Моё же окружение всегда изобиловало южным колоритом: игра контрастов, динамичность образов – одной из причин моей лабильности послужило именно это обстоятельство. Я легко манипулировала эмоциями, подстраиваясь под различные ситуации в их вариативности. Когда я взяла на себя обязанности декоратора, мне удалось урезонить пристрастие матушки к барокко. Но до пятнадцати лет нас с Марком окружало традиционное стремление к величию и пышности, которое преследовало одну цель – комфорт и уют окружающей среды.
Однако профессиональная деформация самоотверженно преданных работе медиков не обошла даже их сад: ни цветка, ни декоративного кустарника, ни пряной травки – такой же голый, с бритыми «под ноль» газонами, чистый и утилитарный.
«Гордоны уже лет пятнадцать живут отдельно. А их сын из ревнителя отеческих канонов вырос до законодателя», – улыбаясь своим выводам, я оторвала взгляд от окна и, обратив внимание на остывшую творожную запеканку, привычно отделила десятую часть от кусочка и оставила нетронутой. О, ну а хищник был голодным! Со своим завтраком, сочетающим в себе живописное оформление, питательную ценность красного мяса и достойные вкусовые качества, он быстро справился и, сострадательно покосившись на мой несчастный диетический продукт, который составлял пару питьевому йогурту, недовольно покачал головой:
– Любовь моя, ты нужна мне вся и сразу. Здесь. Мы же не блюстители морали. – Изучая влажными губами моё запястье, искуситель намеренно доводил меня до отключающего возбуждения и лишал всякой решимости в намеченных планах. Но, несмотря на туман в голове, мне всё же, удалось собраться с мыслями:
– Дело не в морали, а в принципе. Никаких супругов де-факто вплоть до церемонии. Бриги ожидают от меня правильных поступков. И я не стану ещё одним их разочарованием. – Я вовремя успела вернуть чашку кофе на блюдце. Иначе моё платье не смогла бы реанимировать ни одна химчистка. Хищник бросился ко мне.
– Я же сойду с ума! Нет. Смирись со своим диктатором. – Не оставляя мне пространства для манёвра, Гордон подхватил меня на руки и взлетел по лестнице. – Я тебе не то что традиционных пару месяцев, я не позволю ни дня твоей независимости! – Меня уже бросали на необъятную кровать. – Ты моя. Сейчас!
– Хищник снова проголодался? – Я рискнула отшутиться, но мои попытки не нашли должного отклика у обеспокоенного собственника.
– Безумно проголодался! – рыкнул он, срывая с себя рубаху.
Я восхищалась его совершенной наготой, но во мне проснулось любопытство:
– А почему ты обнажённый в момент мутации13?
– Для деморализации, – он хихикнул и призывно закусил мочку моего уха. Лёгкий жест плечом, как неуловимый оттенок моего настроения, и отшутиться ему не удалось. – Всё в этом мире вращается вокруг влияния и гениталий. Форма отражает содержание или назначение. В моём случае – «Соблазнять и убивать». – Настроение мгновенно поменялось. На меня взирали лукавые глаза довольного хищника, в которых отражалось нескрываемое превосходство. – Но в перевоплощении я могу сохранить и физическое тело. В состоянии мутации меня вообще не существует для реальности. Материя не важна. – Его движения, как и голос, были тягучими и медленными, но по вздутым, перенасыщенным адреналином венам и готовым взорваться тестостероном мускулам, я поняла, что хищник боролся с желанием снова растерзать одежду на строптивой жертве. «Даже не думай! – мой укоризненный взгляд только раззадоривал озорника, но внутри всё холодело. – Соблазнять и убивать – призвание? Господи! Ведь я совсем его не знаю».
– А бесы? Тоже… голые?
– О, им-то стесняться нечего. Они бесполые.
– Разжалованные после падения? Мундиры изъедены до дыр, эполеты истлели, позолота стёрлась, ржа и моль побили всё достоинство. Осталась только вонь, – я выдала на одном дыхании. Люк отвлёкся от моих трусиков и оценил:
– Оригинальная версия. Надо будет у них поинтересоваться.
«Что?!» – я сосредоточилась на размеренном дыхании и вернулась к теме:
– Но ведь это осталось в прошлой одержимой жизни? А сейчас? Ты изменился? Стал невидимым? – Я предположила наугад. – Или заросшим шерстью?
Плут уже зажевал мои кружевные стринги и старался не смеяться в голос:
– Я высокоорганизованное эволюционировавшее животное. Но не оборотень.
– А есть оборотни?! – Я запнулась. И вдруг он мутировал. Внезапно, страшно, в вихре, увеличиваясь в габаритах, надо мной навис Атлант и закрыл рот поцелуем:
– Шш… Есть только я. Твой бог. – Я приняла эту аномалию со смешанными чувствами, но тут же пропустила удар сердца. Он тихо попросил. – Пожалуйста, прими меня таким. Возьми. Всего возьми… – В моих ладонях был налитой, горячий жезл. Каменный фаллос, внушающий священный трепет. – Накорми своё чудовище.
Приятно вымотанная душевно и физически, я анализировала динамику наших отношений и убеждалась, что его чувственный беспредел грозил мне отключением на ещё одну неделю. Но Гордон бойкотировал мои планы – все, кроме тех, что отвечали его целям. Для хищника в любом вопросе имелось только две позиции: своя и… огневая14. Незаметно переводя на себя управление моей жизнью, Гордон продолжал настаивать на немедленной свадьбе…
– Я решил. Мы распишемся. Тайно. И ты будешь спать со мной законно. – Его циничный прагматизм, как побочный продукт прошлой одержимости, резал по ушам. Но Гордона не волновали никакие нормы: ни этики, ни морали, ни приличий. Только нормы живого, действующего, реализующего права собственности. Я схватилась за виски, борясь с мерзким чувством. А мой монополист всё вещал. – А публичную свадьбу с выездной регистрацией сделаем, как будешь готова.
– Люк? Зачем всё делать впопыхах, тайно, на коленке? – Но Гордон классически уходил от ответа, виртуозно переводя стрелки и меняя тему:
– Почему же ты упрямишься, Любовь моя? Я составлю брачный договор. Бриги одобрят. Он условный. Я бизнесмен. Это обычная юридическая гигиена. Чтобы обезопасить тебя от неожиданностей. – «Неожиданности? Уже похоже на настоящую причину», – пока я подыгрывала ему ироничной улыбкой, мой куратор занимался программированием сознания строптивой жертвы. – У тебя будут все мои средства, недвижимость, бизнес, имя… Даже этот дом для граффити. Чтобы в случае… неблагоприятном случае тебе не пришлось оспаривать с Гордонами твои права. – «Я поняла бы с наследниками. Но с его родителями?! Это уже не о разводе, а о завещании!» – возможно, влюблённая дурочка не обратила бы внимания на его нечаянную оговорку, свято веря в авантюризм будущего мужа. Но гений Гордона имел аномальную природу. Я осторожно развивала тему, усыпляя бдительность увлёкшегося комбинатора:
– Разве я выхожу замуж за твой инвестиционный портфель?
– Да. Я хочу, чтобы он остался у тебя… – Он осёкся, и пульс подскочил: «Что?!». А главный подозреваемый чихнул и засмеялся. – Мм… был! Был у тебя.
– А теперь попробуй ещё раз. Но только правду. – Но на все прямые вопросы у моего стратега вдруг обнаруживалась «аллергия». Неясного патогенеза, от которой помогали единственные «антигистамины» – постельного характера. После подобной «терапии» я уже полчаса лежала в пенной ванне, восстанавливая вовсе не самочувствие, а утраченный самоконтроль и личные границы. Занятый рабочим видеосовещанием, хищник милостиво предоставил мне час свободного персонального пространства.
Я машинально оценивала новый ремонт его ванной, пока не наткнулась на приоткрытый шкаф, поддела ногой дверцу и резко села: «Встроенный сейф? Для медикаментов?! В спешке или по неосторожности оставленный открытым…», – меня поразило и содержание, и масштабы: малый операционный набор с хирургическим инструментарием, шприцы, перевязочный материал, анестетики, антисептики и угрожающее количество разнообразных отключающих транквилизаторов, нейролептиков и депрессантов. «Он ими завтракает? – пена стекала на пол, а я обозревала склад сильнодействующих препаратов из класса психоактивных лекарственных веществ с седативным, гипнотическим и антиконвульсивным15 эффектами. Когда взгляд упал на использованные шприцы и смятые пустые блистерные упаковки из его запрещённого психотропного арсенала в мусорной корзине, я малодушно успокаивала себя единственной мыслью. – Слава Богу, без банка крови. И наркотиков. Пока. Но прекурсоры16 здесь». Мои подозрения множились, признаки становились всё очевиднее: «От чего же ты бежишь? Что ты в себе глушишь? Боже, только не снова!». Имея драматический опыт в прошлом, интуиция пугала тревожными предчувствиями. Даже несмотря на претензии безраздельного «правообладания», я достоверно определяла его прогрессирующую отчуждённость. На фоне чего осада темпераментного Гордона выглядела просто нелогичной. Неосторожный шаг из ванной, и меня снова поймали:
