Это была карта экстремис, формально объявлявшая Квиксоса еретиком и пособником дьявола и подписанная моим именем. В ней перечислялись все его преступления. Датирована она была двадцатым днем десятого месяца 340.М41. Место написания указано не было, но Эмос сделал все, чтобы остальные детали в точности соответствовали Высшему Закону Империума и уставам Инквизиции.

— Хорошо. Отправим это через несколько дней. Я знал, что, как только карта будет обнародована, мои намерения станут известны всем. Разрабатываемые мной планы могли потребовать на свою реализацию годы, и все это время на меня бы велась охота. И мне действительно не хотелось торопить события.

— Как долго мы здесь еще пробудем? — спросила Биквин.

— Не знаю. Неделю. Месяц. Может быть, дольше. Все зависит от того, насколько откровенен оказался Гло.

— Но ты уже все узнал у него? — спросил Фишиг.

— Да.

И я очень надеялся, что не узнал слишком много.

Я прогуливался по пустынным вечерним улицам поселения горняков, чтобы освежить голову. Мне было более чем понятно, что я избрал опасный путь.

Необходимо было сохранять сосредоточенность, в противном случае я рисковал утратить контроль над собой.

Во время первых бесед с Гло мне приходилось играть, чтобы заключить с ним сделку. Его рассказы о грани, о трех шагах совращения, ожидавших опрометчивого инквизитора, — все это было не ново для меня. Я потворствовал ему, чтобы он мог насладиться своим превосходством и самодовольством. Всякий инквизитор, достойный своей инсигнии, знал об опасностях и искушениях, окружавших его.

Но это не мешало его словам резать меня по живому. Любой пуританин вроде Коммодуса Вока был потенциальным Квиксосом. Когда Гло сказал, что грань часто пересекают неосознанно, он был прав. Я встречал достаточно радикалов, чтобы понимать это.

Я всегда, всегда гордился своими пуританскими, умеренными взглядами, относя себя к амалатианам. И скорбел о том, что существует радикальная ересь. Именно поэтому мне и хотелось добраться до Квиксоса.

Но меня многое беспокоило. В том, что предстояло сделать, конечно, многое решал случай. Но важна была и подготовка. Чтобы уничтожить Квиксоса, я должен был миновать его демонхостов, а это потребует много сил, знаний и сноровки. И обратиться за помощью к Святой Инквизиции уже было невозможно. Но пересек ли я черту? Погряз ли в грехах, столь легко перерастающих в мерзость радикализма? Неужели мне настолько хотелось покончить с Квиксосом, что я был готов отбросить даже собственные принципы?

Мне казалось, что еще нет. Я знал, что делаю, и предпринимал все возможные меры, чтобы сдержать самые опасные искушения, с которыми приходилось сталкиваться в работе. Я был чист и верен даже теперь.

А если и нет, то откуда мне было это узнать?

Я взобрался под стеклянный пузырь обзорной вышки и принялся любоваться синими пейзажами Синшары и плывущими мимо звездами. Стаи метеоров оставляли в небе яркие следы.

На лестнице позади меня раздался шум. Я обернулся. Нейл убирал свое оружие.

— А, это ты, — сказал он, поднимаясь ко мне. — Я производил обход и увидел, что дверь на вышку открыта. Все в порядке?

Я кивнул.

— Гарлон, скажи, ты ведь иногда применяешь в драке грязные приемы?

Он вопросительно посмотрел на меня и поскреб свой выбритый затылок.

— Не уверен, что понимаю тебя, босс.

— Все эти годы, охотясь за головами... да, и я видел, как ты сражаешься. Ты ведь иногда нарушаешь правила ради победы?

— Думаю, да. Когда все уже сказано и сделано, в ход идет все, что может сработать. Я не испытываю гордости за кое-какие особо яркие проявления жестокости. Но это было необходимостью. Я всегда полагал, что людям свойственно переоценивать значимость честной игры. Подонок, собирающийся ошкурить тебя, уж точно не станет действовать по правилам. Так что остается делать то, что приходится делать.

— Значит, цель оправдывает средства? Он выгнул брови и рассмеялся:

— Ну уж нет. Подобные мысли ведут только к неприятностям. Есть кое-какие средства, которые никакая цель оправдать не сможет. Но обычно в нечестной борьбе нет ничего плохого. Какие бы правила при этом ни нарушались. Если, конечно, помнить одну вещь.

— Какую?

— Чтобы нарушить правила, в них вначале необходимо разобраться.

Кроме ежедневных визитов к Гло, я проводил время и с Буром. При участии сервиторов и техножрецов он трудился в мастерских, полностью отдавшись решению поставленной задачи. Хотя он и не говорил об этом, но, мне кажется, он рассматривал свою помощь как выплату процентов за мои действия в битве с Плитой.

Кроме того, он без возмущения выслушал нас с Эмосом, когда мы поведали ему о событиях недавнего прошлого. Чем-то это походило на исповедь. Я рассказал ему о предъявленной мне карте и своем незаконном статусе. Он без лишних вопросов принял мои уверения в собственной невиновности. Как он выразился: «Хапшант не мог воспитать радикала. А значит, не права вся остальная Галактика».

Это было весьма любезно с его стороны. Я был тронут.

Как-то раз, на шестой неделе нашего пребывания на планете, он пригласил меня в свою мастерскую.

Цех Адептус Механикус располагался двумя этажами ниже главной капеллы. Это была кузница, полная инженерных машин и аппаратов, назначение которых оставалось для меня загадкой. Паровые прессы грохотали, завывали гайковерты. У магоса и без моих проектов хватало работы по восстановлению святилища и транслитопеда. Я прошел мимо вырывающихся клубов пара и нашел Бура. Магос наблюдал за двумя сервиторами, трудившимися над нанесением символов на двухметровый посох из композитной стали.

— Эйзенхорн, — кивнул он, поднимая на меня ярко-зеленые огни своих глаз.

— Как продвигается работа?

— Такое ощущение, что я вновь стал военным кузнецом, вернувшись в те времена, когда еще состоял из плоти и трудился на заводах миров-кузниц. Характеристик, о которых ты просил, достигнуть трудно, но не невозможно. Этот вызов доставляет мне наслаждение.

Я извлек из кармана плаща несколько бумажных листов и протянул ему.