Следует остановиться на продукции парфюмеров, на их новизне по сравнению с водами, одеждой или традиционными специями, охлаждающими или согревающими, как перец. Внимание уделяется «испарениям», летучим и «тонким» элементам жидкостей, производимым ими эффектам, стимулирующим нервную деятельность, а также материальной трансформации внутренних жидкостей, – вспомним о духáх, этом огромном резервуаре новых запахов и их оттенков, как принято было считать, обладающих «укрепляющим» эффектом, и их «летучих» частях, которые, как полагали, проникают в нервы: например, «душистые воды» на основе бергамота, майорана, тысячелистника, пачули, перегнанные в дистилляторе. В Средние века они считались злом, так как для их изготовления использовались вода и огонь, но со временем они вошли во всеобщее употребление, в XVI веке ими пользовалась подруга Бенвенуто Челлини мадам д’Этамп для поддержания сил и «свежести лица»475. Или «розмариновая вода», рекомендованная Арлекеном в 1624 году в трактате «Сад трав»: она успокаивает сердцебиение, помогает при параличе, дрожании рук, нервной слабости и даже спасает от ядов; «использующий ее человек долго сохраняет силу, красоту и молодость»476. Вероятно, здесь наблюдался традиционный взгляд на болезни в связи с соотношением жидкостей в теле, только добавилось использование дистиллированных эссенций.

Также появляется новый взгляд на вино. Под его употребление подводится теоретическая база: «цветок» представляет его «духовное» начало, жидкость – «кровь»477. Прорабатывается его ферментация, улучшаются сорта винограда, возрастает «целебный» эффект вина. «Нектар», идущий от солнца, преображает свет: Жак де Ту, страдавший от морской болезни во время путешествия из Антиба в Монако в 1589 году, уверял, что полностью исцелился, выпив «корсиканского вина», оно придало ему «достаточно сил и бодрости для того, чтобы следовать за Гаспаром де Шомбером и вместе с ним завоевать Геную»478. Надо сказать и об открытиях в этой сфере. Игристая формула вина из провинции Шампань, его кристальная прозрачность ассоциируются с деликатностью и чистотой, а в узких, сверкающих серебром и золотом бокалах, в которые его наливают, «поднимаются жемчужины» – свидетельство полнейшего совершенства. Сен-Симон связывает долголетие Дюшена, врача королевских дочерей, с тем, что «он каждый вечер ел на ужин салат и пил только шампанское»479.

Наконец, начинает цениться водка. Дистилляция, вошедшая в обиход в Новое время, делает ее более крепкой. Мартен Листер констатирует это, описывая свою поездку в Париж в 1698 году: «Мы обязаны ее появлением долгим войнам. Сеньоры и дворяне, ужасно страдавшие в этих бесконечных военных кампаниях, прибегали к ее помощи, чтобы поддержать себя в дни усталости и бдений, а вернувшись в Париж, продолжали пить крепкий алкоголь за обедом»480. О том же самом вспоминает и Робер Шалль: на фрегате, следовавшем из Индии, морякам раздавали водку «после какой-нибудь тяжелой работы»: «водка за работу по обшивке бизань-мачты»481. К помощи водки прибегали все чаще, это становилось повседневностью и специально нигде не описывалось.

То же происходит и с растениями, попавшими в Европу в XVI веке из Нового Света или привезенными из путешествий на Восток. В первую очередь следует назвать высушенные листья табака, который курили на манер индейцев: легкий табачный дым поддерживал тело, помогал выполнять физическую работу более длительное время. Путешественники в дальние страны настаивали на этом, говоря о мельчайших горячих частицах, которые пробегают по нервам и передают им свое тепло. Казалось, американские индейцы, курившие табак «при помощи маленьких трубочек», лучше переносили бег, длительные переходы, с легкостью перетаскивали тяжести и даже испытывали какой-то скрытый восторг: «они вдыхают табачный дым, внезапно падают как будто без чувств, потом пробуждаются, освеженные этим сном, и силы их полностью восстанавливаются»482. Западные наблюдатели тоже поначалу прибегали к табаку для поднятия боевого духа и поддержания сил. Руайе де Прад так описывает реакцию королевских солдат: «Они переносили тяготы войны без воды и питья, только лишь выкурив пол-унции табака в сутки»483. Описание свойств табака еще пока достаточно эклектичное, прежде всего упор делается на борьбу с упадком сил, «головной болью, подагрой, ревматизмом, застоем слизи…»484, к которым после публикации «Всеобщей истории лекарств» Пьера Поме, «парижского бакалейщика», жившего в конце XVII века, присоединились прочие болезни485.

Табак, впрочем, начинает использоваться по-разному. Он по-прежнему применяется для снятия новых видов усталости, появившихся в Новое время. Он обостряет внимание, повышает психическую устойчивость. «Табак укрепляет мозг»486, – утверждает Ла Гаренн, а Корнелиус Бонтеко добавляет, что табак «озаряет рассудок»487. В более общем плане – табак устраняет излишки жидкостей. Вот что вспоминает Бриенн о Буало и его крепком здоровье в возрасте восьмидесяти лет: «Табак, который он жевал днем и ночью, высушивал лишние жидкости и поддерживал в нем бодрость, которую редко встретишь у людей в подобном возрасте»488. Это касалось ясности ума, способности концентрировать внимание, интенсивно размышлять, заниматься делами, кабинетной работой – именно тем, что в XVII веке, как начали тогда полагать, вызывало «усталость ума»489.

То же самое касалось специфических растений из Леванта, кофе, чая, шоколада, листьев или семян, быстро прижившихся в то время на Западе. Растения высушивались, пеклись, жарились. Первым об этом упоминал Тевено, описывая свои путешествия по Аравии в середине XVII века: «Когда нашим французским купцам нужно написать много писем и приходится работать ночи напролет, они выпивают одну-две чашки кофе»490. Главный вывод: восточные растения подтверждают новую ситуацию с усталостью. Жизнь в городе и при дворе, ношение определенной одежды, торговля, работа в конторах вызывают небывалое утомление, о чем вскользь упоминает Никола де Бленьи, желая получить средство для «восстановления рассеянного внимания, освободить закупоренные нервы и благодаря этим двум действиям улучшить память, сделать суждения более разумными, придать сил и исправить настроение»491.

Интересна с этой точки зрения судьба кофе. В Париж его в 1669 году привез Сулейман Ага, гениальный мистификатор, выдававший себя за посла турецкого султана. Напиток очень быстро был признан «возбуждающим», «пробуждающим средством», его употребление стало почти ритуальным. Сен-Симон рассказывает, как подавали кофе в покоях мадам де Ментенон в конце XVII века, как вокруг специальных маленьких столиков после обеда собирались группы приглашенных, как приносили подносы с новыми напитками: «На нескольких кофейных столиках стояли чай и кофе, и каждый брал то, что хотел»492. Более того, создавались заведения нового типа – кафе, называвшиеся по имени самого напитка, где посетители общались, вели оживленные разговоры. Начиная с 1670 года в Лондоне и Париже появляются «кофейные дома», где царит новый аромат. Левантийские бобы используются в двух целях: развлечение и стимуляция.