Положение осложнялось расстройством работы транспорта. Существовали и причины общего порядка. Весной 1915 года русская армия начала отступление из западных районов, продолжавшееся до сентября. Россия потеряла 15 губерний с неубранным урожаем. Этот же год дал огромное число беженцев, спасавшихся от германской оккупации и оседавших в центральных районах страны. Кроме того, неблагоприятные погодные условия привели к серьезному недороду в 1916 году, когда урожай оказался ниже обычного примерно на 40 процентов. Ситуация серьезно обострялась, что видел и монарх, возлагавший надежды на Протопопова. Последний намеревался сосредоточить все продовольственное дело в МВД и поставить распределение продуктов под жесткий контроль. Намерение Протопопова идти «твердым и решительным курсом» нашло живой отклик в сердце царицы.

Александра Федоровна имела продолжительную встречу с новым министром внутренних дел и осталась очень довольна. Встреча выявила полное взаимопонимание между собеседниками. Царица подробно рассказала об этом в письме мужу, и тот писал ей в ответ 23 сентября 1916 года: «Нежно благодарю тебя за твое дорогое длинное письмо, в котором ты так хорошо излагаешь свой разговор с Прот. Дай Бог, чтобы он оказался тем человеком, в котором мы сейчас нуждаемся!.. Да, действительно, тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров — этим ты приносишь огромную пользу мне и нашей стране!»

Назначение Протопопова на важнейший правительственный пост внесло замешательство в ряды думской оппозиции. Недовольное большинство, сомкнув ряды, успешно «добивало» кабинет Б. В. Штюрмера, и было ясно, что его падение не за горами. Так возникала реальная возможность создания долгожданного «кабинета общественного доверия». И вдруг такой предательский удар! Один из их рядов, человек, которого и в состав будущего так называемого прогрессивного правительства не хотели приглашать, покинул «своих» и занял пост без согласования с ними. Отступника необходимо было морально и политически уничтожить! Если раньше главным центром атак был лидер правительства Штюрмер, то теперь им стал новый министр внутренних дел.

Руководитель МВД был малодеятельным, безынициативным и плохо подготовленным к новой ответственной роли человеком. Все это так. Но таких качеств Протопопова его врагам казалось недостаточно для полного политического уничтожения бывшего коллеги. Требовались более «весомые» аргументы, и они сразу же нашлись. Ведь представители «прогрессивной общественности» давно поднаторели в фабрикации сокрушительных сплетен. Для них не имела значения истина. Главное, найти что-нибудь погорячее, что-нибудь такое, что било бы не в бровь, а в глаз.

Против Протопопова выдвинули ряд обвинений, но особенно оскорбительными являлись два. Первое — попытка вести сепаратные переговоры с Германией («измена») — довольно быстро отпало в силу своей абсурдности. Второе же интенсивно муссировалось. Уже к ноябрю по всей России циркулировали слухи о том, что у министра внутренних дел «разжижение мозга» на почве сифилиса и что он «абсолютно психически ненормален». Нетрудно заключить: инсинуаторы богатством воображения не блистали.

Слухи о слабоумии Протопопова дошли и до царя. На вопрос протопресвитера Г. И. Щавельского Николай II заметил: «Я об этом слышал. С какого же времени Протопопов стал сумасшедшим? С того, как я назначил его министром? Ведь в Государственную думу выбирал его не я, а губерния».

Императрица совершенно обоснованно узрела в нападках на Протопопова проявление натиска на власть: он дорог нам, его любит Григорий, а следовательно, они его ненавидят. «Не думай, что на этом одном кончится, они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих». Подобные умозаключения Александры Федоровны были достаточно логичными.

Николай II находился под сильным давлением царицы и Распутина, стремившихся не допустить отставки министра внутренних дел, на чем, стараясь нажить политический капитал в обществе, настаивал А. Ф. Трепов, получивший в начале ноября 1916 года пост премьера. Александра Федоровна с грустью приняла выбор главы кабинета: она Трепова не любила, не считала «своим», так как хорошо была осведомлена о его антираспутинских настроениях.

Что касается Протопопова, то она использовала всю свою энергию, чтобы отвратить самодержца от неправильного шага и оставить при должности «этого милого, умного и преданного человека». В таком развитии был заинтересован и Распутин, лично знавший Протопопова.

Когда судьба Протопопова висела на волоске после назначения Трепова, друг царской семьи приложил немало усилий для его спасения. В пользу Протопопова работали Вырубова, императрица, да и сам он постоянно посылал телеграммы. Так, в особо критический момент, 20 ноября, когда Александра Федоровна была в Ставке, Распутин отправил телеграфное послание из 238 слов, заклиная сохранить портфель министра Протопопову, которого шифровал именем «Калинин».

«Мой Калинин лица верного нет надеюсь что вы хоть маленько его поддержите. Вы знайте: репа хороша, когда зубы есть; ужасно мне больно, что я без зубов… Моя порука этот самый Калинин, а Вам разум пусть поймет».

Николай II, искренне любя свою жену, питая благодарное уважение к «дорогому Григорию», все-таки был далек от того, чтобы безоглядно доверяться в государственных делах его советам. Так, рассказав императрице о своих планах относительно Думы и перестановках в кабинете, он заметил: «Только прошу, не вмешивай Нашего Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе». Это право осталось за императором, и он назначил Трепова, вопреки настроению и Александры Федоровны, и Распутина. В деле же Протопопова согласился с царицей в том, что его отставка показала бы всем недопустимую слабость власти.

Министр внутренних дел сохранил свой портфель. Это обстоятельство очень способствовало утверждению мнения о всесилии Распутина, без поддержки которого Протопопова давно бы уже убрали.

Распутинская тема стала волей-неволей занимать даже тех людей, которые раньше были далеки от политики. Об этом так много говорили, приводили такие скандальные подробности, что трудно было усомниться в их достоверности. «Бедная, бедная Россия!» — горевали обеспокоенные судьбами страны люди. «Неужели государь не понимает, что его связь с Распутиным может кончиться катастрофой?» — недоумевали правоверные монархисты. «Надо уничтожить эту гадину!» — такой клич-пожелание звучал во многих петроградских салонах осенью 1916 года.

Фильм ужасов о Распутине не только потрясал, порождал сплетни и приступы негодования. Он «воспламенял» сердца, звал на «исторический подвиг». Столичный бомонд породил «исчадие ада», он же и создал план по его уничтожению. Исполнителем сей «акции» стал человек, который ничем общественно значимым себя не проявил, но оказался способным на убийство. Это был представитель «золотой молодежи», наследник колоссального состояния, эстет, англоман и любитель острых ощущений князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон.

В ночь с 16 на 17 декабря 1916 года Распутин был убит во дворце князей Юсуповых на Мойке. Фамильное палаццо одной из самых родовитых семей в России стало местом злодеяния, которое иначе как гнусным и назвать нельзя. Главные действующие исполнители: князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон; известный общественный деятель правого толка, член Государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич, великий князь (кузен Николая II) Дмитрий Павлович. «Душой» же этого грязного начинания явился Феликс Юсупов.

Он относился к «золотому поколению» аристократии, получил прекрасное образование — вначале классическая гимназия, затем «прослушал курс наук» в Оксфордском университете. Там он сделался заядлым англоманом. Увлечение теннисом (некоторые даже называли его «первой ракеткой России») и необычное в то время преклонение перед Оскаром Уайльдом («Портрет Дориана Грея» считал шедевром) должны были подчеркивать его исключительность.