Налив себе приличную порцию виски и закурив любимую сигару, я неохотно и терпеливо поддерживал ничего незначащий разговор. Вспоминал девчонку на танцполе и судорожно пытался вспомнить, кого она мне напоминала.

Тихий шум взорвался петардами звуков пуэрто-риканской музыки. Закружились в неописуемом ритме пары, софиты и прожектора. Огромные черные колонки сдавливали, итак, спертый воздух. С каждым ударом барабанов разлетался по клубу зной полуобнаженных тел. Новое бешенство спекшихся желаний, снова объединяло зал.

Она появилась у нашего столика так внезапно, что я чуть не захлебнулся глотком ржаного виски. Нет, я не тонул в ее огромных зеленых глазах, которые с удивлением разглядывали меня. Я просто поперхнулся от неожиданности ее появления. И сейчас эта злополучная спиртовая смесь просто застряла комом у меня в горле.

– Вы кто? – только и сумел прошептать. Я жалко выглядел, пытаясь проглотить этот проклятый терпкий «Macallan». Снова и снова, бесстыдно пялился на ее выпирающие из-под веселого топика напряженные соски.

– Меня зовут Аня. А как вас зовут, Слава, я знаю! Вас уже мне и девчонкам представили, – ее голос журчал свежей родниковой водой. Он вливался в мой мозг нарушая зрительное восприятие, и, как наркотик, насиловал его чувственность.

Мой взгляд застыл теперь на ее лице. Я молча следовал за улыбающимися губами и ниспадающей, непокорной челкой, то и дело прикрывающей бледно-розовый, чуть влажный от глицеринового тумана лоб.

– Я просто стояла чуть в стороне, и вы меня не заметили, – ее глаза смотрели почему-то с небольшим укором. Как орудия главного калибра линкора, они произвели залп, и я почувствовал, что моя крепость пала. Редуты, которые я так долго и скрупулёзно стоил эти годы, начали разрушаться под ударами ядер ее слов, движений, взглядов.

Она молча присела около меня и вдруг спросила

– А можно я потрогаю вашу руку? – и взяв мою правую руку положила ее на свое округлое и голое колено обратной стороной. Неуверенно, прижав запястье, погладила мою шершавую, привыкшую к ручке боевого ножа, ладонь.

Она терпеливо и напряжённо вглядывалась в линии, нарисованные действительностью, прошлым и будущим. Водила по ним тонкими пальцами, шептала словно знахарка, заветные слова. Забавно и чуточку смешно шевеля губами.

Мне сейчас казалось, что она пытается излечить уже давно потерянного, для большинства людей этого мира, неизлечимого больного. Моя рука в осторожном сопровождении вернулась на место.

– А знаете, что? Пойдемте со мною танцевать! Я вас приглашаю! – бесцеремонно с какой-то непреклонной настойчивостью, она погрузила меня в глубину ритмов и пустила в свою бездну ощущений и фривольности. Я терялся, искал берега континентов, но находил только островки ее нежности, любви и воображения.

Я мягко, на ощупь, трогал ее восхитительное тело. Пытался, как-то дистанцироваться, и держаться на небольшом, хотя бы, но расстоянии. Стремился не разрушить окончательно свои фортификационные укрепления.

Она все сильнее прижималась ко мне, обвиваясь в танце, как франжипани, цветок похожий на детский рисунок. Ведь дети понимают законы гармонии очень буквально – цветок должен быть правильный и симметричный, с волшебным, возвышенным запахом.

Благоухание ее тела, которое заполонило меня до основания, описать было невозможно. Оно изменялось все время в зависимости от окружающей нас гармонии и ярко напоминало аромат цитрусовых, жасмина, специй, гардений и ландыша.

Все! Для меня окончена битва за независимость, проиграна не начатая война, моя крепость выбрасывает белый флаг. Командир сдает боевые знамена. Победитель крепко и незабываемо целует мои заветренные губы и крепко обнимая, прижимает к себе.

– Кто ты? – шептал я про себя

– Откуда ты взялась?!

Раннее утро. Мы сидели с ней рядом на одинокой, облезлой скамейке на берегу, подмерзшей иссиня-черной реки. Бесшумно неслись вдаль прозрачные, покрытые островками улыбающегося льда, воды. Где-то там за дымкой горизонта их ждал теплый и глубокий океан.

Изредка небольшая волна, невесть откуда взявшаяся, словно вынырнувшая из-под снежной махровой простыни, с разбегу ударялась о гранит набережной. Тихий всплеск, испугавшись, убегал куда-то вглубь водной, идеальной глади, оставляя на ней мелкую рябь и куцые небольшие круги водоворотов.

Небольшая стая серых, раздувшихся, как шары воробьев, назойливо атаковала теплый дымящиеся паром рассвета воздух. Первые лучи восходящего солнца настойчиво, с упорством пробивались через оранжевые перистые облака. Отраженные солнечные лучи, веселясь, гонялись за уставшим взглядом ранних прохожих, а догнав слепили глаза.

Шальная вечеринка в клубе, длившаяся всю ночь до утра, закончилась. Мы с нею любовались неспелым рассветом, мягко укутывавшим наши тела. Вдруг, она, повернувшись ко мне и резко выпрямивши свое восхитительное тело спросила:

– Хочешь я расскажу тебе увлекательную историю, даже может быть про тебя.

– Про меня?!

Я про себя ухмыльнулся. Мой влюбленный взгляд осторожно, словно пальцами ощупывал ее милое лицо. Мне нравился этот бесподобный, слегка вздернутый подбородок. Мои чувства тонули в ее томных, зеленых, еще искрящиеся ночным весельем, глазах. Завораживал небольшой носик, который умилительно двигался во время нашего разговора.

– Ну, не совсем про вас сударь, но, вы на удивление, очень похожи на героя моей волшебной истории.

Она усмехнулась. Посмотрела мне в глаза. Ловким движением тонкой руки, украшенной серебряной чеканной змейкой, поправила локоны своих непокорных волос, и продолжила:

– Вообще-то, моя задница очень любит необычные приключения.

– Я сейчас, государь, в ином, в переносном смысле. Хотя, чем черт не шутит!

– Если, вам, интересно? Я займу, у вас, десять ваших драгоценных минут

– Конечно хочу!

Я с удивлением рассматривал ее, созерцая чуточку припухлые губы, профессионально окаймленные бледным телесным тату, и удивительно белые и ровные зубы. Было ощущение, что небольшой айсберг оставил здесь свои осколки при столкновении с Титаником.

– Итак.

– Я очень молодая и красивая, семнадцатилетняя девчонка еду в вагоне купе, на нижней полке. Ехать мне около двенадцати часов. Время есть и выспаться, и пофилософствовать, и книжку почитать, и чаю попить. Не знаю, как ты, но очень люблю чай в поезде.

– Так вот! Я разу подумала, что с попутчиками мне не очень-то повезло. Напротив меня на верхней полке кто-то спал. Мужчина, похоже средних лет. Не разобрать, кто он такой. Но, похоже, сильно выпивший. Он синхронно похрапывал точно под стук колес поезда, да так, что невозможно было слушать этот ритм без усмешки.

– Когда он проспался, или его прибила нужда. Он слез с верхней полки. И тут я увидела приятного парня лет тридцати. Загорелого, ну очень загорелого. Что мне показалось неестественным, в это время года, поскольку на улице, как сейчас стояла или поздняя осень, или зима.

– Он был темноволосый, короткостриженый, с аккуратной двухнедельной щетиной на загорелом лице. Он был весь какой-то смуглый, от неестественного загара, и смотрел на меня зелено-карими уставшими глазами. Не опухшими от пьянки, нет, нет, а именно очень уставшими. На нем была темно-зеленая майка, вот такая, как на тебе в клубе сегодня.

– Но больше всего меня привлекли внимание его руки. Ты видел когда-нибудь статую Давида Микеланджело, – она мечтательно закатила глаза, и, не открывая их, продолжила. Она словно читала свои воспоминания по записям в школьной тетради, именно той, в которой школьницы, описывали свои подростковые ощущения и желания.

– На них лежал экзотический коричневый загар. Они даже им лоснились. Складывалось впечатление, что они его источали, как церковный елей. Этим загаром, знаешь, мне показалось, блестела и вся его кожа, которая выглядывала из-под его майки цвета хаки.

Он дразнил меня хорошо развитыми мышцами. Да он был действительно хорошо сложен и его плечи были ровные, и упруго накачанные.