Истоме сквозь узкий просвет еловых веток неясно виден был один человек: высокий, худой, в длинном чёрной хламиде и чёрном клобуке, какие носят монахи. Спутника его не было видно.

– Всё разграблено, похоже, поработали разбойники. Интересно! Тут действительно что-то сжигали, – Продолжал монах, – Ну, любезный друг, что вы скажете об этом?

– Не понимаю, как такое возможно. В отечестве нашем язычество истреблено, выведено под корень.

– Ладно, оставим это. Брат передал что-нибудь для меня?

– Вот, возьмите, – ответил невидимый собеседник.

– Ну, что нового в Москве? Как поживает король Иоанн?

– Ваша милость, в нашем отечестве короля называют царём.

– Ах, да-да! Не могу привыкнуть к вашему варварскому языку.

– Ваша милость, слово царь образовано от римского слова цезарь!

Истоме почудилось, что сказавший это усмехнулся.

– Вот как?! – голос монаха был кислым, – так как же поживает царь Иоанн?

– Царь здоров. А в Москве царским повелением начали возводить новый храм в честь взятия Казани.

– Как, ещё один? На Троицкой площади уже стоит церковь в честь славной победы царя!

– О, нет! Это деревянный храм сносят, а вместо него воздвигнут новый, необыкновенный собор, собор невиданной красоты!

– Да, царь Иоанн очень ценит свою победу над Казанью! Строить будут итальянцы, конечно?

– Нет, ваша милость! Зодчие – русские.

– Это что-то неслыханное! Чего можно ждать от русских? Царь Иоанн сошёл с ума!

– О, не смейте говорить такое, ваша милость, даже в лесу! – испуганно вскрикнул невидимый собеседник монаха, – Молю вас, будьте осмотрительнее в своих речах!

– Хорошо, хорошо! – спокойно ответил тот, – Нам пора расстаться. Если понадобиться новая встреча, я вам сообщу. Прощайте!

Послышались шаги. Собеседники разошлись в разные стороны.

Наконец-то! – Истома осторожно вытянул затекшие руки и ноги. За всё время разговора он не пошевелился, боясь, что его обнаружат. Он осторожно вылез из-под ели. Что это за люди? Бог весть! Одно понятно, тёмные это людишки! И лучше бы Истоме вовсе с ними не встречаться.

По лесу он шёл быстро, но осторожно, неслышно ступая по росистой траве. Дорога была знакомая, сколько раз приходил он сюда в святилище, последний прихожанин последнего волхва. А ведь, когда ребенком, батюшка впервые привёл его поклониться Сварогу, то жрецов было трое. А молилось тогда в святилище в иные дни до сорока человек. Да, много времени прошло с той поры. Пять лет назад сгинули сразу двое последних его единоверцев. Фёдор умер от старости, затем утонул Мишута Меньшов. Как рыдал тогда Истома, ночью, накрыв голову тулупом. Так ему было плохо, думал, что сам умрёт. Вот странность – подумал Истома, – Когда Мишута утонул – рыдал, а над жрецом и слезинки не пролил. А что тут странного, волхв был очень стар, рано или поздно это должно было произойти. Хотя, не в этом дело. Окаменел он душой – вот причина. Что дальше-то будет? Тоскливо было на душе у Истомы. И поделиться этой тоской не с кем. Вот горе-то! Жена Авдотья верует в Сварога. Но вот уж лет десять, с тех пор как умер их единственный сын, перестала посещать святилище. Тогда словно что-то надломилось в ней. Дома стала молиться. А позднее стала говорить, что, страшно ей! Вдруг кто проведает. За такие дела можно и на дыбу. Это-то верно. Ему и самому бывает страшно, а всё нехорошо дома молиться. Для этого есть святилище.

Что-то мелькнуло справа от Истомы. Он замер, осторожно повернул голову и внимательно осмотрел лес. Всё было тихо, не качалась ни одна ветка. Он поднял глаза повыше. Белка глянула на него глазками-бусинками и пропала в ветвях дерева. Мужик вздохнул и пошёл дальше.

В этот же день в английском подворье на Варварке, посол имел приватный разговор с высоким, худым человеком из леса, сменившим наряд монаха на одежду английского купца. Чувствовалось, что человек этот вполне равен послу по своему положению. Так и было, капитан Ричард Рейнольд был направлен в Россию лордом Берли под видом купца для выполнения особой миссии. Сидя в кресле и попивая вино, любезно налитое и поданное ему послом, он говорил решительно и твёрдо:

– Вот это, господин посол, вы передадите лорду Берли. Здесь сведения о положении на севере Московии, – он положил на стол свиток, перевязанный верёвочкой, и подвинул его к послу, – Я думаю, Север вполне может перейти под управление нашей Королевы, при определённых усилиях, разумеется.

– Но, сэр, вы и сами могли бы доставить эти вести в Лондон. Разве ваша миссия здесь не выполнена?

– Наша миссия никогда не заканчивается, – суховато улыбнулся купец, – Я думаю сам посетить северные земли.

– Ну что ж, – посол тоже улыбнулся, – интересы Англии превыше всего. Да, вы слышали, сэр, что царь Иоанн поручил строительство главного своего храма русским мастерам. Какая самонадеянность! Так и хочется щёлкнуть царя по носу, сделать так, что бы Иоанн понял всю ничтожность своих подданных.

– Могу вас успокоить, господин посол, – собеседник посла саркастически усмехнулся, – Мои люди видели этих мастеров. Настоящие варвары! Они стояли на площади: кричали, размахивали руками, хлопали друг друга по плечам, смеялись. Строительство великих зданий требует от людей не только большого ума и выучки, но и высокой умственной и духовной сосредоточенности, что выражается и в сдержанности поведении. Эти люди вряд ли смогут построить что-то достойное. Царь московитов будет наказан за свою самонадеянность. Возблагодарим господа, за то, что он избавил нас хотя бы от этих трудов! У нас здесь и так достаточно дел!

Со стройки Постник и Иван возвращались обычно затемно, работы было невпроворот. Но сегодня пришлось уйти пораньше. Дождь лил с самого утра, а в полдень добавился ещё и ветер, холодный, промозглый, забирающийся под одежду. Работу пришлось прекратить. Зодчие шли, скукожившись, кутаясь в суконные епанчи. Но промокшая под дождём одежда не спасала от холода.

– Что же это такое делается? – бормотал Барма, глубже натягивая на лоб шапку, – за какие грехи мне такое наказание!

– Ухмыляешься ты много, весёлый очень – это ли не грех?! – сердито ответил Постник.

– Ох! – вскрикнул Барма. Холодная струя дождя попала ему прямо в глаз.

– Всё, не буду больше смеяться. Буду серьёзен, как ты! Хочешь, побожусь?

– Обещай, обещай! – раздражённо сказал Яковлев. – Напрасно побожиться – чёрта лизнуть!

– И чего ты такой сердитый-то? – рассмеялся Иван, – Сейчас придём на постоялый двор, там в общей зале печь топится, согреемся.

И Постник, представив тёплую печь посреди большой трактирной залы, невольно улыбнулся.

Увидев своих постояльцев, мокрых и замёрзших, хозяйка трактира Алена всплеснула руками:

– Разоблачайтесь, болезные! А я вам сейчас сбитню подам.

Сбитень пришёлся очень кстати.

Переодевшись в сухую одежду, привалившись к стене, зодчие потягивали его и чувствовали, как тепло разливается по телам. Хозяйский сын Максимка поставил перед ними щи:

– Кушайте на здоровье!

Иван сонно посмотрел на еду, потом на друга:

– Что-то не хочется мне есть, спать хочется.

– Не дело ты говоришь, мастер! – вмешалась в разговор проходившая мимо Алёна, – После такого ливня вам обязательно надо щец похлебать, чтобы никакая хворь к вам не пристала.

– Слышал, что хозяйка сказала? Ешь давай! – сурово ответил Постник.

В комнату к себе поднялись сытые, разомлевшие. Улеглись на лавки, и Постник задул свечу.

– Слушай, друг! – раздался в темноте голос Ивана. – А ты никогда не хотел жениться? Чтобы не чужая душа, а жена около тебя хлопотала, когда ты с холода придёшь домой?

Постник молчал.

– Ты спишь уже, что ли? – удивился Барма, – Ну, ладно спи.

Но Постник не спал. Вопрос друга разбередил ему душу. Он вспомнил, нет, не жену, не было у него жены. И не встретилось ему на пути женщины, которую бы он хотел видеть своей женой. Да и где бы ему, при его работе, встретить такую женщину? Матушку свою он вспомнил, которую оставил много лет назад, уйдя работать вместе с Михайло Кряжем. Первое время он изредка ее навещал. Но потом всё дальше уходил он от дома. Всё больше и лучше становились церкви, которые он строил, грандиознее становились замыслы. И удалялся, угасал образ матери. Думалось, вот построю этот храм, тогда и навещу матушку. Но подворачивалась новая работа, важнее, лучше прежней. И снова встреча отодвигалась на неизвестный срок. Постник подавил в себе горестный вздох. Он ведь не собирался строить храм Покрова в Москве. Думал, что не выстоять ему против фрягов, куда там! И пока есть свободное от заказов время, решил съездить в деревню к матери. Но проезжая Псков, случайно узнал, что тут Кряж со своей артелью. И вспыхнула в нём надежда! Да, один он боится строить для царя церковь. Но с дядькой Кряжем вдвоём они смогут! Конечно, смогут! Как манила, как звала его к себе эта работа! А Михайло предложил ему вместо себя Ваньку. Чуть не ударил он тогда своего учителя – от разочарования, от обиды! Ну, какой Ванька мастер – и молодой, и несерьёзный! Хм! Но вот уж кто был в себе вполне уверен, так это Барма. Он сразу сказал, что и работать он согласен, и что собор они построят прекрасный. Такой уж он, Ванька!