***

Высоцкая скрылась из вида и Мирон чертыхнулся. «Вот куда она сейчас попрется одна посреди ночи? Да еще в таком состоянии!».

Размашистым жестом он скинул кроссовки на пол:

– СУКА!

Он приоткрыл окно, прибавил громкость музыки, закурил и поехал к Марку.

– Марик, вот ты дебил? На кой хрен ты вискарь все время держишь в холодильнике?

Марк закатил глаза и отвернулся. Мирон сел на диван и задумчиво спросил:

– Ты что-нибудь выяснил?

– Нет.

– Давай, адвокат, шевелись! Сколько мне еще ебалом светить по городу?

– Евгеньевич сказал «неделя», – ответил Марк, присаживаясь в кресло напротив.

Мирон ухмыльнулся:

– Неделя на исходе. Артурито не придет за своим дерьмом. Его ребят приняли. Гоша на измене.

– Если бы ты не сунулся к ним…

– Да, заебал ты уже! У меня, сука, выбор есть?!

– Есть! Вали нахер из страны. До конца месяца. Следак долго ждать не будет, прокуратура дело требует. Без тебя его возьмут и можно спокойно ждать суда.

– Валить?!

Мирон на секунду вспомнил удар ботинком по лицу, прошедшийся вскользь и рассекший ему висок. И голос где-то совсем рядом: «А твоей соске я «армянскую свадьбу» устрою. Первый ее выебу. Потом приду к тебе и расскажу, как она текла в ожидании всех моих братьев. Понял меня?..»

– Не могу я валить, – хрипло ответил Мирон. – Марик, пробей прослушку, узнай, кто про нее говорил.

– Ты сторона обвинения, нам с тобой материалы никто не покажет…

– Ну, тогда, пусть ей, блядь, охрану дают!

Марк поджал губы и потер ладонями глаза, устало откидываясь назад.

– Не даст ей никто охрану. Ты можешь просто подержать ее на расстоянии? Чтоб она не светилась рядом с тобой?

– Это Лада, – Мирон потер лоб. – Эта сука мутит, я уверен.

– Ей не до тебя сейчас. Она рада, что паровозом не уехала.

Мирон не слушал. Высоцкая была слишком близко к нему. Всю неделю он выходил из дома только с оружием. Он понимал, что в задачу Андрея Евгеньевича не входила его целостность, улик против братьев Тигранян и так было навалом. Но Артур и Гоша оставались на свободе: Гоша как свидетель (временно, как он надеялся), а Артур в бегах. Если его, Мирона, случайно грохнут – Артур или менты – будет печально. Но Высоцкая была слишком близко… Он видел, что с ней творится, но упорно молчал, не объясняя ничего. Пусть она сама отойдет в сторону, так будет легче. Объяснять ей, при каких делах тут Влада, желания не было никакого. Ненадолго отпустить ее. Просто дать повод и оттолкнуть от себя. Может, немного напугать… Обидеть, разозлить? Как классно она сегодня каталась по Садовому, красотка… Плакала, маленькая… Ушла красиво сучка…

Он знал, что вернуть ее труда не составит. Это все ненадолго. Она подсела на него как на наркотик, она любила его, она зависела от него. Он управлял и контролировал. Ему нравилось, когда она плачет, но он понятия не имел, почему. Просто кайфовал…

– Але, Мироша! – Марик щелкал пальцами у него перед лицом. – Че делать будем?

Мирон улыбнулся:

– Будем бухать, Марк Аланович, – ответил он. – Только не у тебя, здесь тухляк. Погнали? Я сегодня одинокий…

– Тогда погнали, – кивнул Марк, улыбаясь.

Я проснулась утром от знакомого звука: это звонил мой телефон. Я еще не успела открыть глаза, моя память была чистым листом, но как по щелчку пальцев все воспоминания о прошлой ночи обрушились на меня с силой водопада. Я напилась, я приехала к нему, он угрожал мне оружием… Я открыла глаза, вскочила и тут же упала обратно: на правой руке у меня был затянут браслет наручников, а второй был на левой руке Мирона, который спал рядом. Я проспала у него всю ночь и плохо помнила то, что происходило после того, как я оказалась пристегнутой к стойке бара.

Телефон, который замолчал на несколько секунд, зазвонил снова. За окном был четверг и мне полагалась находиться в офисе в это время.

– Выруби его, – пробурчал Мирон и перевернулся, увлекая за собой мою руку, а я вскрикнула от боли.

Он повернулся обратно, посмотрел на меня и медленно перевел взгляд на наручники. Потер глаза и переносицу свободной рукой, потянулся куда-то вниз, снова увлекая меня за собой. Когда он выпрямился, в его руках мелькнул маленький ключик, которым он отпустил мою руку на свободу. Я помассировала ноющее запястье и, заворачиваясь в одеяло, направилась к двери, где вместе с пальто и сапогами валялась моя сумка и издавала адские звуки.

– Слушаю, – ответила я, наконец.

– Виктория Андреевна, доброе утро, – услышала я голос своей секретарши. – У вас на сегодня назначена встреча с господином Колесниковым, а вас еще нет на месте. Я должна встречу подтвердить. Вы приедете сегодня?

Я взглянула на часы. Стрелки показывали 9:29.

– Да, – ответила я. – Я буду через три часа, подтверждай после обеда.

– Хорошо, я вас поняла. До свидания.

Я обернулась и посмотрела на него. Он лежал на боку, подперев голову рукой и согнув одну ногу, демонстрируя мне все свои достоинства. И его тело все еще хранило следы той ужасной ночи. Я не могла смотреть на него спокойно, поэтому подошла к кровати, распутала одеяло на себе и накинула на него. Теперь голой была я.

– Рекомендую одеться, – заметил Мирон.

Я смерила его таким холодным и презрительным взглядом, на который только была способна. Собирая с пола свое белье и одежду, я по кусочкам восстанавливала в памяти все события и боролась с последствиями неограниченного употребления крепкого алкоголя.

Я больше не хотела задавать ему вопросы, мне не нужно было выяснять отношения. Мне было страшно. Нет, его я не боялась. Я боялась себя и своих желаний. Нужно было называть вещи своими именами: он пьяный насиловал меня всю ночь, угрожая оружием, а я… А мне было так хорошо, как еще никогда даже с ним не было. Я оделась так быстро, как могла, и загадала: «Если он хоть словом, хоть взглядом, хоть касанием даст мне понять, что он такой, как прежде, я останусь».

Размечталась.

– Не заморачивайся насчет работы, Высоцкая, – произнес он, подняв с пола пачку сигарет и зажигалку. – Сейчас позвоню в твою контору и все улажу. Можешь ехать домой и выспаться нормально.

Он закурил.

– Меня ждут. Мне нужно в офис.

– Отвезти?

– Справлюсь, – я посмотрела в его глаза.

– Ты получила все, зачем приходила вчера? – он выпустил дым мне в лицо.

Больно.

– Я приходила не за этим, – ответила я и получилось немного печально.

– Зачем же, маленькая моя?

Я чуть дрогнула от этого обращения, но это все равно было не то, чего я ждала:

– У тебя нет того, зачем я приходила.

Я вышла за дверь и, поражаясь своему болезненному спокойствию, поехала к себе домой, чтобы переодеться, быстро принять душ и приехать в офис, не опоздав на встречу.

Колесников приехал сразу после обеда и я ждала его у себя, подготовив все необходимые бумаги. Когда мы здоровались, и он пожимал мне руку, я заметила, как внимательно он разглядывает мое лицо. Я не плакала накануне и не видела поводов для личных разговоров на этот раз, но этот мужчина снова меня удивил:

– Виктория Андреевна, я вижу, вы мучаетесь жутким похмельем, – констатировал он, подписывая документы, которые я ему протягивала.

Я немного покраснела, опустила глаза и негромко ответила:

– Я прошу прощения, господин Колесников, что наши с вами встречи всегда сопровождаются с моей стороны такими ситуациями. Просто вчера я сдала экзамен на права и мы немного отметили это событие.

– Немного? – спросил он, снова недоверчиво наклоняя голову. – Виктория, у вас сильное обезвоживание и жажда, скорее всего, сильно болит голова, так как вы постоянно щуритесь от яркого света, а на вашем лице я читаю болевые симптоматические спазмы.