Я села на свое привычное место и просто смотрела на него. Он достал из пакетов продукты, включил воду в раковине, положил в нее какие-то овощи и зелень. По-хозяйски, не задавая вопросов, достал из ящика разделочную доску и взял в руки нож. Попробовав его остроту на собственных пальцах, он остался удовлетворен результатом и вытащил из пакета кусок мяса в упаковке.

– Ты будешь меня кормить? – подала я голос, наконец.

– А ты себя в зеркало видела? – ответил он вопросом на вопрос, не оглядываясь.

– А ты себя? – с вызовом.

– Мне идут шрамы, – усмехнулся Мирон.

Он нарезал мясо крупными кусками, бросил их в глубокую миску, добавил соль, перец и какую-то приправу из яркого пакетика, который тоже принес из супермаркета. Почистил несколько зубчиков чеснока, положил их на доску и плашмя раздавил лезвием ножа. Затем ножом с доски отправил чеснок к мясу, закатал рукава и опустил руки в миску. На левой руке у него был огромный темный синяк размером с баклажан и несколько длинных, рваных порезов, которые заживали. Глубокая рана на виске начиналась от самой брови и тянулась почти до линии роста волос.

Я смотрела, как он передвигается по кухне, режет овощи и зелень, и мне было очень спокойно. Я закурила и Мирон кивком показал мне, что я должна подойти и дать ему затянуться. Я спрыгнула, подошла к нему и он сделал затяжку из моих рук. Рядом с ним пахло мясом, чесноком и луком.

– Целовать меня в губы сегодня ты не планируешь? – поинтересовалась я.

– У тебя на меня сил не хватит, отойди, – ответил он и легонько оттолкнул меня бедром в сторону от плиты, из недр которой он извлек большую сковороду и поставил ее на стол.

Я вернулась на свое место. Он пришел ко мне с едой, готовил ужин и не говорил со мной. Я понимала, что ужин – это проявление заботы, но проявлений любви он не выказывал. Удовлетворившись тем, что он просто пришел, я теперь хотела большего. Но он продолжал колдовать и, поставив сковороду на большой огонь, выложил на нее куски мяса, хорошенько спрыснул все маслом и принялся за овощи.

В этот момент раздался протяжный звонок в дверь.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Мирон и я видела, как он внутренне напрягся.

– Нет, – испуганно ответила я.

Он перехватил нож, которым кромсал помидоры так, что лезвие легло вдоль его руки, став незаметным, и пошел к входной двери.

– Сиди здесь, – тихо приказал он.

Опять. Он кого-то боится. Он думает, что сюда кто-то может прийти. Кто-то, для встречи с кем нужен нож. Он боится за меня? Я прислушалась: сначала тишина, потом щелкнул замок, открылась дверь, Мирон произнес «добрый вечер, вы кто?» и я услышала голос папы:

– Тот же вопрос, молодой человек.

– Папа, – шепнула и я бросилась в прихожую.

Мирон отступил, раскрывая дверь, а я упала в папины объятия.

– Куся, – улыбнулся мне папа. – Ты бессовестная дочь, но теперь я хотя бы вижу, куда ты пропала.

Он протянул Мирону руку и представился:

– Высоцкий Андрей Анатольевич.

Мирон перехватил нож в левую руку, правую вытер о джинсы и пожал руку моему папе:

– Константин Миронов, очень приятно.

– У вас вкусно пахнет, – сказал папа, раздеваясь и внимательно разглядывая моего мужчину. – Я не помешаю?

– Нет, конечно, – я взяла папу за руку и потащила его в кухню.

– Куся, я глазам своим не верю: ты научилась готовить? – спросил он, окинув взглядом мою кухню, которую он помнил только девственной.

– Издеваешься? – спросила я у папы, который сел напротив меня за столом.

Мирон вернулся к своему занятию и продолжил ловко нарезать перец.

– Надеюсь, вы едите мясо? – поинтересовался он.

– Пока ее мать не видит, я ем все, – улыбнутся папа. – Ну, рассказывай, как у тебя дела. И почему ты такая худая и бледная? У тебя все в порядке?

– Все хорошо, – ответила я и скользнула взглядом по Мирону.

– Вижу, Куся, – он взял мои ладони в свои руки.

– Куся? – переспросил Мирон с улыбкой, не отрываясь от готовки.

– Для меня Виктория Андреевна навсегда останется маленькой Кусей, – он щелкнул меня по носу. – Ну, так, как ты? Как успехи? Как там твои права? Получила?

– У нее экзамен послезавтра, – ответ Мирон вместо меня и я поняла, что совсем об этом забыла.

– Да, пап: Мирон директор автошколы, в которой я учусь…

– Мирон? – папа удивленно поднял бровь.

– Угу, она меня зовет «Мироном», по фамилии, – пояснил мой мужчина.

– А как ее зовете вы? – спросил папа.

– Преимущественно «маленькая моя», – ответил он и поставил нам на стол миску с овощным салатом и с улыбкой взглянул папе в глаза. – Здесь мы с вами похожи.

Мирон вернулся к плите, а папа посмотрел на меня и тоже улыбнулся.

Я коротко рассказала папе, чем занималась последний месяц, а Мирон в это время закончил с мясом, накрыл на стол и мы втроем принялись ужинать.

– Отлично приготовлено, – оценил папа, пережевывая мясо, – у вас прирожденный талант, Константин.

– Благодарю, – отвел Мирон и повернулся ко мне. – А тебе как?

– Вкусно, – сказала таким нежным голосом, на который только была способна.

– Не будет слишком бесцеремонно, если я поинтересуюсь, откуда у вас такие «украшения» на лице? – мой папа всегда был тактичен.

– Подрался, – спокойно ответил Мирон, разрезая мясо на своей тарелке.

– Из-за тебя, Куся? – усмехнулся папа, а я закатила глаза.

– Пап!

– Шучу, – парировал он. – И все-таки, Константин: я по праву ее отца не могу не поинтересоваться. Дочь совсем пропала с горизонта и подозреваю, что причина заключается именно в вас. Чем вы занимаетесь? Я могу быть спокоен за нее?

Вот тут мне самой стало интересно.

Мирон вытер губы салфеткой, поставил локти на стол, а руки сплел в замок и, глядя на моего отца, ответил:

– Тридцать один год, женат не был, детей на стороне не имею. Ну, насколько мне известно. Факультет иностранных языков МГУ по настоянию родителей сразу после школы, потом автомобильный в МАДИ по собственному желанию. Люблю машины, знаете ли. Два автосалона в Москве, четыре автошколы. За нее, – он посмотрел на меня, – можете быть спокойны. За нее я любому глотку перегрызу.

– Он мне нравится, – закивал папа, глядя на меня, а я готова была расплакаться, но теперь от счастья.

– Кто хочет кофе? – спросил Мирон, вставая и собирая пустые тарелки.

– Хорошего кофе здесь не сварят, – засмеялся папа.

– Ну, это смотря, кто варить будет, – улыбнулся Мирон и я знала, в чей огород был этот камень.

Когда у меня в ладонях оказалась чашка с ароматным напитком, я обернулась назад, взяла с подоконника пачку сигарет, достала одну и прикурила, забывшись, что напротив меня сидел мой папа, который такое наблюдал впервые.

– Куся! – воскликнул он. – Ты куришь?

Я сообразила, что произошло, но было уже поздно и папа мерил меня порицающим взглядом.

– И ты ей позволяешь? – он взглянул на Мирона.

И сразу добавил чуть тише:

– Не возражаешь, если я перейду на «ты»?

– Без проблем, – ответ он на второй вопрос и перевел взгляд на меня. – Она меня совсем не слушается. Маленькая моя. Но я это исправлю.

Он поднялся, подошел ко мне, наклонился, поцеловал и забрал из моих рук сигарету. Потом еще раз поцеловал. На глазах у папы. Нежно.

– Мне пора, я поехал к себе. А вы тут поговорите спокойно.

Папа поднялся и пожал Мирону руку:

– Всего хорошего, рад был познакомиться и спасибо за ужин, Костя.

– Доброй ночи. И спасибо за дочь, – ответил Мирон и направился в прихожую.

Я скользнула за ним. Пока папа не видел и не слышал, в надежде, что сейчас он не станет меня отталкивать, я схватила его за руку:

– Не уходи, – шепотом. – Не оставляй меня одну. Папа скоро уедет.

– Мне надо ехать, Высоцкая. Я не могу сегодня остаться.

– Тогда поцелуй меня.

Он едва коснулся меня и сразу отстранился.

– Не так. Как раньше, пожалуйста…

– С тебя хватит. Прекрати истерики, начинай нормально питаться и спать по ночам. Ты меня поняла?