Я чувствовал себя... абсолютно чужим. Вокруг был чужой мир, живущий плохо или хорошо, но по своим законам и правилам. А я — нарушение этих законов и правил. Я неуместен. Меня не должно здесь быть. И вообще, кто знает, к каким катаклизмам может привести сам факт моего здесь существования. Мне вспомнился рассказ Бредбери о путешественнике во времени, который раздавил бабочку в эпоху динозавров. Так вот, каждым своим словом и действием я давлю бабочку. Совершаю то, что определенно отклонит будущее. И чем масштабнее будет моя деятельность, тем больше будет отклонение. От этого просто голова шла кругом и очень сильно хотелось обратно, в суматошный и безумный двадцать первый век. К интернету, смартфонам и торговым центрам. Впрочем, во всем был виноват проклятый ликер...

Утро, конечно, было тяжким. Мои похмельные друзья были угрюмы и молчаливы, они в огромных количествах поглощали воду и жевали жвачку «Дональд», несколько упаковок которой взял с собой предусмотрительный Витёк. Более-менее прилично чувствовали себя я и Марина.

— Нет, ну что это за отдых? — сетовал Вадик. — Отдыхали, отдыхали вчера, а сегодня не помню ничего, только башка раскалывается...

— А все потому, что вы, русские, не умеете пить, — назидательно сказал Тарик. — Пить — это искусство! Как балет — «Лебединое озеро» танцевать. У нас на Кавказе с детства учатся! А у вас... — Тарик махнул рукой.

— Ох, Тарик, — поддел я приятеля, — а кто под утро еле до туалета добежал шайбу метать, эксперт ты наш кавказский?

Тарик снисходительно покачал головой.

— Это все от того, что пьем всякую дрянь! Нормальный человек от такого вообще помирает. Это мы — мутанты!

— Сухой закон, — вздохнул Вадим.

Похмельное утро мы провели, приводя в порядок дачу — Вадик боялся, что в любой момент могут нагрянуть родственники, а у нас тут бордель и кабак.

Еще, утром я увидел Марину. Я думал, что за ночь все пройдет и то, что возникло у меня во время прогулки — исчезнет, выветрится, как ликерные пары. Но оно не исчезло, не прошло.

— Я позвоню, — сказал я ей, улучив момент, когда все были заняты сборами.

— Буду ждать, — ответила она.

На обратном пути мои одноклассники были молчаливы, а вот я чувствовал себя очень даже неплохо.

Следующий день оказался тоже праздничным. У моих родителей, оказывается, годовщина свадьбы, маменька организовала небольшой фуршет на дому с избранными приглашенными. Папенька недолюбливал шумных и многолюдных застолий в ресторанах, поэтому решили отметить дома — по-семейному и тихо. Приглашены были самые близкие знакомые — ответственные работники среднего калибра с супругами, давние друзья семьи. Единственная кандидатура, которая вызвала у родителей разногласия — это Валерий Александрович Герцин, начальник управления торговли в исполкоме.

— Опять этот торгаш, — морщился папенька. Он, как истинный партийный аристократ, недолюбливал причастных к торговле людей, считая их всех поголовно жуликами. Впрочем, не без основания.

— Валерий Александрович — порядочный человек. Честнейший! Интеллигентнейший! — отвечала маменька и в голосе у нее звучал металл.

— Ну как его звать?! Мы же пригласили Николая, а Николай его терпеть не может! И Григорий Степанович его недолюбливает! — взывал к здравому смыслу папенька.

Николай Николаевич был начальником городской милиции и действительно недолюбливал начальника управления торговли. И тоже не без оснований. Валерий Александрович даже не старался скрывать растущее свое благосостояние. Или, может быть, скрывать старался, но благосостояние росло такими ударными темпами, что скрыть это было действительно непросто. При этом, Валерий Александрович был искуснейшим дипломатом, прирожденным царедворцем, умевшим произвести самое лучшее впечатление, он был вхож в самые высокие кабинеты и даже на семейные праздники первых лиц города и области, так что Николай Николаевич со своим праведным гневом был бессилен. Номенклатура нуждалась в Валерии Александровиче, волей-неволей прощая ему мелкие и не очень грешки. Одним словом, маменька победила, начальник управления торговли на наш семейный праздник был приглашен.

Валерий Александрович пришел ровно в шесть, как и было назначено, причем пришел с помощником, груженным сумками. Выглядел Валерий Александрович весьма по-джентльменски — был моложав и приятен на лицо, судя по осанке — явно занимался спортом, роскошный светлый костюм сидел на нем великолепно, и вообще — он больше был похож на кинозвезду, чем на торгового начальника. Валерий Александрович принадлежал к мощному номенклатурному клану — его тесть был директором крупной автобазы, теща — заместителем директора завода, а жена формально занимала какую-то мелкую должность в общепитовском тресте, но по слухам — занималась делами за гранью закона — валюта, золото, камешки и прочее прекрасное.

На праздник народу собралось порядочно — человек двадцать. Все ответственные работники были, как водится, с супругами, кроме милицейского полковника Николая Николаевича, супруга которого подхватила грипп. Я вежливо раскланивался со всеми гостями, которые — все как один! — удивлялись тому, как я вырос и спрашивали — куда я собираюсь поступать. Я, потупив глаза, говорил истинную правду — что еще думаю.

— Ох, Алексей! Плюнул бы ты на это дело — институты, факультеты! Шел бы сразу в армию. А после армии — к нам! Нам такие орлы нужны — ну просто позарез! Мы вот университетов не кончали. У нас университеты были такие, что... — толстенький добродушный на вид коротышка в сером костюме-тройке и с явными признаками алкоголизма на лице не стал рассказывать, что там у него были за университеты, потрепал меня по плечу и отправился к столу. Как я выяснил впоследствии, добродушный коротышка оказался представителем госбезопасности и давним, чуть ли ни школьным, приятелем отца.

Что качается праздничного нашего стола, то по меркам времени, из которого я прибыл это был вполне обычный стол. Но для конца восьмидесятых стол был, конечно, шикарен. Копчености, балыки, два (!) вида сыра, бутылки с молдавским коньяком «Белый аист», грузинская «Хванчкара», советское шампанское — все от щедрот начальника всея торговли. Котлеты по-киевски, мясо по-французски, салаты — это великолепие привезли из «Софии» — самого большого и популярного нашего ресторана. Оттуда же прибыл и громадный пражский торт. Любители экзотики могли побаловать себя бананами, целая связка которых желтела на блюде, и даже фантастическим совершенно ананасом.

Гости приходили с цветами и подарками, которые меня, признаться, совершенно разочаровали. Какие-то безвкусные сувениры в антураже соцреализма и книги. Впрочем, по всей видимости, скромность подношений была регламентирована внутренней номенклатурной этикой.

Официально праздник начался, когда прибыл непосредственный начальник моего папеньки — первый секретарь горкома партии Григорий Степанович Бубенцов с супругой, естественно. Он торжественно вручил папеньке бронзовую статуэтку молотобойца, обнял сначала маменьку, а затем папеньку и, исполнив все полагающиеся формальности, чинно двинулся к столу. Производил Григорий Степанович впечатление человека в высшей степени солидного и представительного. Он был высок, полноват, одет в очень приличный, определенно на заказ сшитый, костюм, говорил мало, но веско, поздоровался за руку только с кгбшником и милиционером, а остальным гостям досталось лишь официальное «Здравствуйте, товарищи!». В общем, товарищ Бубенцов стал для меня олицетворением сферического в вакууме начальника.

Праздник начался. Меня, конечно, отправили в свою комнату, потому что неприлично молодому человеку сидеть за столом, где пьют спиртное. Эх, знали бы мои родители о том, как весело их сын провел вчерашние вечер и ночь...

Мне, конечно, было очень интересно узнать — о чем и как общаются в непринужденной обстановке сильные мира сего, так что я не стал закрываться в своей комнате, как это сделал бы любой нормальный подросток, а затаился в коридоре, откуда было все довольно неплохо слышно.