Караван наш стоял, женщины готовили пищу, мужчины отдыхали, разместившись вокруг телег и костров. Локомобиль наш отсутствовал. Я не успел испугаться — заметил машину далеко впереди, причем она ехала навстречу. Добравшись до стоянки, Доменико чуть ли не вывалился из кабины, и радостно заковылял мне навстречу. Поглядев на меня покрасневшими от усталости глазами, кузен широко зевнул, и только после этого соизволил поприветствовать:

— Счастлив, что ты наконец-то проснулся, дружище. Даже столь прекрасное общество, — он изобразил поклон и указал на пассажирок — Керу и Петру, — не может заменить сон. Прошу прощения, дамы, но, раз уж второй водитель готов меня заменить, я вас оставлю на несколько часов. Вчерашний день выдался хлопотным, да и ночью поспать не удалось.

— Как скажешь. Только расскажи, куда вы ездили, и почему сейчас стоим. Я только проснулся.

— Дамы расскажут, — махнул рукой брат. — А я уже не могу, глаза слипаются. Ты бы только перевязался сначала, у тебя вся спина опять в крови.

Оставив брата устраиваться, занялся умыванием и обработкой ран, одновременно выслушивая от девушек, как у нас дела. Оказывается, пока я отдыхал, Рубио и Доменико решили уехать вперед так далеко, как получится и высадить где-нибудь тех, кому досталось место в локомобиле, после чего вернуться к основной группе и забрать еще партию беженцев. Так будет действительно быстрее. За остаток ночи и утро они уехали миль на семьдесят, проехав за это время еще два поселка. В обоих останавливались, предупреждали о грозящей опасности и рекомендовали на время спрятаться — это все, чем мы могли им помочь. Во второй деревне и оставили детей, после чего вернулись назад. К предупреждению жители отнеслись серьезно: оказывается, слухи о карателях уже дошли до этих мест, причем принесли их парни из Бургоса. С одной стороны, это обнадеживало. Получается, значительная часть повстанцев уже знает о нападениях и принимает меры. Кроме того, они тоже пытаются по мере сил защищать население не только своего города, но и жителей округи. Плохо только, что взялись за повстанцев серьезно; говорили о нападениях по всему югу условно контролируемой повстанцами территории.

— Те пеоны боялись, уходить, но оставаться боялись больше, — закончила рассказ Кера. — Об Освободителях они слышали многое.

— Они такие ужасы рассказывали! — вставила домина Петра. — Нужно непременно донести до людей, что здесь творится. И о том, что вы рассказали мне вчера, Диего. Люди должны знать.

— Как вы себе это представляете? — хмыкнул я. — Рассказывать всем встречным, или объявлять на площадях? Боюсь, до общественности подобным образом истину не донести, да и не так у нас много возможностей заниматься таким просветительством.

— Но есть же газеты! — возмутилась девушка.

— Которые будут немедленно закрыты, как только выйдет статья. А тиражи изъяты. Впрочем, не думаю, что найдется столь бесшабашный редактор, готовый допустить такое в номер. К тому же в наших краях, если вы не заметили, газеты сейчас не выходят.

— В таком случае это нужно немедленно исправить, — упрямо мотнула головой домина Петра. — Мне кажется, Диего, вы ужасно недооцениваете мощь печатного слова! Если люди узнают о зверствах карателей, о происшедшем в Васконе, да еще с цитатами из магистратских записей по поводу жертвоприношений, отношение к бунтовщикам станет значительно мягче. Очень многие задумаются, нужен ли нам бог, требующий таких жертв!

— А вы недооцениваете любовь людей к комфорту, — хмыкнул я. — Пока чистые братья дают людям дешевый флогистон, на котором, между прочим, работают и наши с вами локомобили никто и внимания не обратит на какие-то жертвы среди каких-то непонятных бунтовщиков. Предпочтут не поверить даже самым убедительным доказательствам, лишь бы не лишаться столь удобной игрушки. — Видя, как Петра поджимает губы, слушая мои рассуждения я начал опасаться, что спор может затянуться — мои слова ее явно не убедили.

Кера как раз закончила обрабатывать мои раны. Бесцеремонно перебив набравшую в грудь воздуха для возражений Петру, богиня напомнила:

— Ты обещал вытащить пулю. Раньше было некогда, и я не напоминала, но мне не нравится, когда кусок металла в ране. Она не может начать заживать, приходится тратить силы.

Мне стало мучительно стыдно. Забыл. Напрочь забыл о том, что подруга довольно серьезно ранена! Даже то, что Кера никак не показывала, что рана ее беспокоит, меня не оправдывает.

— Прости, — выдавил я. — Я ухитрился об этом забыть. Сейчас же займемся.

— Я знаю, что было некогда, — пожала плечами богиня. — Я не обижаюсь.

Метнулся за сумкой с лечебными принадлежностями. Хирургические инструменты удалось раздобыть еще в Памплоне — жаль, к ним не прилагалась инструкция по использованию. Будь ранен обычный человек, я бы, наверное, не решился что-то делать, но Кера другое дело. Она действительно испытывала всего лишь неудобство от наличия постороннего предмета в ране, к тому же достаточно точно знала, где именно находится кусок свинца. А самое главное, она еще и кровотечение остановила сама себе, так что крови было совсем немного. Руководствуясь ее указаниями, мне кое-как удалось подцепить гадость каким-то крючком, и с помощью пинцета вытолкнуть ее наружу.

Домина Петра смотрела на операцию круглыми от ужаса глазами, переводя взгляд с меня на пациентку и обратно — видимо не могла решить, кого боятся больше. Коновала, который без обезболивающего кромсают руку прекрасной девушке, или эту самую девушку, спокойным голосом, не меняясь в лице, раздающую указания «доктору». Надо отдать ей должное, во время операции она сохраняла молчание, однако стоило мне закончить перевязку, тут же набросилась на меня с обвинениями:

— Диего, вы что, сошли с ума? Как вы можете вот так! Мало того, что забыли о ране домины Евы! Вы могли хотя бы дать ей лауданума! Я чуть не рехнулась, представляя, как ей сейчас больно! Такое отношение к даме — это просто за гранью добра и зла. Если бы мы с доминусом Доменико знали!

— Я люблю боль, — посмотрела на нее богиня. — Просто было неприятно, что пуля цепляется за кость. И Диего тоже только сейчас перевязал свою спину. За что ты его обвиняешь?

— К слову, давайте теперь и вашу руку осмотрим, — сказал я. Домина Петра, услышав предложение, даже отскочила. Кажется, после недавнего зрелища ее доверие ко мне как к доктору окончательно пошатнулось. Пришлось объяснять, что у Евы есть определенные способности, благодаря которым пулевое ранение для нее значительно менее опасно, и что с самой Петрой не буду поступать столь бесцеремонно. Результаты вчерашней операции меня слегка успокоили. Не такой уж я дилетант — отек начал спадать, да и краснота с руки ушла.

[1] Ну, я где-то читал, что большинство жертв были уже мертвы к моменту принесения в жертву, но честно говоря, слабо верится.

Столб поднятой взрывом земли медленно вырастает прямо перед оврагом, в котором мы укрывались. Это мне кажется, что медленно — должно быть, последствия контузии. Зрелище сюрреалистическое, но мне не до любования. Я вспоминаю слова Мануэля, которые он сказал мне четыре дня назад:

— Тебе повезло, — сказал он тогда. — Фантастически повезло, как и всем нам. Уверен, что такое будет продолжаться и дальше?

Я тогда не обратил внимания на его ворчание. Без того настроение ни к черту, еще он бубнит. Да и не до того, нужно как-то решать свалившиеся на голову проблемы. Короткий период эйфории, возникшей по причине неожиданного спасения, закончился как-то слишком быстро.

Все шло наперекосяк с самого начала. Беженцы двигались слишком медленно, и никакие наши усилия этого изменить не могли. Две манипулы легиона Освободители Ишпаны догнали нас не сильно напрягаясь, мы еще и на пятьдесят миль не отошли. Мы пытались их задержать. Все, как я предлагал старику: засады, несколько выстрелов из-за кустов… В первый раз удалось подловить довольно удачно. Пара очередей из картечницы, паника, беспорядочные выстрелы в ответ. Больше такого успеха повторить не удалось ни разу. Мы даже не смогли подогнать локомобиль с картечницей достаточно близко, не рискуя получить в ответ пару выстрелов из полевых орудий. Нас догнали и окружили на хуторе с претенциозным названием Рибагуда. Всего три кирпичных домика — хутор был брошен еще до того, как мы подошли. Слава богам, детей мы с Доменико успели перевезти. Сорок остававшихся женщин затолкали в подвалы — глупо, конечно. Кто-то из селян предлагал их застрелить, чтобы не оставлять на потеху легионерам, и мне это предложение казалось разумным. Хорошо, что решили подождать. Домина Петра, конечно же, отказалась прятаться. Отобрала у кого-то из крестьян старинный мушкет, буркнув, что даже одной рукой с ним обращается лучше и быстрее.