– Ванечка прилетел. Без тебя, но не один! – По ушам резанули децибелы.

– Это Софья Письменская – кузина Гордона. Разве он не упоминал о ней? Они будут работать с Ваней. Она технолог… – Мои несостоятельные объяснения бесцеремонно низложили:

– Нет, я это знаю. Меня интересует её статус. Кто она ему?

– Невеста, – я зажмурилась, ожидая её гнева, и не просчиталась:

– А ты? Мы с папой чуть не разделили на двоих инфаркт. Отец воздержался от резолюций, но готовит выговор с взысканием и штрафными санкциями для Княжина. Что вы себе позволяете? Я считала, что вы отменили свадьбу из-за Ваниного ранения. Но, оказывается, всё гораздо серьёзнее? Камилла! Папа требует объяснений! – Родительский голос стал требовательнее. Я еле выдохнула:

– Мы с Гордоном возобновили отношения.

– Опять Гордон?! Он тебя дискредитировал! Это не просто «тень на репутацию». Это клеймо! Мы год старались отвести от тебя внимание, как от его «жертвы». Потом еле пережили эту драму с братом Княжина, уже приготовились расстаться с тобой в качестве замужней дамы. Даже приняли твоё решение о скорой эмиграции, как способе избежать очередной огласки. А ты всё рушишь?!

– Я люблю его, – я побила козырем родительский гнев. Протяжный вздох обоих Бригов. И я озвучила версию, на которой настаивал сам инквизитор. – И наши отношения, на этот раз, получат логическое продолжение. – Вспоминая его недавний приём, проглотила слюну с отвратительным металлическим привкусом, поплотнее запахнула плащ, но мама усугубила моё окоченение:

– Детка, ты уверена? Ведь он уже бросал тебя. – Кризис прошёл, её голос окрасился сочувствием. – Иван обмолвился парой фраз. А его невеста и вовсе привела нас в замешательство. Надеюсь, «тайной» помолвкой вы ограничились?

Не испытывая мамино терпение, свои нервы и иммунитет, зашла в дом:

– Мы ждём вас и Гордонов. Для официальной церемонии. – Я закончила звонок и, активируя второй оживший телефон, машинально зацепилась взглядом за дату: «Девятое, среда?! Сегодня должно же быть шестое! Сколько я у него спала? Четыре дня?!» – я всхлипнула и уже не смогла остановиться.

Остаток вечера прошёл в тягостном ожидании. Жестоко пресекая панику, я с замиранием сердца отсчитывала часы: «Восемь, девять, десять…». Гордон не звонил. Мне было не до своего суверенитета, я осаждала его номер, пока Гордон скупо не отбил: «Не беспокой меня. Появлюсь сам». Он позвонил только к полуночи.

Диктатор оборвал мои тревожные попытки выяснить его состояние:

– Не вмешивайся в мои дела! Довольствуйся тем, что тебе следует знать. – Сказал, как отрезал, но я молила:

– Милый, пожалуйста, не закрывайся. Не рычи, мой хищник, я хочу помочь…

Меня осадил циничный плевок:

– Не мни себя эмпатом. Ты не способна ни читать мои мысли, ни воспринимать эмоциональный фон. Запомни. Нет никакого «мы». Есть только я. Мужчина. И у меня есть свои тайны. – Меня били судороги от сдерживаемых рыданий, но он беспощадно продолжал казнить. – Моя личная жизнь – моя автономия. Либо ты будешь послушно это принимать, либо смиряться с фактом.

Я безропотно выдержала его циничный тон и тихо подтвердила:

– Я нужна тебе. Не отдаляйся, милый… – Мои слова отскочили рикошетом от непробиваемой брони. В трубке послышались гудки, и я скорчилась на полу от невыносимой боли в солнечном сплетении.

«Азарт это, месть или охотничий инстинкт? Уже не принципиально. Игрушка сломалась», – сражаясь с потрясением, я умирала ночь. Под утро забылась беспокойным сном. Меня разбудил настойчивый звонок телефона.

– Ещё живая? – Усталый безразличный баритон.

– Любимый, как ты?

– Поводов для беспокойства нет. – Ясно напомнив о дистанции, официальным тоном автоинформатора он диктовал сообщение. – Ставлю в известность. Я улетел.

Я растерялась от категоричного тона и прошелестела:

– Я говорила с родителями о наших планах.

– Дура. – Меня бросило в жар. А со мной уже делились результатами извращённых исследований. – Но ты была права. Я испытывал себя. Всего какой-то месяц! И связь прошла. Как же меня достали ты и роль твоей ручной зверушки!

Через страшный приступ мигрени я сорвалась на осипший шёпот:

– Это так жестоко. Люк! Я же люблю…

Он резко оборвал:

– Слушай, хвостик, я не какой-то «Люк». А господин Гордон. Говоришь – любишь? Так простись достойно, а не в своём духе истерички. – Я сглатывала слёзы и только закусывала щеки изнутри, а он отплёвывался. – Можешь прислать счёт. Компенсирую моральный вред. Только избавь меня от мелодрамы. Не ищи, не жди.

Я застыла и попрощалась на последних крохах растоптанного достоинства:

– Я Вас услышала.

Гудки. А во мне ещё звучал надменный голос: «Можешь прислать счёт», – эхом расходилось по нервам, подобно ядовитому токсину. Из последних сил я карабкалась по наклонной плоскости рассудка и соскальзывала в помешательство. Голова опасно загудела. Но в этот момент где-то из укромных уголков сознания стала подниматься чёрная ирония. Она стала временным спасением:

– Связь? Целое? Вторая половина? Ты и правда, дура, «Любовь моя»! Это была отсроченная реакция его ПТСР33. Тебя снова развели на индукцию34. И гипноз.

Прижав уши, Лика прокралась к изголовью кровати и, выказывая сожаление, всё протягивала переднюю лапу в руки. Я добралась до ванны с помощью собаки, сбросила одежду, встала перед зеркальной дверью и посмотрела на свои синюшные ноющие запястья, проследила свежие оттиски его пальцев на руках, груди, бёдрах, даже лодыжках, обречённо обнаружила проступающую багровую сосудистую сетку, промокнула салфеткой сочащиеся лимфой разбитые губы и закашлялась от ужасного прозрения: «Да он же конченый клинический садист!».

– У такого преступления один мотив. Бесы? Нет. Одержимость – только следствие. Характер – вот корень зла. А я-то? Так. Вещь. Заложница его гордыни, его похоти, его повреждённой стрессом психики. Ох, Ваня, как же ты был прав! – Я захлебнулась стоном, и беспощадная память отбросила на неделю назад…

Облетевший сад Гордонов. Свежевыкрашенные известью стволы яблонь. Заботливо покрытый меховым пледом, шезлонг. Щурясь от солнца, я задержала взгляд на последних яблоках на самой верхушке старой облетевшей Антоновки… и вздрогнула:

– Да как ты могла так поступить?! Я больше не жених, но продолжаю оставаться другом. Я же доверял тебе, как самому себе! А ты… – Выскочив из дома, Иван в своей неуклюжей манере пересёк лужайку и плюхнулся рядом на табурет. Я невольно стала озираться по сторонам, но негодующий медведь был равнодушен к попыткам призвать его к тайне совместной исповеди.

– Ванечка, мой хороший…

– Что из того, что я – «твой хороший»? Ты не сказала! Скрыла свой побег. Ну, он-то ладно. А я? Я причём? Я же о тебе забочусь, о тебе пекусь!

– В тот момент ты был на его стороне. А мы должны были расстаться. Я не могла так рисковать. Ни тобой, ни планами. Прости. – Я еле слышно возразила, не надеясь, что доводы дойдут до аффектированного субъекта:

– Я не сваха! – Иван посуровел и, прекращая мои несостоятельные оправдания, резанул воздух ребром ладони. – Я всегда был и буду исключительно на твоей стороне. Я ему не союзник! Да у него же все признаки психопата! – Иван не глядя, указал за спину. А я похолодела. Хищник пропал из поля зрения.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.