Такое поведение термитов объясняется тем, что они очень боятся сухости воздуха. В термитниках же у них всегда влажно, так как в случае надобности они прорывают в земле под термитниками ходы вплоть до грунтовых вод.

Но наряду с описанными «городами» высоких термитников, так сказать «небоскребов», в других местах нам довелось встретить словно «игрушечные» грибовидные термитники высотой не больше одного-полутора метров; чаще же они поднимались только сантиметров на семьдесят при чуть меньшем диаметре. По форме они действительно походили на гигантские грибы, потому что сверху были прикрыты свисающей книзу «крышей», довольно точно воспроизводившей шляпку гриба.

Под конец нашего пути мы остановились в Тородойя. Немногочисленные казы этой деревушки были живописно разбросаны среди масличных и кокосовых пальм. На высоких подставках стояли небольшие плетеные загончики для баранов и коз. Около жилья было много насаженного маниока.

При выезде из деревни мы натолкнулись на целый поселок ткачиков. Довольно большая группа масличных пальм стояла буквально обсыпанная их гнездышками. А сами ткачики, словно крупные мухи, висели в воздухе, весело щебетали, целыми стайками бросались вниз и снова взмывали к своим гнездышкам вверх.

Эти чудесные птички-крошки трогали своими размерами и яркой раскраской их головок, грудок и участочков под всегда торчащим кверху хвостиком. Уморительно дисциплинированные и деловитые, они всегда веселы, всегда щебечут и всегда вызывают вашу улыбку, но… до тех пор, пока не разоряют поля, уничтожая урожай.

Пляж «Прекрасный воздух». Наступил третий день нашего пребывания в Боффа. По плану мы должны провести его на недалеко расположенном от Боффа пляже «Прекрасный воздух».

Завтрак окончен, автобус подан, мы начинаем наш путь. От Боффа едем пятьдесят километров по шоссе в направлении на Боке, затем еще двадцать два километра проселочной дорогой, и в одиннадцать часов мы уже на пляже.

По дороге ничего нового. Все та же саванна с небольшим количеством деревьев — много антоклейсты; повстречалась речка, стоят отдельные казы. Около одних сейбы, около других апельсиновые деревья. Мальчишки апельсинами играют в футбол.

«Прекрасный воздух» — это обширный песчаный пляж, окаймленный с обеих сторон пальмовым лесом. Ближе к берегу моря кое-где, выступая из пены, приподнимаются косо лежащие слоистые полосы черных от воды латеритов. Тянется длинный ряд кабин. За ними в некотором отдалении разбросаны среди пальм казы. Вот и всё.

Из местного населения купаются очень немногие, причем в основном дети. Купающихся женщин я вообще в Гвинее не видела. Вся прелесть пляжа «Прекрасный воздух» — это море и тишина.

Возвращение в Конакри. Наше возвращение с пляжа «Прекрасный воздух» в Боффа оказалось довольно романтичным. Уже начинало темнеть, когда мы двинулись в обратный путь. Прежде всего сразу же выяснилось, что на нашей машине не горят фары, и нам пришлось упросить ехавшего с нами молодого парня сесть с электрическим фонарем на капот машины, чтобы освещать дорогу, когда окончательно стемнеет.

Затем в пути на закате солнца мы должны были остановиться и дать нашему шоферу возможность расстелить коврик на земле и помолиться, обратившись лицом к Мекке.

Шел строго соблюдаемый мусульманами пост Рамадан, который требовал не пропускать обязательной для мусульман молитвы при закате солнца и позволял принимать пищу и пить воду только после того, как солнце зайдет. Этот запрет, как говорят, соблюдается у мусульман так строго, что даже не разрешается глотать слюну, и можно видеть, как правоверные мусульмане осторожно ее выплевывают.

После захода солнца тьма быстро спустилась на землю: повсюду зажглись костры. Вокруг них кучки собравшихся людей готовили пищу. Золотистые от огня прозрачные дымки поднимались кверху.

Иногда на остановках нас приглашали подойти к огоньку погреться. Мы были этому рады, сильно продрогнув в открытом кузове машины. В тропиках ведь далеко не всегда бывает жарко.

Но вот и Конакри. Несмотря на поздний час, в городе большое оживление. Повсюду тоже огоньки костров. Кроме того, народ молится. Люди (одни только мужчины) в торжественных белых бубу стоят вдоль улиц в один, а иногда и в два ряда и одновременно падают ниц и снова поднимаются.

Таково было наше возвращение в Конакри из поездки в Боффа. Подводя теперь итог впечатлениям, полученным нами от всех вышеописанных многочисленных поездок, надо сказать прежде всего, что все они были очень разнообразными. Каждая из них щедро одарила нас оригинальным познавательным материалом. Каждая по-своему существенно расширяла рамки нашего восприятия красочных контрастов африканской природы. Но все же ничто не смогло сравниться с чувством незабываемого почтительного восхищения суровой, торжественной красотой и глубоким внутренним содержанием ландшафтов Фута-Джаллона. Это была картина непревзойденной, все побеждающей силы величия. Мне думается, что такие впечатления никогда не забываются.

В царстве мангров. Эта река называется Мелакоре. Длинен ее путь. Долго течет она, спускаясь по ступеням отца рек — нагорья Фута-Джаллон, по дороге к далекому океану, украшая широкой водной лентой прибрежную Гвинею.

Непроходимые зеленые чащи обрамляют ее берега, любуясь своим отражением в ее быстрых водах. Ничто не тревожит спокойствия Мелакоре. Разве что на небольшую отмель вылезет крокодил погреться на солнце и посмотреть на небо.

Но вот дотекла она наконец до деревни Форекарья, и люди разбудили ее дремоту. Мост перекинулся через воды Мелакоре, поплыли по ней пироги.

А 28 декабря мы, шесть человек, пришли сюда и сели на пристани в лодку. В тот день мы проехали из Конакри на машине сто километров, чтобы увидать тропическую красавицу реку. Во время пути в третий раз. прошли перед нами горы Какулима и «Собака, которая курит».

Повернув от Конакри направо на юго-запад вдоль берега океана, мы увидали причудливые каменные навесы, заглядывавшие в ущелья, и гигантские ступени лестниц, которыми горы Манеа (800 метров над уровнем моря) и Курья спускались со своих плоских вершин на равнину.

Пестрые, шумливые рынки встречавшихся нам по дороге из Конакри деревень возбуждали наше внимание и интерес.

Но вот лодка тронулась, и мы поплыли. Перед нами струятся воды широкой реки и расступаются ее пушистые зеленые берега. Как будто ничего особенного. Но как же живописен, как интересен этот пейзаж, если внимательно всматриваться в него.

Смолкли голоса оставшихся на берегу людей. Остался позади мост. Река понемногу начала погружаться в чудесное безмолвие. Берега же мимо нас все плыли и плыли. Сначала богато одетые высокими, стройными масличными пальмами, они постепенно сменили эту, так сказать, парадную официальную одежду на повседневный костюм, в котором смешались все роды и виды древесных и кустарниковых растительных форм.

По берегам встала стена темно-зеленой непроходимой чащи, где все переплеталось одно с другим, образуя какой-то сплошной, запутанный зеленый войлок. Между растениями не было никакого просвета — бессолнечный мрак не позволял взору проникнуть внутрь. А лодка двигалась вперед и вперед и ощущение замкнутости и отрешенности этого маленького, наблюдаемого нами кусочка жизни от окружающего его ландшафта все сильнее и сильнее чувствовалось каждым из нас. И наконец кто-то сказал: «Да это же мангры». «Перед нами мангровые берега». «Мы плывем через мангровый лес — мангрову».

Река Малакоре. Мангровый лес. Ходульные корни

Как уже отмечалось выше, мангровые леса — это растительность низменных, затопляемых приливом тропических морских побережий, а иногда и прилегающих к ним берегов устьев рек, впадающих в море.

Ведущими деревьями мангров во всем мире являются большею частью низкорослые (пять-десять метров) виды деревьев и кустарников, образующих густые заросли. Для них характерны толстые, круглые в сечении, сильно разветвленные, полупогруженные в ил и высоко поднимающиеся над водой так называемые ходульные корни, служащие опорой деревьям и помогающие им удерживаться в полужидком иле.