От облегчения чуть не потерял сознание. Ощущение, что только что находился глубоко под водой, и вдруг мгновенно оказался на воздухе. С трудом сфокусировав взгляд, уперся в шалые глаза Керы.

— Надо пойти, добить того бедолагу, которым это питалось, — прохрипел я, не поднимая головы с пола.

— Он уже мертвый, я чую, — мотнула головой богиня. Она тоже не спешила подниматься. — Еще несколько секунд, и я бы исчезла. Даже не уверена, что попала бы в Тартар. Здесь, в средоточии силы врага, у моей тени не было бы шанса ускользнуть.

— Обошлось же, — я пожал плечами, и все-таки поднялся на ноги. Тяжело было невероятно, но я вспомнил о Доменико и Ремусе. Очень хотелось надеяться, что они еще живы, и проверять было откровенно страшно, но проще было таки решить этот вопрос, чем мучиться. Видок у спутников был — краше в гроб кладут. Особенно у Ремуса — мальчишка выглядел, будто только что прошел через процедуру лазерного омоложения лица. Раз десять. Доводилось мне, еще в прошлой жизни видеть результат такой операции. Не спустя время, а сразу — дама выглядела примерно как сейчас мальчишка, только все же получше. С Доменико все было несколько проще, что еще раз косвенно подтвердило: дар у кузена есть. Я уже заметил, что манн в некоторой степени позволяет сопротивляться свету чистого. В общем, парнишку решил пока не трогать, а вот Доменико осторожно по щекам похлопал.

— Раньше меня так в храмах чистого не прессовало, — были первые его слова. — Интересно, это из-за того, что ты рядом, или по какой-то другой причине?

— Это из-за того, что хозяин храма хотел нас очистить. Совсем, — буркнула Кера. — Думаешь, он не видел, что мы сотворили с его городом?

— Это может стать проблемой, — нахмурился Доменико. — Если доведется оказаться в метрополии. Там к тем, кто избегает появляться в храмах сейчас настороженно относятся.

— Ерунда, — отмахнулась богиня. — На вас с мелким он и внимания не обратит.

Мелкого пришлось нести на руках до грузовика. Дышал он ровно, и жар еще не начался, так что я решил пока ничего с парнем не делать. Уберемся из города, тогда и станем разбираться.

Визит в храм не занял много времени, так что пришлось еще ждать наши мародерские тройки. Я не выдержал, и все-таки полюбопытствовал у Доменико, какой у него манн.

— Ничего полезного, — поморщился кузен. — Даже обидно немного. Я умею превращать воду в вино.

— Воду в вино? — переспросил я, а потом не выдержал и расхохотался. — А по воде? По воде ходить умеешь?

— Вот вообще не понимаю твоей реакции, — обиженно высказался Доменико. — Что смешного-то? Да, манн бесполезный по большей части. Но смеяться-то зачем?

— Прости, это от нервного напряжения, — чуть успокоившись отозвался я. Взглянул на их с Керой недоумевающие лица и снова засмеялся.

— На самом деле нормальный манн, полезный, — спустя пятнадцать минут я смог вернуть на лицо серьезное выражение. Это действительно странновато сидеть возле площади, густо устланной трупами, и ржать, будто умалишенный. — Если окажешься далеко от цивилизации, можно не опасаться грязной воды. И потом… Ты вот на каком расстоянии это можешь делать?

— Раньше только прикосновением, — признался парень. — Но за время студенчества натренировался, и теперь в пределах пары футов могу. И выбор вина разный. Даже игристое пару раз получалось.

— Ну вот. Ты же, наверное, не раз участвовал в сложных переговорах, так?

— Так, но я по-прежнему не понимаю, к чему ты клонишь, — сознался парень.

— Да все же просто. Можно, например, если переговоры сложные, собеседникам воду прямо в желудке в игристое превращать. Чтобы немного снизить критичность мышления. Или ты с кем-то дерешься не на жизнь, а на смерть, и превращаешь всю воду в его организме в спирт. Ну, если не можешь в спирт, то пусть даже в вино — тоже ничего хорошего.

Доменико взглянул на меня с опасливым уважением:

— Извращенность твоей фантазии меня порой пугает, — признался кузен. — Но вообще хорошая идея. Такие необычные способы применения моей способности мне в голову не приходили. И все же, почему тебе это показалось таким смешным?

— Да так, — отмахнулся я. — Слышал как-то байки об одном проповеднике, который мог воду в вино превращать. И по воде ходить. Вот и удивился.

— Любопытно, где ты мог слышать об этом проповеднике, — хмыкнула Кера. — Он жил почти девятнадцать столетий назад, и умер в полной безвестности.

— Ну, ты-то о нем знаешь! — попытался я выкрутиться.

— Я просто случайно оказалась на месте, где его собирались казнить, — ответила богиня, мечтательно зажмурившись. — Вот и запомнила историю. Он тоже славил какого-то пришлого бога, только у него, в отличие от чистых ничего не получилось. Мне интересно, кто мог рассказать тебе эту историю, и откуда он это узнал.

— Того человека нет в этом мире, — ответил я чистую правду, и поспешил съехать с темы: — Если все чувствуют себя в силах идти, предлагаю пройтись по ближайшим домам и лавкам. Да и вообще, надо бы быстрее убираться отсюда.

Кера уже привычно недоумевала. У Диего в традицию входит ее удивлять, но то, что он вытворил в последний раз просто в голове не укладывалось. Смертный, бросил вызов богу! И победил. Она слышала их разговор, хотя вмешаться не могла. Чувствовала, какие огромные силы прилагает бог, чтобы сломать Диего. И ведь не на голой силе действовал, а еще и соблазнял! В какой-то момент Кера поняла: вот сейчас все. Смертный добровольно отдаст свою душу, и ее жизнь на этом закончится. Бог обещал именно то, о чем мечтал Диего, и прямо сейчас. Она успела уже достаточно изучить своего смертного, чтобы понимать — соблазн слишком велик. Но вместо того, чтобы впустить в себя силу чистого, Диего вдруг принялся поносить бога, да что там — он начал ему угрожать! Угрожать богу… такого она не слышала уже очень давно. Слишком хорошие уроки в свое время дали смертным олимпийцы — вот уже тысячи лет не находилось таких, потому что знали: для смертного это в любом случае добром не кончится. Боги не прощают, даже побежденные, и умеют ждать. Впрочем, она уже запомнила, что Диего абсолютно наплевать. За себя он не боится. Странно было, что бог не уничтожил наглого смертного тут же, на месте. Ее саму так прижало отголосками давления, что казалось не поможет даже недавно поглощенная сила, а Диего хоть бы что! Мало того, что поднялся, так еще и алтарь смог разбить. И каким способом! Плюнуть на алтарь… При всей ненависти к чистому, Кере все равно было не по себе от такого поступка. Слишком прочно держалась в сознании мысль, что алтарь — это почти часть бога. Его можно разбить, если бог вражеский, на него можно нагадить — многие племена так и делали, когда между ними случалась война на уничтожение. Но это когда твой бог уже победил вражеского! Если алтарь — это просто холодный камень, не несущий в себе отголосков силы. Не дать богу шанса на возвращение, добить окончательно, убедиться, что он побежден полностью. То, что сотворил Диего — это даже не оскорбление. Это… Да, собственно, это плевок в лицо богу. Страшно.

Силы, которыми оперировал смертный уже откровенно пугали. Уже потом, когда все закончилось, богиня поняла, в чем дело. Диего помогли. Его защитил тот крохотный осколок души, который прицепился к нему в прошлый раз. Тот несчастный, которого он отпустил, так и не смог шагнуть за грань — там осталось слишком мало от личности, чтобы совершить даже такое, самое естественное для души действие. А вот преданность своему спасителю почему-то сохранилась. Впрочем, это неважно. Кроме преданности, там сохранилось главное — ненависть к своему мучителю, чистому богу. Всепоглощающая ненависть и отвращение. И теперь, в отсутствие личности, душа, да еще одаренная, показывает просто дикое сопротивление. Настолько, что пасует даже божественная сила. Ну, по крайней мере, Кера так для себя объяснила этот феномен, хотя полной уверенности в природе столь необычной живучести Диего у нее не было.

Ремусу помог по мере сил сразу, как он пришел в себя — парень очнулся, когда последние дома Васконы остались за спиной. Мальчишка мучился от боли, боялся лишний раз пошевелиться, особенно берег лицо — пытался говорить, не разжимая губ, и вообще старался сохранять идеально спокойное выражение лица. Получалось с переменным успехом, и выглядели попытки откровенно забавно, если не знать, насколько парню сейчас больно. Мази от ожогов в нашей аптечки нет, так что все, чем я смог ему помочь — промыть лицо и руки и обмазать камфорой, отчего машина наполнилась специфическим запахом. Некоторое время сомневался, не дать ли немного лауданума, но отказался от этой идеи. Во-первых, не чувствуя боли, Ремус будет меньше беречься, а во-вторых, отношение к наркотикам с прошлой жизни у меня ничуть не изменилось — брезгливое отвращение. И ведь прекрасно понимаю: лауданум — это не героин, с первого приема привыкания не будет. И все равно давать эту дрянь мальчишке не хотелось.