Наконец, он произнес, обращаясь в пустоту:

— Ты прав, Шанкар. Паники уже не избежать. Семьи должны знать, что потеряли своих любимых…

***

Мина не могла уснуть. Очередную ночь ее мучила бессонница. Мысли о том, что будет дальше, не давали ей ни покоя, ни ответов. Под глазами появились круги, а в черных локонах добавилось седых волос.

Хижину окутывала тьма.

За стеной в соседней комнате спала ее дочь Нирупама. Мина ловила себя на мысли, что иногда прислушивается к шорохам, доносящимся оттуда. Однако девочка хоть и ворочалась в кровати, но сон ее оставался крепок.

Снаружи донесся тоскливый вой собаки. Он окатил округу своим печальным звуком, вызывая неприятные чувства. Заставляя плечи непроизвольно подергиваться.

«Я похожа на эту собаку. Такая же брошенная и покинутая…».

Мина провела пальцами по увлажнившимся глазам. Ее мысли вернулись к Анилу. Она представила, как он сидит сейчас на холодном полу камеры в Цитадели. Совсем один. И от этих мыслей ей стало еще хуже. Захотелось немедленно встать. Броситься туда. Увидеть любимого хотя бы на минуту. Обнять. Но она знала, что ничего не получится. Дело даже не в том, что тюремщик ее не пропустит. Она даже за ворота Цитадели не войдет. Дело было в Нирупаме. Она не может оставить ее совсем одну. О том, чтобы взять дочку с собой и речи быть не могло. Тюрьма не место для таких маленьких девочек.

«Может, попросить Шанкара посидеть с ней? — внезапно пришла идея ей в голову. — Он не должен отказать».

Охотник обещал навестить их еще раз, когда разберется со своими делами.

«Тогда-то я его и попрошу. Уверена, Шанкар согласится».

Мина сама того не заметила, как эта мысль принесла некоторое облегчение в ее истерзанную душу. Веки сами собой начали слипаться. Скоро она погрузилась в тяжелый и глубокий сон. Впервые за долгое время.

Гириш и Гопал несли ночную стражу на главной улице Мохенджо-Даро. Как раз недалеко от того места, где начинался проулок, ведущий к дому Анила.

Широкая улица была пуста. Каменистую мостовую освещала луна, блестящий диск которой ярко выделялся на безоблачном небе. Город окутывала тишина, если не считать периодического протяжного воя собаки, да потрескивания факелов вдоль дороги. Мохенджо-Даро спал. Но в этом сне чувствовалась некая тревога. Страх. Словно город мучили кошмары. Эта тревожность передавалась и стражникам. Они днем-то испытывали чувство тревоги из-за слухов, разлетевшихся по городу. Дескать в округе свирепствует неведомая тварь, способная убить дюжину воинов одним ударом. А тут еще местные жители впадают в безумие и набрасываются на соседей, подобно демонам, жаждущим крови. Ночная тьма и пустынные улицы лишь усилили ощущение тревоги, которая и без того вот-вот готова была начать бить через край.

Гириш и Гопал давно дружили и служили вместе в городской страже. Они очень походили друг на друга внешне, и остальные называли их братьями. Темные длинные волосы до плеч. Круглые гладковыбритые лица с плоскими носами и близко посаженными серыми глазами. Традиционные белые рубахи с вырезом на левом плече и длинные копья с медными наконечниками. Единственное — Гириш был выше товарища на полголовы и косил левым глазом.

— Что-то мне нехорошо, — пробормотал Гопал.

— А?

— Эта тишина с темнотой угнетают меня, — пояснил Гопал.

— Понимаю, — поддакнул Гириш.

Вдали вновь завыла собака.

— Еще эта псина действует на нервы! — Гопал смачно харкнул на мостовую.

— Ты только не нервничай, хорошо?

— Как тут не нервничать?! — взвился Гопал. — Сам же видишь, что вокруг происходит! А что если эта тварь где-нибудь рядом?

— Не думаю, что она способна преодолеть городские стены, — неуверенно предположил Гириш.

— Пха! — усмехнулся Гопал. — А кто-нибудь знал, что она способна разорвать полсотни воинов, не получив и царапины?

Вновь завыла собака. Еще протяжнее и тоскливее, нежели раньше.

Гопал вздрогнул, а затем крепче сжал древко копья.

Его лицо исказила гримаса ярости:

— Прирезать что ли эту вшивую дрянь?!

— Чем тебе собака не угодила?

— Она действует на нервы! Неужели не видно?!

Гириш посмотрел на искаженное яростью лицо приятеля и сделал шаг в сторону, подозрительно глядя на него.

Гопал заметил реакцию друга и бросил:

— Ты чего?

— Наблюдаю, — осторожно ответил Гириш, чуть опуская наконечник копья. Тот блеснул в свете луны, подобно далекой звезде.

— Наблюдаешь? За мной?!

— Ага.

— И с чего вдруг?! — все больше закипал Гопал. — На мне цветы растут?!

— Уж не обезумел ли ты, приятель? — копье Гириша опустилось еще немного. Теперь его наконечник находился прямо на уровне глаз Гопала.

Гопал секунду тупо таращился на «косого», однако затем его переполнила ярость:

— Да как ты смеешь! Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя! Мы столько лет знакомы, а ты…

— С Нишантом мы тоже были друзьями, — резко перебил Гириш, — а он раскроил черепа своим товарищам.

— Но я-то не безумец! — заорал Гопал, топая ногой по мостовой.

— Тише! — зашипел Гириш. — Люди спят.

Гопал раздраженно махнул рукой и отвернулся. Через несколько секунд он почувствовал, как гнев начинает отпускать его. Вдохнув полной грудью прохладного воздуха, он повернулся к «косому». Тот продолжал настороженно следить за ним, держа копье наготове. Гопала обидела недоверчивость старого друга, однако он сам понимал, что лично дал для нее повод.

Тонкие губы стражника подернула вялая улыбка:

— Прости, приятель. Нервишки шалят.

— Точно? — Гириш все еще сомневался, однако копье опустил.

— Да, косой ты чурбан, — беззлобно бросил Гопал и тихо засмеялся.

Гириш расслабился и улыбнулся в ответ. Вот теперь он узнал старого доброго приятеля.

Однако смех продолжался недолго. Очередной тоскливый вой не оставил и следа веселости на лицах стражников. Оба угрюмо переглянулись и продолжили вести наблюдение за улицей. Дорога по-прежнему оставалась пустой. Словно сговорившись, люди решили не покидать своих домов в эту ночь ни под каким предлогом. Ни подвыпивших прохожих, задержавшихся в тавернах. Ни посетителей публичного дома, припозднившихся после визита к милым девицам. Хотя после исчезновения одного из лучших публичных домов на дороге в Хараппу, число таковых резко сократилось. Но сегодня не было вообще никого. Даже другие стражники несли службу на почтительном расстоянии. Гириш и Гопал ощущали себя одиноко и неуютно. А еще эта собака продолжала действовать на нервы.

— А вдруг она ведьма? — внезапно спросил Гопал.

— Кто, псина? — недоуменно ответил Гириш.

— Да, нет! Ты дурак, что ли?! — буркнул тот «косому».

— А о ком ты тогда?

— О жене лесоруба, — Гопал многозначительно кивнул в сторону темного проулка. Оттуда несло сыростью и холодом.

— Ты про Мину? — удивился Гириш.

— Да.

— Нет. Не верю, — низким тоном молвил «косой», однако в глазах его появилась тень сомнения.

— Почему нет?! — с жаром вопросил Гопал. — Околдовала бедного муженька. Вот он и перерубил всех товарищей топориком! А потом и умом помутился.

— А как же зверь? Скорее это он разорвал лесорубов, а Анил обезумел при встрече с ним.

— Ты разве не слышал? На телах бедолаг нашли следы от топора.

— Кто тебе сказал?

Гопал пожал плечами:

— Слышал от одного воина из отряда Балдева. Они, как раз, сегодня вернулись из разведки.

— Богиня-матерь… — прошептал Гириш, бледнея, — он еще что-нибудь сообщил?

— Не сообщил. А я и не спрашивал. На бедолаге лица не было. Видимо, так-о-о-о-го там насмотрелся. И не забывай — Брасид с Нишантом тоже обезумели, но с тварью не встречались. Уверен, — тут голос Гопала понизился до шепота, — эта ведьма их чем-то опоила!

— Но зачем ей это? — Гириш опасливо покосился на проулок.