«Ах, Ваша Светлость, будет Вам пужать меня вечно Вашими мертвецами, ах, Mon Dieu!» – перекрестилась Мадам Дюри. «Мне должно слышать от Вас лишь разумные речи, а эти оставьте Мсье Веретóв.»
«Доктору Веретову я то же самое поведаю!» – радостно воскликнул Микаэль. Румянец на его щеках горел, а в глазах сверкали довольные искорки. «Отныне я – здоровый человек! Прочь, мертвецы! Ха-ха-ха!»
А что же до Мари? Её счастье озаряло всё вокруг. Графиня не узнавала собственную дочь, а супругу оставалось лишь успокаивать сердце Анны в том, что союз будет прочный, и что слухи со временем рассеются, оставив место лишь семейному благополучию. Что вскоре ум пожилой графини будет занят лишь внуками-наследниками герцогского престола. Александр сам-то в душе не знал, каким из его собственных прогнозов верить, но веровал в тот, что без устали говорил жене. Их единственная дочь шла под венец. На кону стояло очень много – на брак с герцогом, пусть с даже не с кем оно изначально тому было планировано, возлагались огромные надежды, решающие судьбу, а сталось бы, лучше уж не таить, финансовое состояние беднеющей семьи Лиен. Все понимали это, но надеялись, что коли молодые приглянутся друг другу искренно, то и второстепенные мотивы женитьбы не будут смотреться столь отталкивающе. Посему, о мотивах этих в голос не упоминалось, но и с расчётов никогда не сходило.
Разве что у единственной Мари никаких расчётов не было и в помине. Семейная ситуация ей была известна, но она, мечтами повстанческого юного духа мысленно видела себя лишь выходящей замуж по любви. И вот, мольбы её были услышаны – не пришлось страдать, идя против воли родителей. Она шла под венец хоть и внезапно, но по любви. И какой бы сумасшедший ни был молодой герцог для мира, она лишь видела красоту лица его, сверкающую улыбку, которой он одаривал её, нежные объятия, в которые он заключал её, и страсть, которая исходила из его юного сердца.
Глава 7
И вот счастливый час настал. Толпа, ещё в прошлом месяце обходившая стороной карету Герцога Микаэля Примского, теперь вприпрыжку, осыпая цветами всё вокруг, ликовала при виде брачующихся. Вот уж, действительно, двойные стандарты. Микаэль и сам недоумевал, как тепло его принимал теперь люд, и то пускался ворчать, что небесной кары на этих лицемеров нет, то, под укоризненным взглядом Графа Лиен, сопровождающего его в карете до церкви, вокруг которой уже так много скопилося цуг, начинал нервно смеяться и махал толпе рукой.
«Ах, Мими, отчего всё так топорщится, это просто безумие!» – негодовала Мари в притворе, озарённом солнечным светом. «Всё должно быть великолепно сегодня, ведь это день нашей свадьбы, а такой Микаэль меня видеть не может!»
Но в нервных словах её не было правды – то говорили лишь переживания перед знаменательным днём. Так восхитительно юная Мари Лиен ещё никогда не выглядела. Её свадебное одеяние было сшито лучшими швеями в округе. Высокие, пышные рукава переливались золотыми и серебряными нитями, когда лучи света ненароком падали на них. Элегантный вырез её брачного наряда был украшен бусинами; по спине шла сложная вышивка шёлковыми нитями вьющихся цветов и сидящих на них многокрылых бабочках, талию утянули сильно, да добавили турнюра. Фата была не длинна и не коротка, из органзы и тюли, украшена бусинами, как на срезах самого платья. Причёску на длинные волосы невесты выполнила сама графиня, и результату могли бы подивиться многие цирюльники – высокие, сплетённые между собой каштановые косы завивались в причудливый узор, напоминающий раскрытый тюльпан, украшенный белыми ленточками.
«Ваше Сиятельство! Вы наговариваете, ничего оно не топорщится, в самом деле!» – сокрушалась сегодня очаровательно одетая Мими. «Где же он… Где же Вик…»
«Где же он? Отчего опаздывает?»
«А? Кто?»
«Муж мой будущий, Мими! Кто ж ещё!»
«Ваше Сиятельство, дороги – мрак! После такого дождя благо они вообще доберутся», – бросилась пояснять Мими, мыслями будучи далеко и сама не знающая, отчего герцог так долго добирается, но ответить надобно было для успокоения Мари, не находящей сегодня покоя ни в чём.
Но её беспокойство было беспочвенно, ибо вдалеке послышались звуки стучащих копыт, хлюпающих по грязи, которая создавала неопрятный контраст такому чудесному событию.
«Да вот же они! Ах, счастье!» – воскликнула будущая герцогиня.
«Мари!» – закричал из останавливающейся кареты Примский-младший. «Мы через какие-то мгновения будем супругами! Как же ты великолепна, Мари! Мои глаза недостойны видеть эту красоту! Я упал в пещеру Амбото! Моя Мадди!»
«А мои уши недостойны слышать эту сумасбродицу! Где его манеры!» – буркнула Графиня Анна, смотрящая со стороны на шушукающуюся толпу гостей, уже ожидающих внутри церкви и с нетерпением пересыпающихся любезностями в ожидании священного таинства.
«Шшш…» шелестели листья деревьев. «Шшш…»
Мари звонко засмеялась.
Церемония обещалась.
Глава 8
Церковь была полна народу, и оттого не доставала кислорода, утомляя собравшихся гостей страшно. Женщины трясли перед лицами веерами, жаловались на духоту и просились наружу, мужчины же делали вид, что ничего подобного не замечали, и почтительно перешёптывались, когда брачующиеся появились, наконец, на входе и принесли с собою свежего, прохладного воздуха с улицы, на которой жандармы ходили с каретами.
Платья и вееры перестали шуршать, сабли больше не задевали одна за другую. После сильного дождя, сонное солнышко решило-таки заглянуть в церковные ставенки, чтобы разузнать, что творилось внутри. И вот, внутри всё заблистало! Позолоченные иконки и боковые нефы засверкали, мешая хорошо всё видеть, кубки и помосты все засветились и посветлели. Все барельефы и арабески словно бы ожили и принимали непосредственное участие в церемонии, становясь словно бы тоже живыми гостями. Фигуры священников, стоящих уже у аналогия, стали как бы даже приветливее и добрее. Даже ризы их перестали внушать страх, как водится, чего-то королевского.
Мари, когда гордый, пушащийся от удовольствия жених взял её от шафера, взял её под руку, не смогла сдержать слёз. Дамы заохали. Протодьякон, шустрый и молодой, тут же залистал Библию и, перекинувшись с полным, старым, с длинною бородой миловидным теперь для всех священником, затянул молитв.
Гости запели псалмы, кто знал наизусть, кто знал пофразно, но все искренно и качая головами. В моменты таких вот священнодейств, брачества ли, крещения ли, траура, у всякого любая дурь уходила вон, и либо позже не возвращалась, либо ждала за церковными дверями.
Священник, окончив с благословенными молитвами и повернувшись лицом теперь к молодым, приказал им надеть кольца.
Микаэль блеснул глазами.
«Моя», – одними губами сказал он Марии, и она стыдливо опустила взгляд.
И их объявили супругами.
Эту свадьбу праздновали ни много, ни мало пять дней. А сколько народу собралось! Вся знать с округи и забугорная, разом забывшая неприязнь к Микаэлю и его славу сумасшедшего, стеклась ко всем мраморным залам замка отведывать кушанья на помосте, беседовать, знакомиться и плясать котильоны да мазурки. И простому люду дано было где повеселиться – все малые башни и большой зал были отданы для празднования остальным гостям, чинами ниже, а то и вовсе не имеющим иных. В дни эти разве что грачевня пустовала, не вынося непрекращающегося смеха и звуков музыки.
Казалось бы, счастливы были все. Но особенно молодожёны. Даже и на пятый день Мари и Микаэль счастливо перешёптывались за праздничным столом, планируя присоединиться к следующей кадрили. Как вдруг, музыка смолкла. Народ волной от выхода перешёптывался и расступался. В зал празднования, спокойным, размеренным шагом вошёл Виктор Примский.
«Герцог! Виктор Георгиевич!» – послышалось отовсюду.
«Ой, беду ожидайте!» – воскликнула Баронесса Виевина, схватив за руку Александру – белокурую скромную девушку, из своей многочисленной свиты.
