Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В этот период царица иногда только составляла записочки-распоряжения по-русски, всего в несколько слов, которые переправляла служащим во дворце. Хотя говорила она по-русски почти без акцента, но на языке своей второй родины писать все еще не решалась. По этой причине не может не вызвать подозрения подлинность ее эмоционального письма Распутину, сочинение которого без посторонней помощи она бы в 1909 году явно не осилила.

Никаких посланий ни Макарову, ни Коковцову она никогда не отправляла. Так что проведенная двумя сановниками «графологическая экспертиза» вызывает серьезные сомнения. Ситуацию не проясняет и ссылка на слова Николая И, якобы признавшего подлинность почерка супруги. Сам Коковцов этого не слышал, ему так эту сцену описал Макаров. Нет никакой гарантии того, что человек, уже один раз обманувший премьера, не передав, как договаривались, письма самой императрице, и в этом случае не слукавил. «Свободное изложение» высказываний монарха был делом вполне обычным.

Так или иначе, но если письма и существовали в действительности, то в начале 1912 года исчезли в ящике царского письменного стола. С тех пор их никто больше не видел. Однако они продолжали циркулировать. Автору настоящей книги известны по крайней мере пять вариантов «послания» Александры Федоровны. Какой из них подлинный и есть ли такой вариант вообще, об этом судить невозможно.

В любом случае никаких документов в распоряжении Илиодора остаться не могло. В январе 1912 года он только что был водворен во Флорищеву пустынь и ни о какой книге еще не помышлял. Так что если у него даже и имелись копии, то в монастыре их тайно сохранить было невозможно. Все вышесказанное дает основание считать воспроизводимый в книге Илиодора текст письма Александры Федоровны исторической мистификацией, ставшей тем не менее одним из «краеугольных камней» всей «распутиниады».

И последний, но самый бесспорный аргумент в пользу того, что между Александрой Федоровной не было и не могло быть никаких даже похожих на интимность отношений с Распутиным, — позиция Николая II. Он был не только образцовым отцом семейства, но и настоящим мужчиной, любящим свою избранницу искренне, всем сердцем. Его цельная, в вопросах любви и веры бескомпромиссная натура никогда бы не приняла ничего, что могло бы уязвить святое сердечное чувство.

Если у кого-то остаются все-таки сомнения насчет добропорядочности царицы, то им стоит лишь пролистать давным-давно опубликованную переписку венценосных супругов, и после этого даже возможная тень подозрения улетучится без следа.

Стенания, страдания

и «битва с дьяволом»

Слухи о необычной роли Распутина плодили не только недовольство. С 1912 года борьба с «распутинской кликой» начала приобретать характер общественной добродетели. В нее включились не только завсегдатаи столичных аристократических салонов, но и государственные деятели, разные по социальному положению, политическим и карьерным целям люди. Сражение «с темными силами» всем им принесло популярность, сделало героями своего времени.

В этом ряду «рыцарей без страха и упрека» видное место принадлежит двум персонам: Александру Ивановичу Гучкову и Михаилу Владимировичу Родзянко. Первый был лидером правоцентристской партии «Союз 17 октября» (октябристы), в 1911–1912 годах возглавлял Государственную думу. Второй же с весны 1911-го являлся председателем III Думы, а с 1912 года и последней — IV Государственной думы.

Усилия этих лиц очень способствовали «разогреву» распутинской темы в обществе, а их заявления и признания затвердили в памяти потомков некоторые «незыблемые» эпизоды всей «распутиниады». На примере упомянутых борцов с «засильем темных сил» становится яснее, в какой стадии болезненного психоза находилось русское так называемое образованное общество. Считая себя монархистами, они своими измышлениями дискредитировали монарха, раскачивали общественные устои, а следовательно, способствовали разрушению монархии.

Так уж получилось, что в русской истории периода заката монархии было мало значительных политических фигур; преобладали близорукие бездарности, безответственные лицемеры, беспринципные карьеристы. Это в большей или меньшей степени касалось всех политических течений и направлений, но в первую очередь того, которое определялось как государственно-монархическое и которое комплектовалось по преимуществу из рядов первого, «благородного», дворянского сословия. Среди тех, кто по своему происхождению, воспитанию, мировоззрению, присяге должен был неколебимо стоять на страже принципов монархии, бескорыстно и нелицемерно служить царю и России, среди этих обласканных властью элементов, порыва служения как раз и не наблюдалось.

Неумолимый процесс эрозии монархизма стал определяющим фактором крушения монархии. Дело заключалось совсем не в том, «хороший» или «плохой» царь занимал трон. В общеисторическом контексте это вопрос вторичный, а для истинного монархиста подобного вопроса вообще не могло существовать. «Супруга цезаря — выше подозрений» — этот римский афоризм очень метко отражает незыблемый нравственный канон. Если же не только «супруга цезаря», но и сам «цезарь» становится объектом критического анализа и даже шельмования в среде монархистов, то дело монархизма обречено. Именно так и произошло в России.

Один из самых стойких правых деятелей, думский депутат Н. Е. Марков, на эмигрантском съезде монархистов в 1921 году справедливо заметил: «Монархия пала не потому, что слишком сильны были ее враги, а потому, что слишком слабы были ее защитники. Падению монархии предшествовало численное и качественное оскудение монархистов, падение монархического духа, расслабление монархической воли». Эти «оскудения», «падения» и «расслабления» ярчайшим образом проявились как раз в деятельности указанных лиц, ключевых фигур монархического истеблишмента.

Если царица видела в Распутине носителя «света Истины», то многие другие узрели в нем посланца тьмы, хитрого негодяя, пробравшегося в царские чертоги, подчинившего своей воле венценосную чету и заставившего действовать верховного правителя в соответствии с коварными замыслами погубителей России. Эта схема была логична, стройна, но совершенно беспредметна. Оставался вопрос, который все время муссировался: кто стоял за Распутиным? Ведь, признавая, что этот мужик «темный» и «грязный», надо было объяснить одну исходную вещь: как ему удалось вознестись? Ссылки на его «хитрость» ничего не объясняли. Определенно же ответить никто не мог, все ограничивались намеками и аллегориями. Несмотря на это, как-то само собой возобладало мнение, что Распутин «несомненно ангажирован» врагами России. Называли и революционеров, и еврейских финансовых воротил, а когда в 1914 году началась мировая война, то во весь голос затрубили о германских антрепренерах.

Еще на заре «распутинского бенефиса» опасное для будущего России направление развития этой темы предвидел П. А. Столыпин. Позже сменивший его на посту премьера В. Н. Коковцов в беседе с хозяином влиятельной столичной газеты «Новое время» М. А. Сувориным очень точно предсказал, что «газетные статьи с постоянными упоминаниями имени Распутина и слишком прозрачными намеками только делают рекламу этому человеку, но, что всего хуже, играют в руку всем революционным организациям, расшатывая в корне престиж власти монарха, который держится главным образом обаянием окружающего его ореола, и с уничтожением последнего рухнет и самый принцип власти».

Невольно поражает, почему такую опасность не осознавали другие, те, которые уверяли всех в своем монархизме, но на деле оказавшиеся в одной упряжке с откровенными противниками режима. К этой группе политических слепцов относились и указанные двое «монархистов»: Гучков и Родзянко.

Александр Иванович Гучков происходил из среды старого московского купечества. По окончании историко-филологического факультета Московского университета много лет работал в системе московского городского управления. В период революции 1905 года становится политической фигурой общероссийского масштаба.

44
{"b":"863574","o":1}