Клодона снова постигла одышка.

– А меня… – выговорил он, – завораживают женщины… – Она смотрела на него со всей серьезностью, без улыбки, и он понимал, что должен высказаться до конца, потому что другого случая у него не будет. – Женщины с глазами… как у тебя. С руками, как у тебя. – Он смотрел на дорогу, не видя ее. – Которые ступают по земле… твоими ногами. – Он закрыл лицо мозолистыми ладонями, протер глаза, пошел дальше. – И это может меня убить еще до исхода дня. Ты чувствовала что-то похожее? – Голос изменил ему – он хрипел и задыхался.

Она молчала, и он снова – как в тот миг, когда она отошла от окна – усомнился, живая ли это женщина, не мерещится ли она ему на старости лет.

– Я старик, – сказал он. – Грязный, скверный старик. Такие, как я, часто говорят меж собой, обсуждая чужие выходки: «Это потому, что у него давно женщины не было». Да только врут они всё, дурачье. У меня женщин было в избытке, но, увидев тебя… – Он отнял от глаз свои руки, свои уродливые лапы без одного пальца на правой, сморгнул слезы.

Она тронула его за плечо. Тронула своими прекрасными пальцами, и они сказали ему, что она рядом, что она слушает, хотя он не в силах на нее посмотреть.

– Увидев тебя, я понял, что у меня сроду не было женщин. Таких, как ты. Ни с одной я не был так близок и ни с одной уж точно не говорил. Я грязный скверный старик, никогда не имевший женщины, подобной тебе. С чего мне вздумалось это брякнуть? Так жестоко безымянные боги еще не поступали со мной. Брякнуть тебе такое! Выставить себя таким дураком!

Некоторое время они шли молча. Где-то слышался рокот.

– Зачем же ты это сделал? – спросила она – не сердито, по крайней мере. – На что надеялся, говоря это?

– Не знаю! Ни на что!

Воздух вокруг насыщался влагой.

– Нет, – промолвила она, заставив его взглянуть на нее, – моя завороженность была совсем не такой.

Впереди, обрамленный деревьями, гремел водопад.

– Среди моих мужчин, – улыбка вернулась к ней, – встречались и не слишком благонадежные. Ты, думаю, малость приукрашиваешь, говоря, что у тебя не было таких, как я, женщин. – Он свирепо замотал головой. – Хотя, быть может, и нет. Быть может, мое пристрастие к покрытым рубцами телам немного сродни твоему, но в основном они совсем разные. Надеюсь, однако, что тебе стало легче, когда ты выговорился.

Он перевел дух.

– И дураком я тебя совсем не считаю. Кто же назовет дураком человека, который признаётся, что от тебя без ума? Не обижайся только…

– Что ты! И в мыслях нет!

– Так вот. Знаешь, почему я тебя позвала? Скажу честно. Оба мы люди пожилые, и ты мне по нраву. Надеюсь, это не очень тебя огорчит. Ты уж точно лучше моего садовода, но знаешь, не верю я, что ты в твои годы не встретил ни одной женщины, которую не заворожили бы твой мятежный дух, твои странствия и – скажем прямо – твои рубцы.

– Я встретил ее сейчас, но то, что это ты, застало меня врасплох. Жаль, что выпить нам нечего.

Она засмеялась, как путник, в сотый раз слышащий местную поговорку, – теперь хотя бы понятно, в каком краю ты находишься.

– Раз нечего, будем вести себя, как благородные господа. Не хочешь ли взять меня за руку?

Ее? Своей укороченной пятерней? Но она уже сама взяла его руку в свою – так легко, что он почти не почувствовал, – и они вышли к самому водопаду.

Последний водопад, высотой пятнадцать-двадцать футов, Клодон видел три года назад – с этим он сравниться не мог. Этот низвергался с невиданной высоты, омывая валуны и скальные выступы; а утесы за ним, расступившись на четверть, а то и на полмили, вздымались еще выше, и деревья на их вершинах казались порослью вроде мха.

– Ущелье, – прошептала Альхарид.

Стало быть, это оно; раньше Клодон не был в этом уверен.

– Тут можно повыше подняться, – сказал он.

Скальный карниз переходил в ведущие вверх ступени, образуя кое-где крытые галереи с колоннами по бокам.

– Это, должно быть, и есть Лестница Венн.

Она много знала об этом месте, не то что он.

Лестница, чем дальше, становилась все уже и наконец совсем сливалась с утесом.

– Насколько она высокая? – Альхарид отпустила его руку и начала подниматься, он за ней.

– Давно я здесь не бывал, не помню. Думаю, довольно высокая.

Не взять ли ее снова за руку?

– Если по правде, я здесь впервые.

Она обернулась с этой своей особенной улыбкой и сжала его руку выше запястья.

– Я так и думала.

Он ответил неуклюжим пожатием.

Это даже хорошо, что они перестали держаться за руки: теперь он мог всласть любоваться и правой и левой – одна на ее обтянутом тканью бедре, другая на мшистом камне.

После недолгого подъема за низкой стенкой открылась пропасть с пенистым зеленым потоком на дне. Напротив уходила вдаль красная с бурым скала. Карнизы на ней казались совершенно неприступными, пока ты не вспоминал о переходящих в колоннады ступенях, по которым сейчас шли они.

За плавным, почти незаметным поворотом картина полностью изменилась. Им снова предстал водопад, раза в полтора выше первого; ветер швырялся клочьями белой пены.

– Здесь вроде бы ступеньки кончаются, – сказал Клодон.

В большой водопад вливалось множество мелких, в большое ущелье – множество узких. Нет, ступени не кончились: они просто свернули в сторону и перешли на стену одного такого ущельица.

Противоположная стена была теперь всего в двадцати футах от них, небо виднелось сорока футами выше, стеклянный поток на дне, казалось, вовсе не двигался. Клодон и Альхарис шли дальше, глядя то вверх, то вниз. Ступени чередовались с природными выступами.

Свет внезапно померк – и тут же вернулся.

– Что это было? – спросила Альхарид, и Клодон почувствовал, насколько здесь тише – в большом ущелье он не слышал ее. – Просто глазам не верю, – в который раз повторила она.

Сам Клодон уже немного пресытился видами, но радовался, что ее они по-прежнему восторгают.

– Представь только: Нарнис, деревушка, где даже замка нет, вырубила такую лестницу в камне. На постройку ушло, наверно, лет сто!

Клодон даже и не пытался это представить.

– Как думаешь, это птица? Тень, которая упала на нас?

– Великовато для птицы.

– Может, облако?

– Слишком быстро.

Карниз, по которому они шли, позволял идти рядом. Вода, окаймленная чертой мха, струилась десятью футами ниже, стена напротив была много ниже, чем эта. За следующим поворотом обнаружился деревянный мост, когда-то, видимо, крепкий – он явно отмечал конец лестницы.

– В Нарнисе и людей столько нет, чтобы поддерживать все это в должном порядке! – Альхарид облекла в слова то, что смутно беспокоило Клодона. Он поставил ногу на мост.

– Вроде держится. – Он топнул; мост даже не дрогнул, и Клодон ступил на него. Альхарид, затаив дыхание, последовала за ним.

На той стороне начиналась самая обыкновенная дорога, уводящая от воды в лес.

Свет, проходя сквозь желтеющие листья, отливал золотом. Выйдя из леса, они увидели, что ущелье с водопадами лежит теперь позади.

– Знаешь, что тогда пролетело над нами? – сказал Клодон.

– И что же, по-твоему?

– Дракон, вот что.

– Глупости! Нарнис намного западней Элламона.

– Ты же видела здешние ущелья и скалы. Драконам тут раздолье.

– Они водятся только в Элламоне и больше нигде. Да и там в неволе живут.

– А ты понюхай.

Она втянула в себя воздух.

– Так не драконы пахнут, а кипарисы, когда с них падают шишки.

– Да, но под кипарисовым прячется другой запах.

– Я ничего не чувствую.

– Ты хоть знаешь, как пахнут драконы?

– Не то чтобы… кто ж к ним станет принюхиваться. А ты знаешь?

– Постой. – В кустах у дороги скрывался обрыв. Клодон припал на колено и заглянул туда. За широким белокаменным выступом виднелись только облака и дальние скалы. На выступе лежала кучка зеленоватых овалов величиной с крупное яблоко. – Иди сюда, посмотри.

– Ты где? – Альхарид раздвинула ветки.