Следуя негласному закону, юный подземельщик заложил тело наставника камнями. В середине перехода под номером семнадцать на карте появился черный крест. Первый, поставленный собственноручно. Ничем не примечательный и фактически никуда не ведущий тоннель стал склепом для человека, бывшего изгоем при жизни и после смерти.

Сначала Олег пробовал обойтись без слез, и у него почти получилось. Он оставался нем и сосредоточен, когда не прощупывался пульс, когда стаскивал камни и закладывал ими остывающее тело. Но стоило ему сесть на холодный пол и прислониться спиной к образовавшемуся холму, как слезы просочились сквозь покрытые грязью веки. Парень сорвал перчатки и бросил их под ноги, склонил голову между колен, сжимая виски. По коридору, отражаясь от стен, раздавались короткие всхлипывания. Казалось, на нижних ярусах по-настоящему стихло, а в мире, сузившимся до размеров одной могилы, остался только плач.

Старый подземельщик говорил с Олегом без надменности и желания унизить. Он чуть ли не единственный не называл его сыном труса и предателя, не пытался ударить, хотя полномочия имел.

А теперь подземельщик другой. Скоро все забудут настоящее имя парня, останется только прозвище. Невелика потеря. Оно для горожан, а изгоям, у которых осталась лишь молчаливая покорность, имя не положено.

Осторожными шагами Олег шел по коридору нижнего яруса с исследованного севера к таинственному югу. Под обитыми железом берцами на полтора размера больше, чем нужно, скрипели камни, шуршала пыль. Он обходил груды хлама, выискивая вещи, годные для подъема наверх.

 Лучи фонаря выхватывали из темноты потрескавшиеся стены, покрытые ржавчиной. Бетонные нагромождения, банки, прутья, пустые бочки и тысячи тысяч других предметом былой эпохи. Казалось, древние жители бежали отсюда со всех ног, бросая на пол всякий хлам, дабы когда-нибудь в будущем найти по ним дорогу домой.

Олег достал карту, взглянул на нее и, сделав пару пометок, отправился дальше. Запах сырости щекотал ноздри. Впереди тоннель раздваивался. Направо уходила черная непроглядная тьма, в глубине которой тонул свет фонаря, налево – неглубокая ниша с зияющей дырой открытого люка.

Парень смотрел то на коридор, то на черную дыру. После недолгих раздумий он направился в сторону ниши, оставив изучение тоннеля на потом.

Металлическая лестница скрипнула, с перил посыпалась ржавчина, а над головой сомкнулась тьма.

Внизу оказалось затопленное помещение. Узкая секция упиралась в распахнутую стальную дверь с круглым запорным механизмом. Желтая облупившаяся краска над замком изображала двойную стрелку: в одну сторону —«Откр.», в другую – «Закр.». Олег был уверен, что если попробовать повернуть, то ничего из этого не выйдет.  Спускаться в воду – удовольствие ниже среднего, но закон подземелья диктовал изведать хотя бы три комнаты после выбора направления.

Тяжело вздохнув, Олег снял обувь, устроил ее на возвышенности, закатал штаны и сошел в черную жидкость. Холод вонзился в ступни, будто ледяной капкан, волосы на руках вздыбились. Нужно спешить.

За дверью находилось маленькое помещение с растущими из пола и уходящими в потолок трубами. Вентили сорваны, из ржавых стыков сочилась мутная вода. У стены, вжавшись в угол, стоял распределительный пульт, как на водокачке верхних ярусов. Олег подошел ближе, и у него перехватило дыхание. На пульте, погруженном в многолетнюю пыль, лежали отличные кевларовые перчатки. Раньше Олег видел такие лишь в каталогах и давно хотел пару себе.

Дрожащими от нетерпения руками он схватил находку и стукнул ими о колено. Выглядели они бесподобно. Укрепленные металлическими прожилками с защитными пластинами на костяшках. Это были не просто перчатки, а почти оружие. Олег снял старые и сунул их в рюкзак, затем натянул находку. С большим удовольствием сжимал и разжимал кулаки. Даже пару раз изобразил удары, как учил его наставник. А после в приподнятом расположении духа продолжил осмотр.

У дальней стены высилась еще одна дверь, также густо усыпанная ржавчиной и слегка приоткрытая. Она находилась выше уровня воды, к ней вела трехступенчатая лестница. Олег поднял рюкзак и направился к двери. Некоторое время спустя среди бесполезного хлама он обнаружил противогаз, нож и зажигалку. На эти вещицы можно жить пару недель, не спускаясь в подземелье – если продавать их на центральном рынке. Только вот ему такое не светило, у него была одна точка сбыта: местная приемщица, и она редко давала больше горсти монет, даже за настоящие сокровища.

Через пару шагов в стене показалась зияющая дыра. Нора ленивого крота. Олег не любил находить их, но это часть его работы.

Сияние желтых глаз Олега потухло от одной мысли о предстоящей охоте. Лицо побледнело, вытянулось. Он достал из бокового кармана рюкзака хлеб, вымоченный в говяжьих консервах и, закрепив растяжку, положил возле выхода из норы. Отошел в сторону и рухнул у стены. Затылок издал глухой стук, коснувшись сырой штукатурки. Веки закрылись. Никто не знает, какой длины норы ленивых кротов, и с какой скоростью они по ним перемещаются, но если положить достаточно заманчивую приманку, жертва приходит на ее запах максимум через пятнадцать минут.

Но сегодня писк раздался спустя шесть. В петле, извиваясь, словно ошпаренная кошка, и вращаясь вокруг своей оси, вертелся ленивый крот. Блестящая черная шкура сминалась под стягивающейся от каждого движения удавкой. Олег не мог на это смотреть. Закрытые веки дрожали. Руками заткнул уши. Слышать предсмертные крики было невыносимо. Кроты в капкане напоминали его же самого. Они не сделали ничего плохого никому, только ползали по норам, единственная их вина – шкура, которая очень нравилась пустынникам – дикому народу живущему на поверхности, что населяли всю Великую Пустошь и торговали с уцелевшими убежищами. Они слишком хорошо за нее платили, чтобы кроты могли чувствовать себя в безопасности.

Олег дышал тяжело, пока животное умирало. Когда скрип когтей и хрипы прекратились, он вынул кривой нож и, освободив тушку из удавки, встал на одно колено. Дальше все происходило как во сне. Мир был мутным от наполнивших глаза слез. Олег ощущал себя по-настоящему гадко каждый раз, когда доведенные до автоматизма движения отделяли шкуру мертвого животного. Мясо шло в один пакет, шкура – в другой. Затем подземельщик поднимался и покидал место убийства, а у входа в нору оставались внутренности. Пенящиеся и скользкие, словно памятник человеческому милосердию.

Парень всхлипнул. Утер рукавом разводы из-под слез на грязных щеках и направился к выходу.

Второй раз идти по воде оказалось гаже, чем в первый, а вот надеть долгожданные берцы величайшим блаженством.

Первым из люка показался рюкзак, затем свет фонаря, руки, туловище – и вот Олег снова стоял на сухой земле. Он собрался было идти обратно к шлюзу, но обернулся через плечо на темный коридор, черноту которого не пробивал даже фонарь. Вместо широкого луча света вдаль уходила узкая белая полоска.

«Еще одна подземная загадка»,– сказал бы наставник.

Были в самых глубоких недрах места, куда не мог проникнуть свет. Лучи словно буксовали в слишком густой темноте, и мощности фонаря хватало на каких-нибудь семь-восемь шагов. Названия феномену никто не придумывал. Было в этом мистическое суеверие: если неизвестному дать имя, оно тут же оживало и становилось куда опаснее.

Олег поднял камень и метнул его параллельно земле, как пускали лягушек по воде его далекие предки. Булыжник со свистом ворвался в темноту. Показалось, будто тот растворился в воздухе подобно свету, вянущему в густой массе, но затем раздался приглушенный треск. Камень рухнул на пол и, прокатившись, замер далеко впереди. Несколько секунд Олег прислушивался и пошел следом.

Темнота, непробиваемая лучем фонаря на нижних ярусах время от времени встречалась. Парень натыкался на нее трижды. В первый раз – с наставником. Они даже устроили привал, не решаясь сходу отправиться на ее исследование. Стояли и метали камни минут пятнадцать, прислушивались к звукам, но ничего сверхъестественного не заметили и, коротко посовещавшись, вошли сквозь.