К тому времени мать, которая должна была быть счастлива, научилась ненавидеть не только своего господина, но и его сына тоже. Аллелия полностью утратила интерес к жизни, к свободе, к магии – в ней не осталось ничего, кроме ненависти. Сбежала бы, когда ошейник наконец-то сняли, но за её попытку бегства мог поплатиться ни в чём не повинный мальчик, который жил где-то в Сеаркате со своим предателем-отцом, и которому уже должно было исполниться десять лет. Колдунья жила только одной мыслью – её первенцу ничего не грозит, пока она сама не совершает необдуманных поступков.

Она больше не боялась Тангура, который после рождения сына утратил к изуродованной побоями ведьме всякий интерес. К тридцати годам Аллелия была обезображена настолько, что уже ни в ком не могла вызвать никаких чувств, кроме брезгливости и жалости. Её чудесные золотисто-рыжие волосы стали пепельно-серыми, а некогда прекрасное лицо было настолько обезображено шрамами, что даже сломанный несколько раз и ставший крючковатым нос не делал его более уродливым. Она сильно сутулилась и прихрамывала на одну ногу, которую Тангур однажды в приступе ярости сломал, как сухую ветку, а о том, чтобы лекари вправили кость на место, даже не позаботился. Какое ему дело до тех частей тела непокорной колдуньи, которые не имеют отношения к деторождению? Да никакого.

Новорожденного Лесса у Аллелии забрали сразу же, как только он родился, да она ничего против и не имела. Ошейник сняли, из замка вывели – свободна. Тангур не испытывал недостатка в женщинах, согласных делить с ним постель, поэтому уродливая колдунья стала ему не нужна – он получил от неё всё, чего хотел. Подумывал убить, но Аллелия оставалась чистокровной колдуньей и всё ещё была способна рожать. Найдёт утешение на ложе какого-нибудь колдуна – хорошо. Не найдёт – ну и ладно. Умрёт – для неё же и лучше.

Она не умерла, но и жить среди людей тоже не смогла. Нашла пустующую пещеру на одном из склонов Лунных гор и поселилась там. Река с чистой водой была рядом, недоверчивые лесные зверьки охотно шли на зов магии, чтобы в итоге стать пищей – одинокой колдунье, утратившей вкус к жизни, много не надо. Иногда она находила возле своего жилища корзинку с едой или свёрток с новой одеждой, но благодарности за эти подачки ни к кому не испытывала – разучилась быть благодарной. Заставила себя забыть о Тангуре и его детях, но никогда не забывала светловолосого мальчика, которого у неё отняли. День за днём, ночь за ночью – она думала только о нём и молила богов дать её сыну здоровье и силы выжить в этом жестоком мире. Аллелия представляла, как он растёт. Наблюдала со склона горы за детьми, резвящимися внизу на лугу, и подсчитывала годы. Сколько лет прошло с тех пор, как её привезли в Акильфадию? Десять? Значит, Джеведу уже двенадцать. Или больше? Пятнадцать? Шестнадцать? В этих краях очень мягкие зимы, а смена времён года настолько размыта, что подсчитать сложно. Сколько ей самой лет? Как долго она влачит это бессмысленное существование?

– Тебе сорок семь, мама, – легла на её загрубевшую руку тонкая ладонь молодой и очень красивой девушки. – Ты опять забыла, да? И снова разговариваешь сама с собой.

Медно-рыжие кудри, удивительные зелёные глаза, слегка курносый нос и сочные губы цвета спелой земляники – знакомые черты, но Аллелия никак не могла вспомнить, где и когда видела их раньше.

– Ты кто? – отшатнулась она от незнакомки и больно ударилась спиной о большой камень у входа в пещеру.

– Значит, забыла, – вздохнула девушка и горько усмехнулась. – А я принесла тебе добрую весть. Тангура и пару десятков его воинов четыре дня назад сожрала стая чёрных драконов. Сегодня эти же твари расправились с Лессом, его сыном. Мужчин, разрушивших твою жизнь, больше нет.

– Чёрные драконы? – сощурилась колдунья, отчего её уродливое лицо стало ещё более безобразным. – Откуда в Акильфадии чёрные драконы? Они никогда не пересекали границу Лунных гор.

– Но они здесь, мама, и их тысячи.

– Мама? У меня никогда не было дочери, – тряхнула Аллелия седой головой. – Кем бы ты ни была, уходи отсюда. Скоро сядет солнце, а эти твари всегда нападают после заката.

– Они нападают днём, причём только на северные селения, – снова вздохнула Вея и откинула тканевый полог с маленькой клетки, которую принесла с собой. – Нам удалось поймать одного, и я думала, что ты поможешь понять…

– Тангур точно мёртв? – перебила её колдунья, недоверчиво вглядываясь в знакомые черты.

– И Тангур, и его сын, – уверенно кивнула девушка.

Аллелия склонила голову набок и задумчиво посмотрела на притихшего дракончика, который, кажется, собирался издохнуть.

– Это не дракон, – наконец-то покачала она головой. – Это всего лишь проводник. Такие живут не дольше двух дней, но они невероятно прожорливы. Четыре дня прошло, говоришь? Значит, настоящий дракон где-то рядом, и эти маленькие уродцы ведут его сюда. Боюсь, девочка, Акильфадия очень скоро снова превратится в голый безжизненный камень, и это, наверное, даже к лучшему. Мне надоело здесь жить. Пусть все умрут.

– Как думаешь, там кто-нибудь выжил? Не хочу слушать, как эти гадкие колдунишки будут выть и молить о пощаде, когда тебе придётся их добивать.

Таирия кокетливо намотала на тонкий пальчик длинный светлый локон и послала жениху такой невинный взгляд, что ему сразу же расхотелось спорить с этой недалёкой глупышкой. Нужно было оставить невесту дома, в окружении заботливых родственников – пусть бы примеряла наряды и готовилась к предстоящей свадьбе. Но нет, ей приспичило тащиться за ним в это утомительное путешествие, которое, к тому же, было ещё и опасным.

– Там живут люди, Тая. Колдунишки они или нет, но я предпочёл бы получить вместе с землями ещё и подданных, а не только шныряющих по пустошам лис и куниц. К тому же, два десятка проводников вряд ли причинят много вреда. Я отправил их туда только для того, чтобы немного ослабить магию на случай возможного сопротивления.

Маркус сокрушённо покачал головой, подозревая, что назойливая девица превратит его жизнь в кошмар еще до того, как они доберутся до Акильфадии, и не ошибся – Таирия обиженно надула губки и сочла своим долгом напомнить ему о том, что…

– Когда мы поженимся, у тебя будет много земель и столько подданных, что на это забытое богами и людьми место времени совсем не останется.

– И-и-и? – вопросительно протянул Маркус, приподняв правую бровь, поскольку чувствовал, что невеста высказала ему далеко не всё.

– И я уже позаботилась о том, чтобы в этой стране колдунов нам никто не навредил, поэтому мы можем отправляться туда хоть прямо сейчас, – маленький подбородок девушки воинственно взмыл вверх, а золотисто-карие глаза засветились триумфом. – Я не бесполезная дурочка, учти. У меня четверо совершенно несносных братьев и две старших сестры. Выживать я научилась раньше, чем ходить, и не надо смотреть на меня, как на неразумного ребёнка. Мне семнадцать. Я взрослая женщина, вполне способная постоять за себя и защитить тех, кто мне дорог.

Маркус набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, пытаясь справиться с нарастающим раздражением.

– И каким именно способом ты позаботилась о нашей безопасности в Акильфадии? – осторожно уточнил он, надеясь, что невеста не заметит нервное подёргивание его щеки.

– А вот не скажу! – фыркнула Тая в ответ и скрылась за пологом своего шатра раньше, чем заподозривший неладное жених успел схватить её за руку.

– О, боги, дайте мне терпения, – вполголоса простонал молодой человек, обречённо закатив глаза.

Он не просил невесту, но королю Эгдану Справедливому внезапно пришла в голову гениальная мысль о том, что первому законному лорду Акильфадии непременно понадобятся молодая жена и наследники. Акильфадию Маркус, кстати, тоже не просил – ему навязали этот унылый клочок суши, как и взбалмошную девицу, от которой с момента принятия владыкой Сеаркаты решения о бракосочетании были сплошные неприятности. Всё, что безземельный воин Маркус Колехорт мечтал получить в благодарность за долгие годы верной службы – это собственный дом. Ему не нужны были ни обширные земли, ни титул лорда – только свой угол, куда можно забиться, чтобы в тишине и покое зализать раны после очередной стычки с неутомимыми кьорвигами. Отдельной комнаты в одном из городских домов для воинов, состоящих на королевской службе, было бы вполне достаточно. Он просто выбрал не слишком удачный момент для того, чтобы обратиться с этой просьбой к Эгдану, и всего за один день превратился из нищего солдата в лорда Колехорта, законного владельца Акильфийского полуострова и западных отрогов Лунных гор, а апогеем этого праздника жизни стала помолвка с одной из внучатых племянниц короля, которую родственники, кажется, только рады были побыстрее сбыть с рук.