Лучшее место возле окошка занимал фаворит продаж – знаменитый спирт «Ройял» в литровом флаконе. Рядом помещалась пузатая фигурная бутыль, укупоренная золотистой пробкой. На стекле присутствовала изящно выдавленная рельефная буква «N», зато совершенно отсутствовали данные производителя и страны изготовления напитка. На бутылке даже не было этикетки с названием. Покупатели, тем не менее, свято верили, что внутри находится не что иное, как известный по французским фильмам и детективным романам дорогой коньяк «Наполеон». Ведь именно так товар был обозначен на ценнике.
Коньяк вообще был представлен здесь в широком ассортименте. «Дагестанский», «Армянский», «Грузинский» – гласили надписи на этикетках с горными козлами и виноградными гроздьями. Внутри бутылок в такт перестуку трамвайных колёс покачивалась одинаковая с виду тёмно-жёлтая жидкость. Этикетки от коньячных бутылок то и дело отваливались. Цветные картинки с тихим шелестом падали за прилавок, под ноги продавцу. Продавец – угрюмого вида раскосая толстогубая девушка со вздохом поднимала их с пола и привычным движением мазала клеем с помощью разлохмаченной щетинистой кисточки, не особо ломая голову, на какую бутылку лепить ту или иную бумажку.
На верхней полке яркой шеренгой выстроилась дамская радость – приторные ликёры «Бэйлис», «Амаретто» и «Кюрасао». И, конечно, для желающих освежиться – как-никак, на дворе расплывался зноем горячий июль – в морозильном ларе остывали железные банки десятка сортов великолепного пива со всех концов света. Стоит ли удивляться, что к окошку тянулась нескончаемая очередь страждущих обоих полов от мала до велика?
**********
Справедливости ради следовало заметить – народ толпился не только у ларька со спиртным. Помимо потребностей сугубо плотских граждане круглосуточно имели возможность удовлетворить свои культурные запросы. Соседний киоск, где торговали кассетами с музыкальными записями, обступили ценители прекрасного. В хриплых от непосильной нагрузки динамиках поцарапанной колонки 35АС, прикрученной к прилавку шурупами, на радость жителям соседних домов чей-то отчаянный голос под немудрёную мелодию задорно выпевал рассказ о какой-то нездешней роскошной жизни :
– На номенклатурной даче
Телевизоры «Хитачи»,
Деревянная обшивка
И бильярдные столы..
Стуча о стекло костяшками пальцев и нестрижеными ногтями, покупатели тыкали в названия на коробках кассет, пытаясь перекричать наглый голос из деревянного ящика. А голос заливался соловьём так самозабвенно, будто вовсе не нуждался в слушателях :
– Там мы баньку затопили,
Там мы ели, водку пили
И носы мы воротили
От зернистой, от икры..
В отличие от пьяной палатки, заграничное в музыкальном киоске не пользовалось спросом. Покупали всё больше наше, отечественное. Популярны в народе были как пение новомодных эстрадных звёзд, так и взявшийся невесть откуда русский рок, представленный здесь в основном знаменитыми группами «Сектор Газа», «Бахыт Компот» и «Красная Плесень». Впрочем, чаще остального публика интересовалась блатными напевами, называя почему-то тюремную музыку изящным французским словом «шансон». И только один чудного вида сутулый парень лет тридцати с бритым наголо коричневым черепом, заглядывая поверх чужих голов, повторял напряжённо в квадратную тёмную дырку :
– Ранний «Кримсон» есть?
На жилистой тёмной шее любителя раннего Кримсона болтался обрывок грязной бельевой верёвки, завязанный хитрым узлом навроде морского. Возможно, это был амулет религии вуду или простой узелок на память, однако, со стороны обрывок верёвки выглядел так, словно сутулый сорвался недавно с виселицы. В ответ на призывы озабоченного Кримсоном меломана из окошка тянулись только сизые ленты табачного дыма. Похоже, продавец кассет считал ниже собственного достоинства отвечать на дурацкие вопросы. Понятное дело, ни раннего, ни позднего Кримсона в продаже не было, да и быть не могло. Кому теперь нужна вся эта поросшая мхом и, в общем-то, глубоко чуждая нам иностранщина? Настало наше время. Торговля прёт полным ходом. Без всяких там битлов и дипаплов..
Очевидно, рядом с тремя торговыми точками совсем недавно располагалась четвёртая – если судить по размерам, такой же стандартный ларёк, наподобие вино-водочного. Вот только догадаться, что за товары предлагались тут на продажу, было непросто – на месте киоска высился чёрный обугленный остов. Из покорёженных выгоревших досок торчали согнутые страшным жаром гвозди. Асфальт вокруг был измазан густым слоем пепла в застывших тёмных потёках и отпечатках обуви. Что тут произошло? Неужто пожар? Немудрено, подумал Дроздов – столько кругом проводов как попало напутано. Вот и случилось короткое замыкание. Хорошо, если никто не пострадал. Сгоревший ларёк народ обходил стороной, не выказывая ни испуга, ни удивления.
Дроздов скользнул глазами по пёстрой сутолоке уличного базара, но задерживаться у прилавков не стал. В середине монументального здания темнел проход под высокой аркой, увенчанной толстым бетонным венком с пятиконечной звездой. Из-под арки с весёлым писком выскакивали юркие ласточки. Туда и направился Алексей решительным шагом, отмахиваясь на ходу от особо назойливых попрошаек.
– Говорил хозяин ейный,
Что построил два бассейна,
Что имеет новый «Бентли»
И огромный в Берне счёт.. – толкнулась было в спину новая порция прилипчивой песенки. Да тут же и оборвалась, стоило Дроздову ступить под тёмные своды. Его шаги отозвались гулким раскатистым эхом. Не прошло и минуты, как Алексей уже был во дворе.
**********
За аркой скрывался совсем другой мир. Дом под номером сорок четыре, высокий и длинный, словно китайская стена, отгораживал от суматошной улицы тихий обширный двор. Сюда не долетали хулиганские мелодии и гнусавая ругань алкашей. Столетние тополя заслоняли жаркое июльское небо липким зелёным куполом. Стволы тополей по толщине приближались к секвойям. Одно исполинское дерево переломилось под собственным весом и рухнуло, оставив чудовищных размером пень. Ствол с увядающей желтеющей кроной валялся тут же, из под него торчали угол детской песочницы и разломанная на куски деревянная лавка. Вокруг подымалась лесом густая полынь. Похоже, никто и не думал убирать останки упавшего гиганта.
Высоко над головой сладко пели невидимые птицы. Сколько Дроздов себя помнил, из пернатых в Кабановске водились разве что голуби, да воробьи. Но в этом зачарованном уголке из пыльной листвы городских тополей доносились мелодичные трели, словно в сосновом бору. Погоди-ка! – а это ещё что за звук? Д-р-р-р-р-р! Д-р-р-р-р-р! Да-да – на одном из деревьев, уцепившись острыми когтями за кору и опираясь на собственный хвост, барабанил настоящий лесной дятел в плоской красной шапочке.
Алексей осмотрелся по сторонам. В глубине двора параллельно жёлтому дому стояли рядами бараки в два этажа, обшитые половой рейкой в облупленной коричневой краске. К баракам сквозь заросли цветущего репейника тянулись извилистые тропинки. Между бараками и жёлтым зданием, окружённые непролазными зарослями, чернели древние покосившиеся сараи. На их дверях болтались ржавые накладки под висячие замки. Сами замки давно оторвали, сараи, понятное дело, обчистили, и теперь опустошённые хранилища старого хлама с приоткрытыми дверями посреди буйного июльского разнотравья смотрелись жилищами лесных гномов. В одной из таких избушек вполне могла обитать страшная ведьма из сказок братьев Гримм – с кривым бородавчатым носом и жёлтым клыком поверх лиловой губы. Что вообще могли хранить жильцы в этих сказочных кладовых? Вышедшие из употребления вещи? Макулатуру? Дрова? А, может, в голодные послевоенные годы здесь держали свиней. Или дойных коров. Кто знает..
Чёрная дверь одного из сараев отворилась с томительным скрипом. Раскатывая на ходу рукав рубахи, навстречу солнцу вышел худой, неопрятного вида, парень с остекленевшими глазами. Между его кривыми ногами проскочила крупных размеров бурая крыса с поднятым вертикально хвостом. Парень, покачиваясь, направился по ведущей к баракам тропинке, поднося на ходу горящую спичку к зажатой в зубах папироске. Крыса шмыгнула в кучу мусора возле помойки. Помойка имела вполне созвучный времени вид – три проржавевших контейнера, похороненные под огромными пирамидами не вывезенного мусора.
