Провидица никогда не считала рыжую ведьму соперницей. Ей было жаль и Аллелию, и Тангура. Первая по глупости лишила себя всего, чего могла добиться, если бы сразу уступила главе клана. Второй потратил почти девять лет своей жизни на то, чтобы получить от этой дурочки сына. К тому моменту, как Аллелия родила Лесса, по Акильфадии уже бегали, резвясь, девять его сыновей и четыре дочери от разных женщин. Одиннадцать детей! И трёх из них родила Иола.

Магия – вот в чём была причина. Сила колдуньи притягивала Кога, как магнит. Он презирал Аллелию и ненавидел себя за то, что не может от неё отказаться. Ему нужно было растоптать её, унизить, уничтожить, чтобы самому себе доказать, что никакая магия над ним не властна. Растоптал, унизил, изуродовал, свёл с ума, заполучил долгожданного сына и выставил колдунью за порог – казалось бы, всё закончилось, но нет. Ничего не закончилось.

Магия Акильфадии продолжала управлять волей Тангура до самой его смерти, и этому нельзя было воспротивиться или как-то помешать. Он подождал, пока старшие сыновья подрастут, и одного за другим начал выставлять их в парные состязания «до победы». За год до того, как на акильфов обрушилась беда в виде чёрных драконов, у вождя клана остался всего один сын – Лесс. Ребёнок выжившей из ума и одичавшей Аллелии. А у Иолы не осталось никого.

На дочерей Когу было наплевать – они всего лишь женщины. Всех пятерых он выдал замуж сразу же по достижении ими зрелости. В отличие от сестёр, Вея росла возле отца, потому что ему постоянно хотелось прикоснуться к её чудесным рыжим кудряшкам. Он не любил дочь, но и прогнать от себя её не мог, как раньше не мог отказаться от матери этой девочки. Ненавидел, обижал, унижал, но держал при себе – это ли не магия? Когда Вее минула пятнадцатая весна, Тангур решил избавиться от этого наваждения и выдать единственную незамужнюю дочь замуж. Он так и не сделал этого, потому что приходил в ярость от одной только мысли о том, что к роскошным медно-рыжим волосам его дочери будет прикасаться ещё чья-то рука.

Магия Акильфадии свела Тангура Кога с ума, но никто этого не замечал. Все считали его просто жестоким самодуром. Только Иоле была известна истина, потому что вождь часто приходил к ней не ради того, чтобы утолить плотские потребности – она была единственным человеком, кому он мог излить накопившиеся в душе боль и страх. Провидица искренне любила его и принимала таким, какой он есть. Её верность не знала границ, поэтому Иоле он доверял больше, чем даже самому себе. Он сам привёл к ней пятнадцатилетнюю Вею и попросил рассказать девочке об Аллелии. Всем в Акильфадии строго-настрого запретил даже произносить это имя, но магии было нужно, чтобы дочь вождя знала о том, что у неё есть мать.

Это случилось около пяти лет назад, и незадолго до неожиданной просьбы вождя провидица потеряла первого из сыновей. Она уже тогда знала, что лишится всех троих, но это знание не приносило облегчения. Иола не была расположена к долгим и откровенным беседам, особенно это касалось Тангура Кога, его рыжей колдуньи Аллелии, их несчастной во всех отношениях дочери и магии в принципе. Тогда Вея услышала очень эмоциональную историю о том, как однажды в Акильфадию привезли непокорную ведьму, и глава клана потерял разум от похоти. Обида, гнев, отчаяние – убитая горем мать выплеснула на напуганную девочку всё наболевшее. К счастью, Тангур не захотел выяснять, о чём говорили женщины, и не заметил, что дочь начала бояться его ещё сильнее.

Позже Иола исправила эту ошибку и поговорила с Веей уже спокойно, но подробности жизни Аллелии в плену у Тангура не стали после этого выглядеть более привлекательно. Провидица о многом умолчала. Девушка ещё до этих бесед знала, что её отец жестокий тиран – она просто утвердилась во мнении, что его уже ничем не исправить. Добра от этого человека Вея никогда не видела, да и Лесс характером пошёл в отца, и уже в одиннадцатилетнем возрасте был совершенно невыносим. И одичавшая Аллелия наотрез отказывалась признать в своей зеленоглазой копии родную дочь. Это всё было очень печально, но меркло на фоне того, что открылось провидице в последнем её видении.

– Я не рассказала тебе о магии, которая виновна во всём, что происходит по эту сторону Лунных гор, – после продолжительного молчания призналась наконец-то Иола.

– Люди во всём виноваты, а не магия, – возразила Вея. – А если вернуться к истокам всех бед, то виноват король Мэрвик Безжалостный, который первым объявил охоту на колдунов. Я знаю историю клана акильфов, мне Элеот рассказывал.

– А легенду о золотых драконах ты знаешь? – мягко улыбнулась в ответ провидица.

– Их всех убили ради чешуи и рогов, которые ценились дороже золота, – поделилась своими знаниями девушка. – Тебе не кажется, что сейчас не время рассказывать друг другу легенды и сказки? Мы сами вымрем через пару дней, и…

– Если ты беспокоишься о маленьких чёрных драконах, то их больше не будет, – перебила её Иола и горестно вздохнула, что заставило Вею нахмуриться.

– Тебе было видение? Но как? Проводники всю магию в Акильфадии убили. Даже целебной нет, я пробовала. Вот, смотри, – девушка закатала рукав и предъявила собеседнице ссадину на локте, полученную накануне вечером при падении на скользких ступенях двора. – Раньше я могла заживить такое сразу же, а с этим со вчерашнего дня ничего не могу сделать. И так у всех.

– Мой дар зависит не от магии, а от воли богов, – снова вздохнула провидица. – И да, мне было видение. Этот замок в руинах, горы рушатся, всё вокруг залито кровью, а высоко в небе бьются насмерть очень большие чёрный и золотой драконы.

– Это вроде лютой зимы, которую ты предсказала, но не смогла разглядеть, в чём кроется её лютость? – зло сверкнула глазами Вея. – Или в этот раз объяснение есть?

– Есть, – кивнула Иола и прямо посмотрела девушке в глаза. – Ты дала людям надежду на спасение, но не спасётся никто. Если мать рассказала тебе о проводниках, то должна была сказать и то, что скоро сюда заявится настоящее чёрное чудовище. Большое, огнедышащее, с огромными крыльями, когтистыми лапами и острыми зубами. А золотой дракон в Акильфадии только один, девочка, и это – ты. Магии для тебя здесь больше нет, ты – обычный человек, а дракон будет самым настоящим. Ещё нужны объяснения, или этого достаточно?

– Я решилась на эту поездку только ради того, чтобы мы с тобой до свадьбы успели привыкнуть друг к другу. Дала тебе лошадей, предлагала воинов, всю дорогу слушала пошлые шуточки твоих дружков, но ни разу не пожаловалась на неудобства и ни о чём не просила. Да, мне не нравится идея в самом начале зимы переправляться через эти проклятые горы, потому что там опасно. В реке ледяная вода, камни на тропе наверняка скользкие, а в конце пути нас с распростёртыми объятиями ждут сотня лучников и сорок колдунов. Первые утыкают и тебя, и меня стрелами с ног до головы, а вторые обрушат сверху камни и приправят всё это какой-нибудь жуткой магией. Я не хочу идти туда, но иду, чтобы ты понял, что женишься не на трусливой пустышке. Чем из перечисленного я заслужила недоверие и обвинения в предательстве? Не трогала я твоего дракона. Даже не приближалась к нему, потому что от него тухлятиной воняет. С мальчишки обгорелого спрашивай, который постоянно возле клетки вертится, а меня обвинять не смей, понял? Ещё одно такое обвинение, и я разорву помолвку!

Маркус спокойно выслушал гневную речь невесты и счёл своим долгом напомнить:

– Ты не можешь разорвать помолвку, и прекрасно об этом знаешь. Решение об этом браке принято королём, и мне придётся жениться на тебе даже в том случае, если сейчас я услышал только ложь. А ты солгала, и я в этом уверен.

– Убирайся вон из моего шатра, Маркус Колехорт! Видеть тебя больше не хочу! Помолвку я, возможно, и не могу разорвать, но вернуться домой могу точно!

– Ты останешься. На рассвете мы двинемся к переправе, а потом вверх по реке в Акильфадию.