Я вижу, как Валерик пробивает «двоечку» парню в спортивном костюме, и тот валится — нокаут. А рядом Федя бьет длинного парня под дых — очень резко, молниеносно, парень сгибается и хватается за живот. А вот одного из Фединых друзей повалили и пинают ногами, а второй отбивается взявшейся невесть откуда палкой от наседающих на него пацанов, а третьему чем-то попали по лбу, он утирает стекающую на глаза кровь и отмахивается громадными татуированными кулачищами. А вот Валерик попал кому-то в подбородок, кажется Рыбе, но в тусклом свете фонарей и общем мельтешении — не разобрать кому. Но удар красивый. Как в кино. А вот кто-то бьет меня... меня... я дрался в последний раз классе в седьмом и уже совсем не помню, вот так, на улице. Какой-то парень бьет меня ногой, целясь в живот, но я успеваю увернуться — удар приходится вскользь по бедру. Больно. Их больше, но это преимущество является и недостатком — в драке они мешают друг другу. Мы сбиваемся в кучу и пробуем отбиваться. Мне несколько раз чувствительно прилетает, я тоже кого-то бью, все это длится, может быть, секунд тридцать, но кажется, что прошло полчаса, не меньше... А потом сознание сжимается в какую-то светлую точку, и я просто в ярости машу руками, куда-то, кажется, попадая, но больше и чаще попадают по мне... Мимоходом я удивляюсь, что все еще на ногах... Рядом Валерик — бьется со здоровенным толстым парнем, который пропускает удар за ударом, но почему-то не падает... А потом я чувствую что-то горячее и влажное на левом предплечье. Не больно, отмечаю я с удивлением. А рядом валится на землю Федя Комар.

— Валим! — раздается откуда-то слева, и наши оппоненты поспешно бегут в разные стороны, унося поверженных в бою товарищей. Что же, формально поле боя остается за нами, а значит — мы победили.

Я осмотрел руку — рукав «олимпийки» разрезан и кровь весело бежит.

— Живой? — тяжело дыша спрашивает меня Валерик. — Ну ни хрена себе...

— Живой, — отвечаю я. Друзья пытаются поднять Федю Комара — тот стонет и матерится.

— У него кровь... — говорит один из татуированных мужиков.

Действительно, у Феди кровь, он зажимает рукой рану в животе, но кровь все равно бежит сквозь пальцы.

— «Скорую» нужно! — кричит Валерик. — Где здесь телефон, кто-нибудь знает?

Мы растерянно смотрим друг на друга, никто не знает, где здесь телефон.

В этот кульминационный момент появился наряд ДНД — несколько мужиков с красными повязками. Где вы были три минуты тому назад, спрашивается? Дружинники рассматривали нас с изумлением, словно потеряли дар речи.

— Ни хрена себе! — Первым пришел в себя мужик лет сорока. — Вы тут дрались, что ли?

— Да ты смотри, тут кровь у одного! И у другого!

— Да вы че, охренели, мужики? Не видите — человек кровью истекает? Врача срочно надо!

— Беги, Петро, звони в «скорую»! — скомандовал один из дружинников. И Петро, самый молодой на вид, убежал. — Да не трогайте его, не трогайте, пусть лежит! А тебя как, сильно? — взволнованно обратился он ко мне.

— Не знаю, — сказал я честно. У меня кружилась голова и порезанная рука уже начинала довольно порядочно болеть.

— Вы че, друг с другом, что ли дрались? Ну ни фига себе, два ножевых! — изумлялся дружинник.

— С хулиганами, — объяснил Валерик, который, кажется, пострадал меньше всех. — Просто шли через парк, а тут хулиганы...

— Просто шли через парк, а тут хулиганы! — говорю я громко, чтобы все слышали.

— Хулиганы, — подтверждает один из татуированных Фединых кентов. — Напали на пацанов, а мы мимо идем, полезли отбивать!

Федя шепотом матерится. Наверное, в адрес сбежавших хулиганов.

«Скорая» приехала довольно быстро, минут через семь. И еще через пару минут приехала милиция.

Нас с Федей, который к тому времени уже начал терять сознание, увезли в больницу. Повезло, безразлично думал я по дороге. Могло быть сильно хуже.

Мне действительно повезло. Дежурный врач осмотрел мою рану — она оказалась не большой и не глубокой, затем мне вкололи что-то обезболивающее, наложили несколько швов.

А потом появились маменька и папенька. И были они вне себя.

— Да в порядке все, — успокаивал их дежурный врач. — Необходимости в госпитализации нет. На перевязку походит, все подживет и снимем швы. Ему поспать нужно, в себя прийти. Показан покой и отсутствие волнений!

— Ножевое ранение! — маменька была бледна и напугана. — Они же могли... могли...

Врач принес кружку воды, накапал туда чего-то остро пахнущего и вручил маменьке.

— Из милиции с вами завтра свяжутся, надо полагать, — сказал доктор. — Ножевое ранение, они обязаны снять показания.

— Я сам с ними свяжусь, — ледяным тоном сказал папенька.

По дороге домой — мы ехали на такси — родители молчали. Дома меня, как полагается, накормили, напоили чаем и уложили спать, не задавая лишних вопросов.

— Болит? — сочувственно спросила маменька, указав на руку.

— Нормально, — махнул здоровой рукой я.

— Нет, Володя, ну как же так... маменька с недоумением смотрела на отца. — Ребята просто шли по парку вечером, и тут такое... Один там вообще в тяжелом состоянии, мне врач сказал... как же так, они просто шли вечером?..

Так, подумал я, значит Федя Комар в тяжелом состоянии. Оно и понятно — ножевое в живот, не шутки. Что же, надеюсь, что этот неунывающий парень выкарабкается. И еще подумалось мне, что видеосалонные дела могут всплыть при тщательном разбирательстве. Впрочем, с этим я поделать ничего не мог, оставалось махнуть рукой и положиться на судьбу.

— Вообще по улицам ходить нельзя, — продолжала маменька, — хуже, чем после войны!

— Разберемся, — прервал ее испуганную скороговорку папенька. Он явно был под впечатлением от произошедшего.

А я завалился спать и спал крепко, до утра, хоть рука и норовила разболеться как следует.

Наутро папенька действительно начал разбираться.

— Получается так, что просто шли через парк и никого не трогали? — спрашивает он меня.

— Просто шли и никого не трогали, — подтверждаю я. — Мы и еще несколько мужиков взрослых. А этих там было человек двадцать, как бы мы их тронули с Валеркой вдвоем?

— И они на вас напали? — Папенька испытывающе смотрит на меня.

— Напали, — подтверждаю я, — они пьяные были, наверное. Прямо там пили, милиция должна была пустые бутылки найти.

— А эти взрослые, значит, полезли вас защищать?

— Выходит так, — говорю я. — Если бы не они, то я и не знаю, что было бы. Забили бы просто. А одному там крепко досталось... Ножом в живот.

— Ясно, — говорит папенька. — Хорошо, Алексей. Тогда будем звонить.

Он берет трубку и медленно набирает номер.

— Николай? Да, здравствуй. Уже слышал? Доложили? И что думаешь? — Некоторое время папенька молчит, а лицо его краснеет, что явный признак приближающейся вспышки. — А я тебе скажу, Николай, что у тебя бардак! Бардак! В темное время суток по городу не пройти. Шпана с ножами, что это за Чикаго такое?! Кто там у тебя за общественную безопасность отвечает? Давай-ка его сегодня к нам, к двенадцати ноль-ноль! С отчетом о проделанной работе — профилактика преступности в молодежной среде! Бардак! — переходит на повышенный тон папенька. — Чтобы приняли меры и отчитались, три дня срока! Чтобы все виновные были наказаны! Что? Дружинники твои пришли, только когда все закончилось! Вообще мышей ловить перестали! Все! Разбирайтесь!

Папенька шумно выдохнул.

— Вот так... — сказал он, глядя в стол. — А ты, Алексей, ступай на перевязку. Давай, поправляйся. С милиционерами тебе объясняться не придется.

И я пошел на перевязку, предварительно позвонив Витьку и Валерке. Обоих дома не оказалось.

После больницу я поспешил в видеосалон.

Оба моих товарища были уже там — потрепанные и побитые, но не сломленные.

— Давай рассказывай! — таким приветствием встретил меня Витя.

— А чего особо рассказывать? — пожал плечами я. — Батя сегодня давал разгон милицейскому начальству. Что с преступностью хреново борются. А я чего? Шел через парк с товарищем, — я кивнул на Валерика, — налетела шпана, побила, порезала. Мы защищались, но их было больше! — пафосно закончил я.