**********
В кошельке-желудке зашелестели первые деньги. Трудно сказать, отчего мужик обозвал рубашечный шёлк мокрым, но прилипчивое словечко Сане понравилось. Ободрённый успехом, он уверенно орал теперь во всю глотку, поднимая к пустому январскому небу стаи толстых рыночных голубей :
– Натуральный мокрый шёлк! Последняя московская мода!
И добавлял для пущей убедительности :
– Сезонная скидка сорок процентов!
А из-за его спины тянулись уже чьи-то быстрые цепкие руки, хватали рубашки за полы и рукава, щупали, гладили, причитали восторженно :
– Ты посмотри, какая фактура! Сразу видно – товар первоклассный. Серёжа, давай возьмём тебе такую на выход.
Третьяк не успел оглянуться, а к его прилавку выстроилась очередь. Народ чуть не рвал рубахи на части. Торговля в тот день продолжалась от силы двадцать минут. На третий день изумлённый Петруха получил свои тысячу восемьсот. А Саня ближайшим рейсом отправился снова в Пекин.
Деньги случились, как говорится, шальные. Они будто сами падали с холодного зимнего неба. И номер прилавка не имел никакого значения. Охочие до рубашек граждане находили волшебный товар повсюду. Не прилагая особых усилий, каждый день Третьяк увозил с вещевого рынка на Крюковской по увесистой пачке в каждом кармане брюк. Ему даже в голову не приходило их тратить. Ну, разве что на еду. Остальное, по примеру Петрухи, он решил откладывать. Так, чтобы накопить на квартиру. Копить оказалось делом довольно хлопотным. И чрезвычайно рискованным. Держать любые ценности дома было опасно – квартиры ставили на уши каждый день, вскрывая входные двери с такою лёгкостью, словно те были сделаны из картона. А уж в общаге завода станков-автоматов иные жильцы и вовсе не запирали дверей. Чтобы не тратиться каждый раз на починку замков. Банкам и вовсе доверия не было. Они возникали один за другим словно из ниоткуда, давали рекламу – лживую до безобразия, а заманив побольше наивных клиентов, срывали хороший куш. И вскоре лопались с оглушительным треском. Нет, ни за что не понёс бы Саня деньги в какой-то банк.
На всю дневную выручку по вечерам Третьяк покупал в обменных пунктах доллары. Хранились они в железной коробке из-под печенья с плотно притёртой крышкой, заклеенной скотчем и зарытой под кучкой промасленной ветоши в дальнем углу гаража его покойного деда. Гаражи, понятное дело, тоже бомбили один за другим. Угоном машин промышляли теперь даже школьники. Те, что были получше и поновее, нагло предлагали на выкуп хозяевам. Те, что похуже, потрошили на запасные части. А укуренные малолетки, накатавшись вдоволь по пустым ночным улицам и спалив остатки бензина, со смехом крушили тачки о фонарные столбы и деревья. Но в дедовском гараже стоял никому не нужный горбатый Запорожец – ржавый, помятый, без лобового стекла и с круглыми дырками на месте фар. Да что там фары – у него двух передних колёс не было. Время от времени Саня нарочно открывал нараспашку ворота и делал вид, что крутит под капотом какие-то гайки. Типа такой шизанутый механик-любитель. Его расчёты полностью оправдались. Желающих курочить замки из-за груды ржавого металлолома не находилось.
**********
Каждые две недели Саня мотался в Пекин. К лету шёлковые рубахи были известны уже далеко за пределами города. На Крюковскую приезжали теперь перекупщики из Комсомольска и Николаевска, забирали продукцию мелким оптом и просили ещё. Рыночные торговцы терялись в догадках, где он берёт свой волшебный товар. Много раз у него пытались выведать тайну. Мужики набивались в друзья, предлагая вместе выпить водки после работы, а бабы наперебой зазывали домой то «на пельмени», то «на блины», ясно давая понять, что к пельменям предложен будет десерт особого рода. Водку в компании Саня не пил, ссылаясь на слабость здоровья. И к бабам в гости не ездил, выдумав, что женат и сохраняет верность супруге. Он знал, что за ним всё равно пытались следить. Так что с того? Предположим, барыгам удастся пронюхать, что он гоняет в Пекин. Но обнаружить следы одного человека в шестнадцатимиллионном городе было ничуть не проще, чем отыскать иголку в стоге сена.
К весне половину рынка оккупировали сами китайцы. Шумной толпой они растекались по территории, занимая все пустые прилавки. Скоро прилавки закончились, и китайцы сноровисто принялись строить большие ангары из рифлёных железных листов, заполняя торговые площади всякой всячиной. Рыночные торговцы встревожились, понимая опасную близость внезапно нагрянувших конкурентов. Но Третьяку китайцы совсем не казались опасными. Все они были родом из приграничной провинции Хэйлунцзян, товар возили по большей части копеечный – трикушки, майки, тапочки, ярко раскрашенные игрушки с бьющим в нос химическим запахом и другую подобную дребедень. Рубахи были для них такой же диковинкой, как и для наших соотечественников. Они теребили мягкий мерцающий шёлк тонкими жёлтыми пальцами, изумлённо восклицали «Ай-я!», округляя суженные глаза, и приставали к Сане с расспросами, точно ли чудо-рубахи куплены были в Китае, и если да, то в каком именно городе.
**********
Чтобы не выглядеть скучным и мрачным типом, в ответ на расспросы Третьяк никогда не молчал, но охотно рассказывал китайцам и русским одну и ту же историю, которую выдумал специально, чтобы не путаться во вранье. Мол, рубахи эти вообще не его. Саня всего лишь мелкая сошка, продавец за прилавком. Работает на хозяина – приезжего китайца по фамилии Сунь. Товар китаец привозит издалека, из южного города Гуанчжоу, и от Кабановска до этого города по слухам не ближе, чем до Луны. А что? Звучало вполне убедительно. Сами китайцы, слышал Третьяк не раз, толковали, что все на свете товары делают в Гуанчжоу. Можно ли требовать больше с обычного продавца?
Впрочем, китаец по фамилии Сунь на самом деле существовал. Он торговал, как и прежде, шёлковыми рубашками на узенькой улочке возле посольского квартала в Пекине. Сунь встречал Третьяка тепло, словно старого друга. И даже его ворчливый седой пекинес приветливо вилял хвостом, давно признав чужестранца за своего. Приятели выпивали по зелёной баночке пива Tsingtao, закуривали душистые Marlboro местного производства и приступали к делу. За полчаса Третьяк набивал рубахами две здоровенные полосатые сумки, отвозил их в гостиницу, туго перетягивал скотчем и оставшиеся до отлёта дни беззаботно болтался по центру Пекина.
Три раза Саня ездил на тот необъятный рынок с матершинным названием, где в январе собирался отовариться шубами. Там в лабиринтах бесчисленных торговых рядов копошились тысячи наших сограждан со всех уголков бывшей Страны Советов. Не стесняясь в крепких выражениях, они торговались до хрипоты с продавцами, набивали всевозможным товаром сумки, баулы, мешки, фанерные ящики и даже морские контейнеры. Шмотками с этого рынка можно было одеть целиком население какой-нибудь средней европейской страны.
Но Саня ездил на Ябалу не за товаром. Ему вполне хватало доходов с продажи рубах. Уж больно хотелось найти того старика, что указал зимой дорогу к лавке торговца Суня. В отдельном кармашке потёртого уже кошелька-желудка лежала аккуратно завёрнутая в чёрный целлофан пачка в полторы тысячи юаней. Это был подарок старому нищему. Много раз Третьяк представлял, как обрадуется старик. Как они сходят вместе в забегаловку по соседству, раздавят бутылочку забористой «Эрготоу» под чашку горячих пельменей. Но на том суматошном перекрёстке всякий раз толкались только горластые малолетние попрошайки. Разыскать старика так и не удалось.
**********
К началу сентября Третьяку удалось уложить в жестяную банку шестьдесят четыре тысячи долларов. Соседи по рынку шиковали вовсю. Лезли из кожи вон, стараясь удивить друг друга размерами золотых цепей, дорогими нарядами и подержанными авто, привезёнными из соседней Японии. До поздней ночи они куражились в ресторанах «Чикаго» и «Эльдорадо», просаживали деньги в новом казино на набережной и осваивали секс-туризм на курортах экзотического Таиланда. Саня же питался по большей части сосисками, варёными яйцами и лиловыми куриными окорочками американского производства, которые брал в замороженном виде коробками на продовольственной базе. Они не отличались изысканным вкусом, но были просты в приготовлении. Даже в Пекине, при всей дешевизне местной еды и её неслыханном разнообразии, по большей части он столовался прямо на улице с передвижных прилавков, где продавали по копеечным ценам приправленный острым соусом рис, усыпанный жареным мясом и тушёными овощами. Однообразный пекинский рацион Третьяк разнообразил обычно местной пахучей водкой, к которой быстро успел пристраститься. Из одежды пришлось потратиться только на джинсы Тесс – одни тёмно-синие, другие цвета морской волны, пару футболок с неистовым Брюсом Ли, да на белые кроссовки Пума, в которых Саня и проходил до самой осени. А уж рубах у него, как известно, было навалом.
