Понятия не имею, сколько прошло времени. Я не очень четко слышал то, что происходило вокруг, однако судя по отголоскам разговоров, дела у работников крематория не ладились. По ощущениям прошло не меньше часа прежде, чем я окончательно выдохся. Я в очередной раз почти потерял сознание — теперь еще и от усталости. Чувствовал, как меня снова куда-то поволокли. Подняли вверх, уложили на ровное. Короткое скольжение, металлический лязг заслонки. Я остался один.

Теперь пришел страх. Я не боялся вчера, во время суда. Я не боялся сегодня утром, стоя перед строем жандармов. Я не боялся, когда меня тащили в крематорий. Когда выяснилось, что мое освобождение сорвалось, я был озадачен и слегка встревожен. Я до последнего верил, что меня вытащат. Кера слишком привязана ко мне, чтобы вот так бросить — и не только благодаря ритуалу и клятве. Сейчас, оставшись один в тесном темном ящике, я по-настоящему запаниковал.

Задергался судорожно, наплевав на боль, заскреб ногтями по ткани. Мешок удалось порвать довольно быстро. Я сорвал мешковину, отбросил ее от себя, но лучше не стало. Полная темнота по-прежнему, и простора не добавилось — локти упираются в металлические стенки, голова — в потолок. Извиваясь, как червь, я пытаюсь выбить заслонку. И плевать на жандарма, плевать, что меня увидят и обязательно добьют. Что угодно, лишь бы не загибаться медленно от жара и отсутствия воздуха. Это был момент, когда я по-настоящему сдался. Только ничего не вышло. Заслонка плотно закрыта, как будто я не первый, кто пытается отсюда выбраться. И она отсекает звуки. Я не слышу даже отголосков разговора. Полная тишина. Значит, меня они тоже не слышат.

Возбуждение, вызванное паникой, очень быстро улеглось. Навалилась усталость, я почувствовал, что скольжу в собственной крови, и внезапно успокоился. Понял, что напрасно представляю себе смерть от огня. Я умру гораздо раньше — от потери крови. Почему-то эта перспектива пугала меня значительно меньше, а может, сил на яркие эмоции просто не осталось. Мысли успокоились, и теперь текли плавно, даже вяло. «Что там говорили жандарму? Труп начнет гореть только через несколько часов. Значит, у меня еще есть время, пока печь не разогреется». Я с трудом нащупал ногой разодранный мешок, подтянул к себе. Сорвал остатки рубахи, кое-как скомкал ее и приложил к самой дурной ране, сверху обмотал мешком потуже. Так себе повязка, но, вроде бы кровотечение остановилось. Вот только голой спиной на холодном металле лежать некомфортно — слишком холодно. Я не стесняясь захихикал. Лежу в печке, и переживаю что холодно.

Немного отдохнув после перевязки, принялся более тщательно ощупывать свое узилище. Нащупал четыре отверстия, чуть больше чем кулак размером. Похоже, отсюда пойдет горящий газ, когда печь прогреется. Сколько там нужно спалить кокса, чтобы температура поднялась до рабочей? Я слышал про два центнера. Внушительное количество, именно поэтому печь не работает постоянно, дожидается, пока наберется достаточно «клиентов». Если топить только начали, у меня действительно есть несколько часов. Хотя, дышать станет невозможно гораздо раньше, чем я начну гореть. Я в последний раз ощупал стенки, и так и не нашел ничего нового. Выбраться невозможно. Что ж, один раз я поддался слабости, повторять такое не стану. Нужно постараться дать Кере побольше времени. А если станет совсем невмоготу — просто сорву повязку, и усну без мучений. Стянуть штаны, разорвать их на несколько кусков оказалось непросто, но я справился — все равно делать нечего. Плита подомной начала слегка нагреваться, так что стимул работать у меня был. Полученными тряпками я заткнул отверстия для горючего газа.

Дышать стало чуть труднее — свежему воздуху поступать неоткуда, но я не сильно переживал. Улегся поудобнее, и постарался уснуть. Бессмысленная попытка — как бы ни уговаривал себя, мне было до безумия страшно. Правда, слабость от потери крови никуда не делась, так что тело расслабилось само собой.

Не знаю, сколько я пролежал так. Старался думать о чем-то приятном, вспоминать радостные моменты. Воздух нагревался медленно, но верно, как и металл вокруг. Дышать становилось все тяжелее, воздух уже обжигал легкие, как бывает, когда с холода заходишь в парилку. Я терпел до последнего, а когда стало совсем невмоготу, потянулся к повязке, чтобы сорвать ее и, наконец, сдохнуть.

План по освобождению Диего полетел в Тартар с самого начала, и Кера не могла не признать: это по ее вине. Именно из-за переполоха, устроенного накануне после убийства солдат, легион подняли в ружье, а сопровождать труповозов отправили целый взвод солдат. Бывшие уголовники землю носом рыли, в попытках найти Марка. Она бы придумала, как отвлечь одного-двух жандармов, но не целую контубернию. Нанятые для «выкупа» смертные бессмысленно таращились на проезжающую мимо удобной подворотни телегу, и убрались восвояси. Даже задаток вернули. Сделка сорвалась. Теперь богиня наблюдала, как Диего заносят в здание крематория, в сопровождении жандарма, и мысленно проклинала бдительных синемундирников, трусливых труповозов, ну и себя заодно. Вот понадобилось ей этого червя захватить, будто без него бы не обошлись. Сдох бы на день раньше, не пришлось бы сейчас возиться.

Плакаты с ее подробным описанием до сих пор висели кое-где на столбах, рядом с такими же, в которых описывался Диего — их еще не успели снять. Кера не переживала. Богиня сидела в какой-то крохотной, но недешевой едальне с вдохновляющим видом на крематорий. Несмотря на удручающий вид из окна, ресторанчик пользовался популярностью среди высшего общества Сарагосы, так что визит богатой дамы с ожидающей ее каретой не выглядел странно. Она не опасалась быть узнанной, потому что, воспользовавшись добротой Доменико давно обновила гардероб, да и внешность изменила прилично. Никаких божественных сил, только косметика — выяснилось, что Ева неплохо во всем этом разбирается. Кера смотрела на двери траурного зала, за которыми полчаса назад скрылись труповозы с их драгоценной ношей. Кера кусала от досады губы. Эту привычку она переняла от Евы, сама того не заметив. Диего так близко. И почти никакой охраны. Что такое всего лишь несколько смертных для нее? Вот только все должны быть уверены, что Диего мертв. Если его тело пропадет, могут возникнуть сомнения. Да что там, могут — они обязательно возникнут. И тогда их будут искать. Чистые очень злы на него, и даже малейшие сомнения не позволят им оставить все как есть. А как проделать все тихо, Кера даже не представляла. Напрасно она не приняла помощи Доменико, очень напрасно. Побоялась, что непонятные телодвижения в исполнении близкого друга казненного могут навести чистых на подозрения. Вот и расхлебывай теперь. Сама. Она чувствовала, что Диего очень плохо. Он слаб от потери крови, плохо соображает от сотрясения мозга, да и вообще вынужден изо всех сил изображать мертвое тело.

Устроить шум? Так в городе и без нее то и дело вспыхивают крики, иногда короткие перестрелки. Легионеры в поисках убийцы не слишком сдерживают свой нрав, и склонны находить врагов даже там, где их и в помине нет. Еще одна перестрелка или даже пожар не заставит обитателей крематория выбежать наружу даже ненадолго. Наоборот, постараются запереться покрепче. Богиня с надеждой скосила глаза на Ремуса, который стоял у нее за плечом и изображал преданного слугу.

— Что будем делать? — тихонько спросила богиня, так и не придумав ничего самостоятельно. — Я могу их всех убить, но тогда за Диего снова начнется охота.

— Их надо как-то отвлечь, — медленно протянул Ремус. — И я, кажется, знаю, как. Только, домина Ева, мне нужно пару часов. И я пойду один.

Богиня заинтересованно взглянула на парня. Хорошо, что он что-то придумал. Она чувствует его уверенность — он не сомневается в своих словах. Расспрашивать подробности нет времени, хотя ей было интересно, что он задумал.

— Иди, — кивнула девушка. — Встречаемся здесь же через два часа.

Ей тоже нужно подготовиться. Нельзя складывать все яйца в одну корзину.