— Она хороша?

— Что ты собирался сказать?

— Я... рассказал тебе о том, как соскользнул. Как пересек черту. Чего еще тебе от меня надо?

— Остальное. Ты ведь полагаешь, что и я перешагнул эту грань?

— Да. Это заметно по твоему поведению. Ты похож на человека, узревшего глубину величия варпа.

— С чего бы это?

— Я уже говорил тебе, что такое рано или поздно случается со всеми инквизиторами. Мне не сложно представить тебя молодым человеком жестких пуританских взглядов, учащегося школума. Должно быть, тогда все казалось простым и ясным. Есть свет, и есть тьма.

— Теперь все не столь очевидно.

— Конечно нет. Ведь варп есть во всем. Даже в самых упорядоченных вещах, с которыми тебе приходится сталкиваться. Жизнь стала бы скучной и бесцветной без него.

— Такой же, как твое нынешнее существование? — подсказал я и сделал еще один глоток.

— Будь ты проклят!

— Если верить твоим словам, то я уже проклят.

— Все прокляты. Человечество проклято. Все человеческие расы. Хаос и смерть — единственные реальные истины бытия. Вера в обратное — невежество. А Инквизиция, столь горделивая, преданная своему долгу и упивающаяся собственной важностью, убежденная, что сражается с Хаосом, более слепа, чем все остальные. Ваша каждодневная деятельность все сильнее и сильнее приближает вас к варпу, увеличивая вашу осведомленность в силах неупорядоченности. Постепенно, сам того не замечая, инквизитор даже предельно пуританских и жестких взглядов оказывается совращен.

— Не могу с тобой согласиться.

Настроение Понтиуса, казалось, улучшилось, когда мы снова вступили в дебаты.

— Первый шаг заключается в знаниях. Инквизитор должен понять основные проявления Хаоса, чтобы бороться с ним. Через несколько лет он уже знает о варпе больше, чем многие прирожденные культисты. Тогда наступает черед второго шага: мгновение, когда инквизитор нарушает правила и позволяет какому-нибудь порождению Хаоса выжить или сохраниться в таком виде, когда его еще можно изучать и извлекать из него знания. Думаю, не стоит даже пытаться отрицать, Эйзенхорн, что это уже произошло. Я ведь здесь, верно?

— Да. Но понимание необходимо. Даже пуританин сказал бы тебе это! Без знаний борьба Инквизиции бессмысленна.

— Не стоит так набрасываться на меня, — усмехнулся он и после паузы продолжил: — Опиши вкус амасека. Качество, аромат.

— Зачем?

— Прошло три сотни лет с тех пор, как я испытывал какие-либо ощущения. Чувствовал запахи. Касался предметов.

Я боялся, что мой гамбит с амасеком и опиатами окажется слишком явным, но мне все же удалось подцепить Понтиуса на крючок.

— Амасек перекатывается на моем языке, точно масло. Он мягкий и теплый, словно тело. Пряный аромат земли и перца предшествует вкусу, который опаляет горло и зажигает пожар в моем сердце.

Ларец издал протяжный, жалобный стон мучительной скорби.

— Третий шаг? — позвал я.

— Третий шаг... третий шаг — это сама грань. В этот миг инквизитор становится радикалом. Тогда он пытается использовать Хаос против Хаоса. Заручается поддержкой сил варпа. Обращается за помощью к еретикам.

— Понимаю.

— Уверен, что понимаешь. Итак, ты собирался попросить меня о помощи?

— Да. Так ты мне поможешь?

— Это зависит от того, — пробормотал ларец, — что с этого получу я.

Я погасил папиросу с лхо.

— Учитывая твой рассказ, мне кажется, наградой для тебя станет удовлетворение от того, что ты увидишь, как я перешагну черту и подвергну себя проклятию.

— Ха-ха! Очень умно! Этим я уже и так наслаждаюсь. Что еще?

Я повернул бокал в своей руке, и янтарная жидкость побежала по кругу.

— Магос Бур талантливый человек. Машинный гений. Хотя я никогда не смогу выпустить тебя из заточения, но могу попросить его об одолжении.

— Одолжении? — эхом откликнулся Понтиус. Его голос дрожал от нетерпения.

— Тело для тебя. Сервиторные конечности. Возможность ходить, поднимать, держать, видеть. Может быть даже, в качестве дополнительных удовольствий органы чувств: рудиментарное осязание, обоняние и вкус. Для него это детская задачка.

— Боги варпа! — прошептал Понтиус.

— Так что?

— Спрашивай. Спрашивай меня. Спрашивай меня, Эйзенхорн.

— Давай побеседуем немного на предмет демонхостов.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросил Фишиг.

— Конечно, — ответил я.

Мы устроили нашу базу в офисе службы безопасности рудников Синшары. Биквин и Эмос привели это место в порядок и наладили его работу, а Медея, Иншабель, Нейл и Фишиг совершали регулярные обходы территории. Бур выставил сервиторов-ловчих в качестве дополнительной охраны. Кроме того, была установлена постоянная связь с «Иссином», чтобы он мог своевременно предупредить нас о любом приближающемся космическом судне.

Уже хминовал полдень очередного дня третьей недели нашего пребывания на планете шахтеров, и я только что возвратился после ежедневного посещения Гло в его камере в святилище Адептус Механикус. Мы с Фишигом стояли возле окон офиса и разглядывали площадь.

— Ты уверен? — надавил он.

— Я, кажется, припоминаю, как он спрашивал нас о том же самом, когда мы вытаскивали его из Карнифицины, — сказала Биквин, присоединяясь к нам. — Благодаря Осме и его смешной охоте на ведьм нас загнали в угол. Если нам удастся закончить это дело, мы искупим грехи.

— Вот только не нравится мне все это, — фыркнул Фишиг. — Не хочу иметь ничего общего с этим мясником. Тем более, обещать ему что-либо. У меня такое ощущение, что мы перешагнули некую черту и...

— Что? — резко обернулся я.

О моих беседах с Понтиусом они знали лишь в самых общих чертах.

— Я только сказал, что у меня такое чувство, будто мы пересекли некую грань. А в чем дело?

— Ни в чем, — покачал я головой. — Как проходят остальные приготовления?

Я чувствовал, что Фишиг хотел выйти из дела, но было действительно уже слишком поздно. Поэтому я отвлек его внимание, сменив тему.

— Ваш приятель магос работает. Нейл вчера отнес ему клинок и показал твои записи и диаграммы, — ответил он.

— Все послания написаны, зашифрованы, запечатаны и готовы к отправке, — сказала Биквин. — Скажи только слово, и Унгиш передаст их. А здесь у меня заявление. — Она протянула информационный планшет.