— Значит, надо торопиться. Ох, как же я этого не люблю… — пробормотал я. Изначально хотел остановить машину и пройтись в ту сторону, чтобы оценить обстановку, но теперь такими темпами я рискую найти пустое место со следами боя и, возможно, телами. Таким манером мы даже не определим, кто с кем воевал. А нужно найти по крайней мере «плохих». Хотя в идеале еще и «хорошим» помочь, это да. Кто бы они ни были.
— Ремус, скажи нашим, чтобы держались крепче, — попросил я парня, сворачивая с дороги в указанном направлении. — Ну и пусть будут готовы к бою.
Поле уже убранное, дождей толком еще не было — должны проехать, и не застрять, тем более, колеса у локомобиля большие. А еще очень хорошо, что паровик работает не слишком громко — кто бы там ни был, они сейчас заняты, так что сильно по сторонам смотреть не будут. Есть надежда подобраться незамеченными. Полмили, разделяющие старую и новую дорогу, проскочили быстро, но на тракт я выезжать не стал, так и ехали вдоль дороги по полю. Обочины обсажены кустами, хоть немного скроют нас от ненужных взглядов.
Противника мы увидели первыми. Через просветы кустов впереди я увидел аккуратненький небольшой локомобиль, лежащий на боку в кювете, и вокруг него полтора десятка мужиков в гражданской одежде с оружием. Картина ясна и очевидна. Насколько я помню карту — тут неподалеку городок Эчарри-Аранас. Раньше здесь добывали камень для строительства, вряд ли теперь у них много работы. Какую бы сторону не поддерживали жители этого города, сейчас они решили поправить свои финансовые дела за счет какого-то незадачливого путешественника.
Резко дергаю рычаги, локомобиль выскакивает на дорогу и разворачивается. Включаю задний ход и футов сто еду таким образом, ловя в зеркала заднего вида удивленные и растерянные взгляды грабителей.
— Поверх голов! — кричу, потому что, во-первых, не уверен, что если стрелять на поражение не заденет тех, кого мы, собственно, спасаем. Ну и честно говоря, рожи у грабителей настолько ошеломленно-недоуменные, что даже как-то стыдно таких сходу убивать. Никто даже не схватился за оружие, а когда над головами прогрохотало, так и вовсе побросали стволы на дорогу и сами повалились в пыль. Попытавшихся убежать не было — видимо, прекрасно понимают, что бежать тут особо некуда — вокруг поля.
Торопиться было уже некуда, так что спокойно заглушил локомобиль, спрыгнул с подножки. Команда порадовала — никто не расслабляется, стоят полукругом, держат под прицелом бандитов. Первым делом подошел к «жертвам». И даже не особо удивился, увидев за разбитым стеклом дорогого локомобиля домину Петру Алейр. По щеке у девушки стекала кровь из разбитой брови, а в руках она побелевшими пальцами сжимала револьвер, и судя по виду готова была дорого продать свою жизнь.
* * *
Петра была возмущена до глубины души. С этими мужланами совершенно невозможно договориться. Целый день она обхаживала это «новое правительство», и все, чего смогла добиться — это имя лейтенанта, который может согласиться ее сопровождать. Как же он ее взбесил! Петра была уверена, что без труда убедит свежеиспеченного полевого командира помочь благородной даме. Мужчины падки на лесть, а в данном случае даже придумывать комплименты не обязательно. Достаточно было послушать разговоры среди повстанцев — о лейтенанте Диего говорили. Кто-то восторгался его лихостью и презрением к опасности, другие восхищались тактическими находками и изобретением какого-то «динамита». Были и те, кто, наоборот, ругал полевого командира на чем свет стоит за излишнюю жестокость. В любом случае, подробностей жизни этого Диего она получила достаточно, в чем особенно помогла Лиза, компаньонка. Сомнений в том, что бравого командира удастся убедить даже не было. В конце концов, не зря же она проучилась целых три года у лучших риторов Рима! Уж заболтать молодого мужчину она сможет без труда. «В крайнем случае, воспользуюсь манном», — думала девушка. Вот только этот грубиян вовсе отказался с ней разговаривать! Мало того, он практически в открытую обозвал ее идиоткой! Тут уже манн бы не помог. Нет, справедливости ради, ее угроза отправиться в одиночку была изначально не более чем шантажом. Раньше (на отце или его подчиненных) подобное неизменно срабатывало. Однако после такой отповеди Петра была слишком на взводе и слишком возмущена, чтобы думать рационально. Она не могла оставаться в этом дурацком городе ни секунды лишней! Эта дурацкая ссора с отцом… наверняка его люди уже близко. А она просто не может позволить ему себя найти! Хотя после всего, вернуться домой хотелось очень сильно. Но нет, у нее только одна дорога. Петра сознавала, что делает глупость, но остановиться уже не могла. Сначала это длительное сидение взаперти в отеле — и ведь даже не кормили толком, отговаривались отсутствием припасов. Потом повстанцы, какие-то карточки, и никому до нее нет дела, и как последняя капля — этот жалкий лейтенантишка, смотревший на нее совершенно равнодушным взглядом, как на пустое место!
Лиза пыталась ее отговаривать, но девушка уже закусила удила. Петра еще одного командира повстанцев — какого-то Северина, добилась, чтобы он выдал припасов на дорогу — слава богам, хоть этот не отправил ее восвояси. Правда, пришлось заплатить так, будто она закупает готовые блюда в лучшем ресторане столицы, на не несколько фунтов сушеного мяса и сала, но это можно понять. Деньги во времена потрясений быстро теряют ценность, да и у Петры их достаточно. Не жалко.
Наутро решение ехать вдвоем с компаньонкой на своем локомобиле казалось еще более глупым, но теперь уже просто не хотелось выглядеть трусихой в глазах единственной подруги, так что Петра продолжала демонстрировать энтузиазм, которого больше не испытывала. Проснулась еще до рассвета — ночью из-за переживаний так и не удалось толком уснуть, растолкала подругу, и решительно уселась за руль новенького красного локомобиля.
Ничего удивительного, что столь бестолково начавшееся путешествие, получило такое дурацкое продолжение. Не успели отъехать от Памплоны, как машина ухитрилась застрять в какой-то луже, вытолкать ее оттуда самостоятельно не было никакой возможности. С грехом пополам выбравшись на сухое, угваздавшись в грязи чуть не по пояс, пошла искать кого-нибудь, кто сможет вытащить транспортное средство из ловушки. Откровенно говоря, Петра даже надеялась никого не найти — в таком случае можно будет со спокойной душой вернуться в город, благо отъехали недалеко, и попробовать поискать более сговорчивых попутчиков. В крайнем случае можно договориться с тем же Севериным, чтобы выделил охрану из своих людей — за сестерции не откажет. И почему ей не пришло это в голову вчера?
Однако благоразумным планам сбыться было не суждено — не успели они с Лизой отойти от машины и на полмили, как навстречу попался крестьянин на телеге, который благородно согласился помочь городским девушкам, и даже платы не взял. Лошадь споро вытащила локомобиль на дорогу, и путешествие продолжилось. Недолго. Локомобиль, на радостях разогнанный до максимальной скорости вдруг резко вильнул в сторону, несколько секунд ехал боком, грозя вот-вот перевернуться, и, наконец, остановился. Не успев понять, что произошло, Петра увидела окруживших машину людей. В первый момент подумала даже, что ей хотят помочь, однако вглядевшись в лица быстро сообразила, что ошиблась. Оборванцы грозили ей оружием и требовали выйти из машины. Петра вспомнила какие-то хлопки, которые услышала перед самой аварией. Догадалась — это стреляли по колесам.
— Давайте, вылазьте, красотки, — крикнул какой-то бородатый шибздик. — Не боись, жизни лишать не станем, да и честь ваша нам не нужная. Жрать хотим, а у вас, сразу видно, деньги есть. Вот и поделитесь с голодающими.
Петре было страшно и мерзко. Ее до сих пор ни разу не грабили. А еще она почувствовала, что невероятно зла. Все неприятности последних дней сложились с этой последней гадостью и привели к взрыву бешенства, которое смыло и страх и омерзение. Револьвер будто сам прыгнул в руку, и Петра за десять секунд выпустила все пять пуль, прямо через стекла локомобиля. Пятеро бандитов с воем попадали на дорогу — девушка ни разу не промахнулась. Не для того ее часами тренировал отец на домашнем стрельбище. И все равно, как бы строго не вдалбливали ей науку самозащиты, как бы возмущена и зла она ни была, стрелять на поражение не смогла. Самой было стыдно за мягкотелость, но не поднялась рука убивать. А вот грабители, кажется, от своих сомнений, наоборот, избавились.