Понятно, что подобная постановка вопроса допускала возможность лишь утвердительного ответа. Консультантам и экспертам оставалось лишь выбрать любые из предложенных определений.

Так они и поступили. Не прошло и двух недель, как трибунал получил более сорока «экспертных» заключений. Совершенно очевидно, что все высказались за осуждение подсудимой, да и могло ли быть иначе, если копии «Двенадцати статей» рассылались лишь тем, кто полностью зависел от англичан и ревностно им служил?

Теперь оставалось услышать решающее слово, и его должен был произнести Парижский университет — этот, по словам историка Анри Гийемена, «хранитель католической истины», оплот теологии и гонитель всяческой ереси. В середине апреля четыре члена университетской делегации во главе с Жаном Бопэром отправились в Париж, чтобы привезти оттуда заключение Сорбонны.

«Двенадцать статей» Николя Миди стали, таким образом, предметом широчайшего обсуждения. И только одно заинтересованное лицо ничего не знало об их содержании. Удивительно, но суд не счел нужным ознакомить с этим наиважнейшим документом саму подсудимую.

Грубейшее нарушение норм судопроизводства? Разумеется. Не первое и далеко не последнее. И что дальше? Ничего. На этом суде даже самые элементарные принципы законности попирались буквально на каждом шагу.

Процесс вступил в заключительную стадию. Теперь перед судьями встала новая задача: заставить Жанну отречься от своих «грехов». Причем сделать это Жанна должна была публично, что, по замыслу организаторов процесса, окончательно развенчало бы Деву в глазах ее религиозных поклонников.

В ход были пущены все возможные средства, начиная от «милосердных увещеваний» и кончая прямыми угрозами.

16 апреля Жанна вдруг тяжело заболела. Так тяжело, что думали даже, что она не выживет. Но и болезнь не избавила ее от постоянных визитов судей и настойчивых попыток принудить ее покориться воле святой церкви.

18 апреля в камеру к Жанне явился епископ Кошон в сопровождении большой группы помощников. Секретарь Кошона в тот же день записал следующие слова Жанны:

«Я больна, и, кажется, смертельно. Если Бог желает оказать мне последнюю милость, то прошу вас принять мою исповедь, дать мне причастие и похоронить в освященной земле».

На это ей было сказано:

— Если хочешь приобщиться к таинствам церкви, покорись ей, как добрая католичка.

Понятное дело, если боишься за свою жизнь, то должна искупить грехи, а не подчиняясь церкви, не имеешь права требовать у нее чего бы то ни было.

Смерть Жанны от болезни, естественно, не входила в планы организаторов процесса. Когда прокурор д’Этиве доложил графу Уорвику, что «подлая девка, должно быть, какой-нибудь дряни наелась», тот послал за врачами и распорядился:

— Позаботьтесь о больной как следует. Ни за что на свете король не хотел бы, чтобы она умерла естественной смертью. Она ему дорого стоила… Сделайте все необходимое, заботливо ухаживайте за ней и постарайтесь ее вылечить.

Осмотрев больную, врачи нашли у нее лихорадку и предложили пустить кровь. Через несколько дней, к великой радости своих мучителей, Жанна выздоровела.

По поводу этой болезни Жанны существует одна любопытная версия, высказанная историком Режин Перну. По ее мнению, болезнь была вызвана отравлением карпом, присланным Жанне епископом Кошо-ном. Исходя из этого, Режин Перну пишет:

«Инцидент с карпом, которого Жанна считает причиной своего недомогания, ставит перед историком некоторые вопросы. До сих пор не было случая, чтобы Жанна, чрезвычайно крепкого телосложения, когда-либо испытывала недомогания, несмотря на усталость, неудобства, изнурительные походные условия, а также тяготы заключения…

Преднамеренное отравление или случайная интоксикация? Мы никогда этого не узнаем».

Относительно роли в этом «инциденте» Пьера Кошона Режин Перну замечает:

«Понятно, что этому человеку, вечно спешащему и считающему любое свое дело неотложным… кажется, что процесс, в который он ввязался, зашел в тупик. И можно представить, что им овладел приступ нетерпения…»

Представить можно все, что угодно, но не до такой же степени. За любым действием человека должна лежать какая-то личная выгода или целесообразность. Но зачем Пьеру Кошону было травить Жанну? Ведь если что и делал в то время наш любитель «красивых процессов», так только то, что ему приказывали его хозяева англичане, а англичанам «случайная» смерть Жанны была не нужна. Подтверждает это, например, фраза, сказанная графом Уорвиком врачам, присланным к Жанне: «Будьте с ней осторожны, ведь она хитра и может убить себя». Эту фразу, кстати, приводит и Режин Перну, но ей почему-то и в голову не приходит, что человеку, опасающемуся того, что Жанна «может убить себя», совсем не нужно убивать ее самому, не доведя дела до официального разоблачения на суде.

Едва Жанна оправилась от болезни, как ее привели в малый зал замка Буврёй, где ее уже ждали шестьдесят пять человек. Это было самое многолюдное заседание трибунала за все время судебного процесса. Вновь увещевать подсудимую на этот раз поручили Жану де Шатийону, другу Пьера Кошона и Жана Бопера.

И вновь началась «старая песня»: все те же доводы, все те же «голоса»… «дьявольские козни»… «мужской костюм»… «гордыня»… Все впустую.

Но вот наступил момент, когда «милосердное» увещевание закончилось и сменилось прямыми угрозами: «Если ты не доверишься святой церкви и будешь упорствовать, тебя сожгут как еретичку». Жанна продолжала стоять на своем.

12 мая епископ Кошон поставил вопрос о том, не применить ли к дерзкой подсудимой пытку.

А вот это уже было серьезно. Пытка — это удивительное изобретение для того, чтобы погубить невиновного, чтобы отнять у него его последнее право — право молчать. О разнообразных и изощренных пытках, применявшихся в XV веке, можно написать целую книгу, но не в этом состоит наша цель.

К счастью для Жанны, десять советников высказались против применения к ней пытки, мотивируя это тем, что «не следует давать повода для клеветы на безупречно проведенный процесс». Лишь трое настаивали на применении пытки. Среди них был метр Николя Луазелёр, который заявил, что пытка кажется ему лучшим средством врачевания души Жанны.

Итак, десять против трех. Председателю трибунала пришлось присоединиться к мнению большинства, и от пытки было решено отказаться.

14 мая Парижский университет на специальном заседании утвердил свое заключение по делу Жанны, поступки которой были квалифицированы как ересь.

После этого Генриху VI было направлено письмо, в котором короля просили о следующем:

«Чтобы это дело было срочно доведено правосудием до конца, ибо промедление и оттяжки здесь очень опасны, а отменное наказание крайне необходимо для того, чтобы вернуть народ, который сия женщина ввела в великий соблазн, на путь истинного и святого учения».

Решающее слово было произнесено.

23 мая Жанну ознакомили с заключением Парижского университета. Председатель суда объявил слушание дела оконченным. Окончательное вынесение приговора было назначено на завтра.

Бедная Жанна! Похоже, что до нее только сейчас стало доходить, что происходит. Ее состояние историк Анри Гийемен описывает следующим образом:

«Представим себе, что происходило с Жанной. Оцепенение охватило ее, когда она начала отдавать себе отчет в том, что хочет от нее трибунал, когда она определила, если можно так сказать, суть вопроса. На самом деле ей инкриминировали не ту или иную вещь, все обвинения сводились к одной очень простой цели: доказать, что она против Бога.