– Это в тренде сейчас, детка. Все медсестры будут моими.

Смеюсь.

  Стою в толпе возле кафедры хирургии и слушаю, как наши мальчики, не стесняясь меня, хвастаются своими летними победами.

Так повелось, что девочкам не особо нравилась такая зануда, как я, безвылазно сидящая за учебниками, и Макс с третьего курса, чтобы я совсем не одичала, водил меня с собой, как собачонку на поводке в компании себе подобных и очень скоро я слилась с массой и воспринималась не как девочка, а как кореш, который, ко всему прочему, всегда готов помочь по любому учебному вопросу.

– Минуточку внимания! – звучит голос профессора, вышедшего к нам, и все замолкают и устремляют на него взгляды. – Сейчас оглашу распределение по наставникам.

Он начинает зачитывать список, и я слышу свою фамилию в числе еще трех и запоминаю имя руководителя: Лешин.

– Борис Аркадьич, – звучит друг, едва мужчина замолкает. – А можно произвести жизненно необходимую ротацию?

Профессор поворачивается к нему.

– У вас обязательно она будет. Смена руководителей предусмотрена, и вы сможете поработать с тремя-четырьмя наставниками, чтобы получить большее представление о профессии.

– Да, конечно, это круто, но мне просто необходимо быть прикрепленным к одному врачу с Алабиной.

Профессор молчит, видимо, ожидая пояснения, и Макса несет:

– Она же девочка, я помогать буду и все такое… Сами понимаете. Джентльмен.

Он растягивает губы в улыбке хорошего парня, а я готова убить его прямо сейчас, но терплю, поскольку Борис Аркадьевич поворачивается и смотрит на меня через стекла своих очков, как на какое-то недоразумение, случайно попавшее в их элитный легион.

Держу взгляд. Я готова отстаивать свое решение. Только пусть что-то попробуют сказать, что я не подхожу по гендерному признаку. Я экзамены сдала лучших многих парней нашего потока.

– Подумайте, милочка, пока не поздно, о переводе.

Сжимаю губы и упрямо мотаю головой.

– Женщина-хирург – как морская свинка, – вздыхая, выдает он и приглаживает свои седые волосы, а из меня вылетает растерянное:

– Что?

Мужчина ловит мой взгляд.

– Вы не знаете, что общего между морской свинкой и женщиной-хирургом?

– Нет.

– Как морская свинка не имеет отношения ни к морю, ни к свинье, так и женщина хирург не имеет отношения ни к хирургии, ни к женщине.

Пока прожевываю обидное сравнение, профессор опять утыкает взгляд в листочек.

– Никитин готов поменяться?

Все молчат и переглядываются, услышав незнакомую фамилию.

– Тимофеев?

– Я, – раздается из толпы.

– Согласен?

Парень пожимает плечами, а Макс салютует ему руками: «красавчик».

– Все. Все отправляются на базу.

Блуждаю в коридоре напротив поста и жду, когда освободится наш наставник и подойдет знакомиться.

Парни треплются, а я пытаюсь справиться с волнением. Им то, что они, априори понравятся, а я должна произвести хорошее первое впечатление.

Замечаю вышедшего из палаты огромного мужчину в голубом хирургическом костюме и прирастаю к полу.

Что я там говорила о первом впечатлении?

На меня оно уже подействовало: боюсь.

Громила останавливается возле нашей группы, и даже мальчики, завидев его, умолкают.

– Меня зовут Лешин Алексей Леонидович. Я заведующий хирургическим отделением и ваш руководитель.

Его сканирующий взгляд проходится от Макса к Андрею и застывает на мне.

Выпрямляюсь, чтобы казаться выше, расправляю плечи. Первый шок прошел, и я снова готова бороться за свое место под солнцем.

– Алабина Аня… Аниса…

Хмурится.

– Аминовна, – добавляю я, не зная, что он еще от меня ждет. Анамнез моих знаний или личных качеств?! Мужчина скептически приподнимает бровь.

«Ну что, произвела?!» – злюсь на себя, хотя не понимаю, в чем конкретно облажалась.

– Вы в курсе, что хирургия – это неженское дело? – наконец выдает громила, давя меня тяжелым взглядом.

– Не согласна! – вздергивая подбородок, заявляю я и не отвожу глаз.

Что это – мужской шовинизм или проверка на профпригодность? Всем известно, что нерешительному, сомневающемуся и неуверенному человеку в эту профессию лучше не идти.

– Вы же не можете отрицать, что мужчины и женщины разные?! – уточняет руководитель, который, похоже, не хочет быть им.

– Но физиологическая разница не имеет никакого значения в хирургии. Сегодня хирургия – это роботы, сложные аппараты и совершенно другие подходы. Не нужны горы мышц, а выносливость – в этом женщины порой могут дать фору мужчинам и еще привнести аккуратность, точность, пунктуальность.

– Это ненормированная работа, которая никак не сочетается с социальной ролью женщины: матери, жены, хранительницы домашнего очага, – жестко парирует мужчина.

Еще один папа!

– Через какое-то время в вас взыграют гормоны, вы все бросите, потому что семья, дети, декрет, бесконечные больничные по уходу за ребенком. А сейчас вы планируете занять чье-то место, без толку украсть мое время. Для чего? Подумайте!

– Мне не о чем думать. Я хочу быть хирургом. Я не собираюсь заводить семью. Я умею отвечать за свои поступки.

Снова смотрим, не мигая, в глаза друг друга. Мы словно состязаемся, кто кого. Но у девочки, выросшей на улице и привыкшей постоять за себя, у девушки с вырванным сердцем выработался бойцовский дух, даже несмотря на то, что она может иногда дать слабину и выплакать эмоции.

– Ладно, покажешь, как умеешь отвечать за свои поступки, – произносит он, словно делая одолжение, и я выдыхаю, ощущая, что сейчас совершила первую, маленькую, но победу.

Алексей Леонидович оборачивается к парням и взглядом показывает, что слушает их.

Макс просто называет себя и «отскакивает».

Доходит очередь до самого чокнутого индивида в нашей группе.

Парень, слизывая с меня, вскидывает голову и представляется:

– Гавриков Андрей Геннадьевич. Красный диплом.

Мужчина кривит губы и холодно выдает:

– Запихните свое тщеславие куда подальше и забудьте о цвете диплома.

Максим давится улыбкой.

– Это всех касается, – строго одергивает громила. – Вы хоть и не студенты, но по-прежнему находитесь в вузе со статусом «обучающийся» и до получения звания врача должны впахивать два года и доказать на экзамене, что этого достойны. На данный момент вдолбите в свои головы: вы не хрена не знаете и не умеете, и даже не мечтайте убивать людей на моем отделении! Я запрещаю озвучивать самостоятельно установленный диагноз пациентам или назначать лечение, так как уровень ваших знаний не предполагает ответственности за проделанные действия.

Еще раз посмотрев на нас, как на отстой, он рявкает:

– Все всем ясно?

Мы дружно киваем, а наш руководитель направляется по коридору дальше.

Макс отмирает первый.

– Леший.

Переглядываемся с Андреем.

– Человекообразное существо, – произносит парень, словно это все объясняет, и добавляет: – Ничего не сказать. «Повезло».

– Ага, мог бы сейчас быть в другой группе, с более адекватным наставником.

– Любимка, но как я без тебя?

Мои брови взлетают вверх.

– А мне казалось, все наоборот. Это я девочка, которой надо помогать и все такое!

Смеется.

– Анюта, тебе не идет быть язвой.

Отмахиваюсь и думаю:

«Все гениальные люди с придурью. Прорвемся!»

Въезжаю в Гатчину и чувствую, как сердце сжимается в груди.

Сколько я тут не был?

Шесть лет точно.

Замечаю новые вывески, почти построенное здание на проспекте и стараюсь не вспоминать, что рядом в стекляшке расположен ресторан «Токио», в котором мы отмечали с Аней сданный тест по химии, а в скверике Ленина, спасаясь от жары под кронами, ели мороженое, а в парке…

Сглатываю мешающий ком в горле и моргаю, пытаясь прогнать собравшиеся слезы. Мне до сих пор больно от ее предательства.