, не мигая, таращил жёлтые глазищи и безмолвно разевал рот в неслышных проклятиях, не иначе. Рудольф не мог ни узнать его. Те же белейшие волосы, отброшенные львиной гривой от его лба, тот же скульптурно-совершенный нос с большими ноздрями. И презрительная гримаса, искривившая тонкие растянутые губы, открывшая его мощные и отнюдь не старческие клыки. Он был подобен вспышке, которая ударила Рудольфа в лоб, от чего он покачнулся и еле сохранил равновесие. После этого камень погас и стал чернеть на глазах, делаясь из светло-оранжевого сначала коричневым, а затем и рассыпался непонятной трухой, похожей на торф.

– Это что? – спросил Рудольф у трухи, лежащей на его кристаллическом служебном столе. – Что это было?!

Нэя разбила хрупкий минерал, один из тех, что он притащил из пещеры, найденной в горах? Нет. Он не помнил того, что находил нечто подобное. И почему он не замечал его прежде? Он затерялся в калейдоскопе себе подобных, и кто подложил его, уже не узнаешь. Гелия, конечно. Это и было око Паука в их Центре, а Тон-Ат был агентом Паука в Паралее. Но… Он же погиб вместе с Гелией в эпицентре взрыва, в столичной Телебашне, где старый шарлатан и колдун вёл какую-то псевдонаучную передачу – галиматью для скучающих богатеньких и мало образованных домохозяек Паралеи, а также для доверчивых любознательных подростков. Или он и не погиб, как и уверял его Хагор. Не лгала пьяная Лата Хонг, откровенничающая о своем прелюбодеянии со старым мужем Нэи где-то в фешенебельной вонючей каморке «Ночной Лианы». И замаскированное в его холле око Паука – его наблюдающее устройство продолжало отслеживать все деяния землян на поверхности, благо, что только на поверхности, ЦЭССЭИ. А при обнаружении включилась программа самоуничтожения.

Зачем загадочный внедренец – шпион бросил свою внучатую падчерицу одну? И зачем столько лет держал её в цветочной тюрьме? Прикасаться к шипящей бурой фантасмагории, реально себя явившей, но не имеющей никакого объяснения, было и страшно, и противно одновременно. Изучение же вряд ли что даст. Это как с кристаллом Хагора. Он не поддавался никакому исследованию. Булыжник и булыжник. Что с него и спросишь. Мерзкое крошево, словно подтверждая его мысли, чадя запахом горелого торфа, стало исчезать на глазах, пока он, кашляя от удушающего чада, оторопело взирал на стол. После окончательного исчезновения камня на сияющей поверхности осталась чёрная впадина, как будто нечто расплавило структуру стола. Рудольф плюнул в это место, что было глупое мальчишество от беспомощности. Только Хагор мог бы открыть тайну устройства камня – наблюдателя, но чёртов пьяница никогда не сделает этого. Никогда.

И тут он услышал даже не шёпот, не шелест, а шипение. Из него даже можно было вычленить отдельные и вполне понятные фразы. Звук исходил конкретно от того самого оплавленного места на столе. Рудольф дунул на чадящие крошки, оставшиеся от камня, и они едким прахом взвились вверх, зловонные как самый настоящий тлеющий торф. И он отгоняющим жестом растёр их по собственному носу, испачкав его самой настоящей сажей!

– Оно ещё накроет тебя, запоздалое раскаяние…

Заспанная и бледноватая, Ифиса всё ещё не казалась той, кто стоит в преддверии заката своего непобедимого очарования. Её характерное свечение можно было сопоставить с таким насыщенным зноем днём, что не остынет и ночью. Пасмурные облака заслоняли сияние Ифисы лишь на время. Нэя всегда помнила её примерно такой же, что наводило временами на странные мысли о том, не хранит ли Ифиса у себя некий тайный эликсир вечной молодости? Что давало ей силы для того, чтобы хранить себя блистательной и бодрой при столь затратной жизни? При вечных неустройствах и хроническом невезении в чисто-женском смысле? Всегда одна, всегда скользит от одной временной связи к другой, хотя имеет в себе стремление к постоянству и поиску глубоких чувств. Или же она, такая вот, всего лишь редчайший биологический шедевр, любимое и ласкаемое дитя неласковой в целом природы.

– Ты точно помнишь, что у тебя в сумочке были деньги? – Ифиса спросонья таращила глаза, казавшиеся беспомощными и почему-то детскими. И Нэя впервые вдруг подумала о том, как возможно, что эту женщину посмели когда-то столь жестоко обидеть, лишить всего; детей, счастья, да и самой Судьбы. Только и спасло её отменное физическое здоровье, да врождённое добросердечие, которого не смогли изглодать впоследствии никакие напасти.

– Может, ты их все и потратила вчера, как заказывала пиршество для бездельников из Творческого Центра? А ведь я говорила тебе, для чего и для кого ты тут тратишься!

Нэя растерянно шарила в собственной сумочке. Денег не было. Хорошо ещё, что пропуск в ЦЭССЭИ остался на месте. Вот и понадобилась бабушкина хитрость, – небольшая часть денег, припрятанная на всякий случай в нижнем тончайшем и кружевном корсете. Ифисе Нэя ничего о том не сказала. И как раз перед их встречей свою старую, еле двигающуюся машину Ифиса оставила у мастера по ремонту машин. Иначе она отвезла бы Нэю до самой стены «Лучшего города континента».

– И что теперь? – спросила Ифиса. – Как же ты собираешься добираться домой? У меня на данный момент нет ничего. Вчера последние деньги оставила мастеру для ремонта моей развалюшки, да ещё должна осталась. Бывает же такое невезение! Впрочем, для меня это давно привычное течение будней. В отличие от тебя – любимицы Судьбы. Только и есть у меня, что запасы продовольствия, а там уж как-нибудь, как всегда.

– Разве я хоть что у тебя попросила? – ответила ей Нэя. За окном на травах и вершинах деревьев таяли остатки обильного ночного града, и это после удушающего знойного дня! – Что происходит с погодой? – спросила Нэя, вовсе не ожидая услышать разъяснения тайны климатического безумства от Ифисы. – Не помню даже, чтобы такое происходило в последние годы. Только в детстве так было после того, как пропала моя мама. Она ушла, когда было жарко, а на другой же день пришло лютое похолодание. Даже фрукты недозрелыми падали с деревьев.

– За нашу всеобщую неправедность нам и посылается кара небес, – ответила Ифиса. – Счастье ещё, что кара не огненная. Холод-то уж как-то перетерпим пару дней. – Она долго вздыхала, долго возилась в своих бездонных шкафах, пока не вытащила оттуда немыслимую пелерину – ветошь незнамо какого времени. Оставила видимо для подаяния нищенке, случись той попасться Ифисе на пути. Ифиса очень дорожила своими нарядами, не расставаясь с ними долго, и отдавала их бедствующим подругам, скрепя сердцем даже тогда, когда не носила их в силу изношенности. – Доедешь как-нибудь, – и добавила воодушевлённо, – Эта тёплая и пушистая вещица у меня чудом и завалялась! А точнее, она всегда мне нравилась, поэтому я не хотела никому её отдавать. Тебе как раз впору будет. Только потом верни. Тебе без надобности, так иной бедняжке за счастье будет. Не пойти ли нам вместе к Реги-Мону в Творческий Центр? У него как раз деньги появились. Он же заказ получил на оформление одного непростого заведения после своей выставки. Да и я потребую у него оплату долга, пока он их не размотал.