И действительно, если на спуске из Фарайи мы ехали в плотном потоке автомобилей, то сейчас я едва ловила волоокие взгляды фар редко проносившихся мимо в обоих направлениях автомобилей.

–Мы свернули по навигатору, по кратчайшей дороге, чтобы объехать бейрутские пробки,– через деревни выедем почти к аэропорту, так удобнее,– голос водителя, однако, звучал все менее уверенно. Он явно хотел быстрее довести меня, пока стремительный, густой вечер не превратится в темную ночь. Вот только было ли это его желание обречено на успех?

Наверное, чтобы немного успокоить меня, а может для того, чтобы у меня было меньше желания вступать с ним в диалог, он врубил радио. Салон наполнила веселая, ритмичная арабская музыка, которая на фоне густеющего влажного мрака за окном казалась неправильной, раздражающей и даже внушающей панику…

«Мусейтара, хамшик мусейтара

Хахлик лав шуфт фи шарии бинт

Табус ла вара

Айя ана мусейтара

Йя хейта суккара

Туль ма анта майя тамши аля хавайя ана мутакаббара»

(араб.-Я доминирую, я буду управлять тобой, как повелительница.

Я заставлю тебя отвернуться, если ты увидишь другую девушку на улице.

Да, я доминирую.

Ты мой кусочек сахара.

Пока ты со мной, ты будешь ходить по моей команде,

Да, я надменная, надменная…)[2]

Весело пела красавица-ливанка со сладким голосом. Я печально усмехнулась про себя. Эта песня была хитом последнего года. Звучала из каждого утюга. Арабские девушки бились в экстазе, подпевая вольным словам старлетки, мужчины снисходительно улыбались, наслаждаясь прытью красоток и совершенно не вслушиваясь в смысл музыкального сопровождения. Хотя нет, некоторые все же вслушивались. Пару недель назад прочитала в одном из пабликов, что в книгу рекордов Гиннеса был занесен один из иракских браков- как самый короткий в мире. Молодожены развелись прямо на собственной свадьбе. Причина в том, что невеста слишком резво и с энтузиазмом подпевала исполнительнице песни. Мужу не понравилась эта ситуация. Видимо, испугался… Свадьба закончилась, толком не начавшись[3]…

Я хотела было сказать Мишелю, чтобы сделал потише, но не успела, потому что наше авто как-то уж чрезмерно сильно дернулось, истерично завизжав тормозами. Моя голова качнулась, как у марионетки. Я подалась всем корпусом вперед, больно ударившись грудью и подбородком о спинку кресла. В панике стала озираться по сторонам и по приближающемуся к машине темному силуэту поняла, что мы, должно быть, на очередном КПП. Сколько же их? Такими темпами мы будем в аэропорту к утру!

–Что случилось?-тихо спросила я Мишеля, который теперь тоже нелепо и опасливо крутил головой по сторонам.

–На дороге была растяжка из шипов, мадам,– сказал он сиплым от страха голосом,– шины спущены…

–Кто… кто это такие?-спрашивала я, инстинктивно вжимаясь в кресло и в то же время подсознательно надеясь, что он оставит мой вопрос без ответа, словно бы от его отсутствия можно было изменить настоящее и не видеть приближающегося к нам силуэта…

Нелепая веселая музыка продолжала играть в машине, когда к водителю приблизился мужчина в камуфляжной форме, придав человеческое обличие тени. Только было ли оно человеческим?

Когда раздался громкий хлопок и стекло лопнуло, я взвизгнула и сильно зажмурилась. Не знаю, может быть мои глаза не были столь плотно закрыты или я все же открыла их на толику секунды, но я успела увидеть, как после желто-ослепляющей вспышки голова Мишеля резко качнулась и он всем корпусом безвольно упал на руль. Мое лицо было мокрым- что это, кровь водителя? Испарина, проступившая от страха? Слезы?

Послышался второй выстрел. Я замерла и перестала дышать. Это в меня? Я умерла, наверное… Подсознание заставило инстинктивно накрыть рукой сердце и словно бы проверить- оно все еще бьется или нет. И только спустя пару мгновений я поняла, что второй выстрел пришелся на магнитолу- радио, наконец, заткнулось. В ушах звенело, но я отчетливо слышала её- пугающую тишину, стоящую надо мной в компании с костлявой и ухмыляющейся смертью…

Я открыла глаза, пытаясь понять, что делать… Что будет со мной… Какую участь уготовил экзекутор мне…

В это самое мгновение мои глаза пересеклись с его взглядом. Если бы я когда-либо представляла, как смотрит смерть, я, наверное, представила бы именно этот взгляд. Серые, пустые глаза. Гипнотизирующие. Травящие парализующим ядом. Лишающие воли, радости и надежды. Тотальная пустота. Обреченность. Неизбежность. Так смотрит приговор. Смертельный приговор.

Его губы расплылись в презрительно-хищной усмешке, Он одним выверенным ударом по моему стеклу вышиб его, от чего мелкие осколки впились в мою кожу на руках, шее и лице. А потом я почувствовала, как голову пронзает острая тупая боль. Дальше была пустота.

[1] Один из выдающихся российских писателей XX века.

[2] Если есть желание послушать песню, вот ссылка на нее: مسيطرة_همشيك مسطرة Mesaytara لميس_كان ( official music video) Lamis_kan – YouTube

[3] Удивительно и абсурдно, но эта история взята из реальности и произошла совсем недавно…

Глава 3

–Мамочка, тебе нравится моя новая корона?-сказала я, игриво крутясь перед зеркалом,– из бисера сделала, сама, на уроке труда.

Мама глубоко вздохнула, печально улыбнувшись.

–Зачем, дочь? Чтоб в шкафу лежала? Вон, Юлька, Светкина дочка, какие фенечки плетет, видела? Мне ее мать хвасталась, что даже продает среди одноклассниц и по воскресеньям у бабы Любы на развале на рынке, а ты что? Тоже могла бы фенечки… И продавать…

–Оставь дочь в покое,– появился в дверях папа. Посмотрел на меня с нежной улыбкой, подошел, поцеловал в затылок,– пусть плетёт то, что хочет. Очень красиво, доча! Настоящая принцесса…

Сказал и пошел в зал, как всегда читать газету. Папа интересовался политикой, всегда старался быть в курсе последних событий. Даром, что был простой шахтер, угробивший свои легкие вредной рудой, как любила причитать мать.

Сейчас, как только папа скрылся за скрипучей дверью с облупившейся краской, она тоже причитала, бубня себе под нос.

–Настоящая принцесса… Тоже мне… Все они, бедные, сначала настоящие принцессы. А потом детство заканчивается- и выясняется, что принцев не бывает. Только в сказках для глупых девочек…

–Еще как бывают!-кричу я маме, крепко сжимая кулаки и сглатывая через силу подступивший ком к горлу,– бывают! Вот увидишь, будут у меня принцы, еще какие!

Она лишь пренебрежительно машет рукой и продолжает с выражением обреченной усталости на лице штопать мои колготки на носке, снова порвавшиеся от того, что прошлогодние туфли поджимали, а на новые денег не было- отцу опять не платили, уже третий месяц. Снова какие-то перестановки в руководящем составе шахты, как объясняли в бухгалтерии. Слышала, как мама это говорила тете Свете.

Спустя много лет принцы у меня, правда, были. Настоящие принцы. Действительно, еще какие… Вот только сказки я действительно не увидела… Как ты права была, мама… И почему я не плела фенечки, как Юлька, Светкина дочка…

Дочка… дочка… дочка…– слышу я вот тьме… Это голос моей мамы… Она зовет меня, зовет наружу, выбраться из пустоты и боли, которой так много вокруг меня. Боль. Тупая, зудящая, растекающаяся переливами агонии по голове, пронзающая острыми иголками затекшие связанные конечности. Я понимаю, что они связаны, потому что отчаянно хочу вдруг почесать нос, а не могу. Этот зуд сводит меня с ума- и я теперь понимаю, почему арабов в американском Гуантанамо[1] пытают именно такими способами, изощренными способами- скованность движений, зуд, нескончаемые монтонные звуки, внезапно громко включающаяся посреди ночи рок-музыка. Самая жестокая пытка- не прямое нанесение острой боли, а вот такая, извращенная форма подавления. Тебе не дают права на геройство и подключение гормонов стресса, впрыскивающих в кровь естественный анальгетик и антидепрессант. Тебя просто превращают в немощную тварь, насекомое. Мои кисти в какой-то замысловатой петле. Подо мной за спиной, и я на них лежу. Это нестерпимо больно- плечам, пояснице, позвоночнику, лопаткам, вдавливающимся в холодный влажный бетонный пол.