Порывистый осенний ветер с вересковых пустошей срывал последние листья акселей. Охапки сухих, похожих на полоски черных водорослей листьев собирались с подветренной стороны могил и низких каменных стен. По пасмурному небу над моей головой пробегали коричневые тучи.

Под шепот акселей я поднялся по старой, заросшей тропинке на лесистый холм и постоял некоторое время в одиночестве, глядя вниз на обширное кладбище и небольшую башенку молельни над ним. Ни единого признака жизни, никакого движения, только ветер шевелит листву. Даже грави-скиф, доставивший меня сюда от посадочных полей Каср Тирок, отбыл назад. Я уже почти заскучал по ворчанию водителя, который жаловался на то, что пришлось лететь так далеко от города.

Вдали, почти на горизонте, за хмурыми вересковыми пустошами, я видел угловатые очертания ближайшего из знаменитых таинственных пилонов. Даже с такого расстояния я мог слышать странные завывания ветра, разгуливающего по сооружению, чью геометрию не в состоянии были объяснить даже тысячелетние исследования.

Я впервые оказался на поверхности мира, который называют Сторожевой Башней Империума. И пока он не внушал мне симпатии.

— Итак, Шип... Ты все-таки оказался не слишком остер?

Я медленно развернулся. Он прошел по моим следам, двигаясь столь же тихо, как сама пустота.

— Ну, — спросил он, — что скажешь?

— Похоже, меня выследили, и вполне профессионально, — ответил я.

Какое-то время его лицо оставалось неподвижным, но потом шрам под слепым глазом дернулся, и мой собеседник улыбнулся.

— Добро пожаловать на Кадию, Эйзенхорн, — произнес Фишиг.

Годвин Фишиг после Эмоса был самым давним моим сотрудником, хотя они с Биквин часто спорили, кому принадлежит это звание. Я встретился с ними обоими на Спеси, во время охоты за приспешником Хаоса Эйклоном, что, в свою очередь, привело меня к жуткому делу о Некротеке.

На самом деле вначале состоялось наше знакомство с Фишигом. Тогда он еще служил исполнителем в подразделении местных Адептус Арбитрес, и ему приказали держать меня под наблюдением. Благодаря обстоятельствам он стал моим союзником. Если мне не изменяет память, Биквин встретилась на моем пути спустя приблизительно сутки после моего знакомства с Годвином, и я почти тут же принял ее к себе на службу. В то время как Фишиг, технически, еще какое-то время продолжал оставаться офицером арбитров и только потом ушел в отставку, чтобы присоединиться ко мне.

Именно поэтому Биквин утверждала, что первенство в этом вопросе принадлежит ей, и именно об этом они иногда спорили, когда становилось темно и была откупорена бутылка амасека.

Годвин был крупным мужчиной примерно моего возраста, его коротко подстриженные светлые волосы уже начинали окрашиваться серебром. Но он, как и в былые времена, светился здоровьем. Фишиг кутался в длинный черный, подбитый мехом плащ, под которым виднелись кольчуга и сапоги с окованными сталью мысами.

Фишиг пожал мне руку:

— Я уже начал опасаться, что ты не сможешь прилететь.

— Мне тоже так начинало казаться.

Он немного наклонил голову и внимательно взглянул на меня:

— Неприятности?

— Такие, что и не поверишь. Пойдем, я все тебе расскажу.

Мы начали спускаться по заросшей тропинке. Годвин уже кое-что знал о трагедии на Трациане, с момента которой миновало почти семь месяцев, но понятия не имел, какое отношение я имею к этому делу.

Слушая мой подробный рассказ, Фишиг все больше мрачнел, а когда я сообщил ему о Рейвеноре, и вовсе спал с лица.

Он восхищался Гидеоном, и, честно говоря, им трудно было не восхититься. И иногда мне казалось, что Годвину хотелось бы стать таким же, как Рейвенор.

Но Фишиг реально оценивал собственные возможности. Его сильными сторонами были верность, физическая мощь, прекрасные боевые навыки, наблюдательность и нюх на едва заметные, но важные детали. Он не обладал слишком быстрым умом, и отвращение к книжным знаниям лишало его возможности дослужиться даже до уровня дознавателя. Хотя ему и хотелось подняться по должностной лестнице Инквизиции, Фишиг никогда не пытался этого делать, удовлетворившись тем, что стал одним из моих самых незаменимых сотрудников.

Попытка возвыситься, как он понимал, скорее всего привела бы к проигрышу. А Годвин Фишиг не любил проигрывать.

Мы спустились по узкой тропке и вошли на кладбище через старые мрачные ворота. Я поведал Фишигу о Лико и Эзархаддоне. Рассказал о предупреждениях Эндора и лорда Роркена, о кровавой и безрезультатной бойне на Иичане, о Черубаэле.

— Я собирался отправиться, как только получил твое сообщение. Но Роркен помешал мне. А потом, как ты уже слышал, все вышло из-под контроля.

Годвин кивнул:

— Не беспокойся. Я терпеливый человек.

Мы постояли немного посреди просторного кладбищенского поля. Несколько продрогших священников в изодранных черных балахонах блуждали между рядов разрушающихся могил.

— Что они делают?

— Читают имена, — ответил Фишиг.

— Зачем?

— Чтобы проверить, можно ли еще их прочесть.

— Ладно, но ради чего?

— Воюющим мирам, вроде этого, всегда нужны новые места для своих покойников. Давным-давно местным планетарным правительством был издан указ, по которому захоронения могут проводиться только на строго определенных территориях. Поэтому мест на кладбище всегда не хватает. И следовательно, возник Закон о Возможности Прочтения.

— И что это за закон?

— Согласно ему, как только под разрушительным воздействием времени и стихий последние из имен на надгробиях станут нечитаемыми, анонимных покойников положено эксгумировать и закопать их кости в какой-нибудь яме, после чего место можно будет использовать заново.

— Значит, они годами слоняются по кладбищу и ждут, пока сотрутся имена погибших?

Фишиг пожал плечами:

— Это их путь. Когда исчезают имена, уходит и память, а значит, нет больше смысла в почестях. Сюда уже приходит новое время. Мне говорили, что еще год или два...