Не забыл. Но при погружении оказалось, что я вытесняю теперь нереальное количество воды, кажется, почти всю воду, и уровень воды при нормальном, привычном её начальном количестве, том, которое запомнилось с детства, возрастает так, что становится далеко выше сточного отверстия, когда я полностью погружаюсь.

Сейчас попробую найти среди пены все мои игрушки. Итак: сине-зелёный дельфинчик, простой и добрый, возможно даже немного слишком простоват; черепашка – правильно плавает, самая адекватная и цивилизованная, невозмутимая, любознательная, верная, на ней можно было бы поплавать, она гораздо площе остальных и плавает как маленький надувной матрасик, но она слишком маленькая, только попытаешься на неё забраться, даже только надавишь ладонью – сразу уходит под воду, причём не потому, что ей так хочется, а реально не выдерживает веса человека; оранжевый осьминожек – внеземной, просто существо, с глубин моря, может даже марсианского, он реально странный и трудно сказать, какими человеческими качествами он обладает; жёлтый китёнок с длинными ресницами, это явно девочка, любит поиграть, но держится с достоинством, оптимистка, красавица; и, наконец, морской конёк, земной брат по разуму осьминожку, почти такой же странный, держится обособленно, домосед, задумчив, себе на уме, но при этом умудряется быть очень милым и розовым.

Интересно, что у черепашонка и дельфинчика два отверстия – одно маленькое отверстие, из которого вырывается тоненькая острая струйка воды – ротик, а второе, побольше, внизу, а у остальных только одно отверстие в ротике. Теперь о том, кто как плавает (не думали же вы, что только черепашка умеет плавать, они же, как-никак игрушки ванной): китёнка плавает ещё красивее. Почти вся над водой, и хвостик и ротик. Подтолкнешь слегка сзади, и она поплывёт, медленно, плавно, ровно. Осьминожек и морской конёк плавают, как им полагается – только под водой, на воде они могут только лежать. Впрочем, до половины наполненный водой осьминожек, может высовывать мордочку из воды, осматривая воздушный мир.

Брошенные в ванну, в которую наливается вода, друзья разбредаются, кто куда, прячутся в облаках пены, забираются в самые дальние уголки ванной, даже уходят на глубину. А иногда, наоборот, собираются вместе пообщаться и потом снова расплываются. Дельфинчик и китёнка, кстати, любят друг друга. Оказавшись рядом, они даже примагничиваются друг к другу. Удивительно. Их тела так подходят друг к другу, что они будто два кусочка мозаики, сложенные вместе. Они часто прячутся в пене вместе. Китёнка ещё любит осьминожка, но как друга, целует его в огромный лобик (а дильфинчика целует в губки). Черепашонок дружит со всеми, но лишь осьминожку позволяет на себе кататься, осьминожек такой инопланетянин, что ему всё можно, хотя он плохо удерживается на спине черепашонка, и плюхается в воду на первом же повороте. При этом они оба аж тонут от смеха. Все пятеро любят такую игру: опускаются глубоко под воду, на самое дно, так, чтоб все были ровно на одной глубине, и резко выныривают, кто быстрее вынырнет, тот и победил. Конечно, никто не должен при этом набирать в себя воды, а то проиграет. Иногда, когда эта игра всем надоест, какая-нибудь парочка продолжает играть, пытаясь доказать друг другу, кто из них настоящий победитель. Иногда кто-нибудь из друзей отправляется под воду до конца купания, или пока рука бога, то есть моя, не вытащит его из воды и не приобщит снова к обществу и к игре. Видели бы вы, как кто-то из них величаво выплывает из облака пены, и остатки облака плывут за ним и вокруг него.

Я решил разнообразить своё купание, вылез из ванной, и, оставляя лужи на полу, пошлёпал к холодильнику. Достав пакетик травы, я скрутил косячок, захватил зажигалку и погрузился опять в тёплую воду: брррр, хорошо тут. Зажёг, затянулся. Трава очень быстро горела, видимо пересохла, к тому же я не умею плотно заворачивать. Она быстро прогорала, пепел падал в воду и опускался в воде на меня. Я долго держал дым в лёгких, прежде чем его выдохнуть, но эта местная трава скорее укроп, чем марихуана. Видимо из неё всё предварительно вымыли, или это сорт, в котором ничего и не было изначально. Первый раз в жизни курю в ванной. Покурил, пора вылезать, пожалуй. Пепел растворяется в воде. И вода стала такой прохладной, что те части тела, которые выступают из воды, начинают совсем замерзать. Интересно, если остаться сидеть в ванной, насколько вода останется теплее окружающего воздуха из-за того, что человеческое тело будет нагревать её? Тяну за цепочку, пробка сопротивляется, потом произносит звук – «плюук», и вода начинает быстро уходить. Значит, купание окончено.

Когда-то в детстве у меня было две кассеты с альбомами группы «Мираж». Я переписал их с кассет моего троюродного брата и слушал целыми днями напролёт. Я сидел за столом в своей комнате, формально делал уроки, но на самом деле ничего не делал, просто сидел и думал, или занимался «ничем», или делал уроки очень медленно, отвлекаясь каждые несколько секунд. И так годами. И всё это – под песни группы «Мираж». Магнитофон еще не мог сам менять сторону кассеты, и каждые 30 минут его приходилось выключать и кассету переворачивать на другую сторону вручную. Причём магнитофон даже не выключался сам, продолжая с тихим поскрипыванием моторчиков тянуть закончившуюся плёнку. Однажды плёнки кассет начали сами скрипеть. Видимо состарились, затёрлись, не знаю почему, если дать плёнке отдохнуть и проиграть один раз, она ещё не успеет начать скрипеть, но если проигрывать снова, начинал периодически появляться ужасный скрип, постепенно становившийся беспрерывным, так что слушать становилось совершенно невозможно. И я стал «Мираж» экономить. Как от скрипа плёнки, так и от собственного заслушивания. Я решил слушать «Мираж» раз в год, только на свой день рождения, чтоб сохранить.

Через много лет я занялся созданием картин из веточек засушенных растений. Веточка приклеивается к текстурному бумажному фону и вставляется под стекло в красивую рамку с двойным паспарту. Двойное паспарту сделает произведение искусства из чего угодно, из любой сухой веточки. Но особенно красиво получаются пышные веточки, типа можжевельниковых. Они в высушенном состоянии очень хрупкие, к ним лучше вообще не прикасаться, но и сушёные они сохраняют свой аромат. Для того чтоб бумага, к которой приклеена веточка, не коробилась от перепадов влажности, лучше все щели с обратной стороны картины залепить бумажной клейкой лентой, да и меньше грибов и паразитов туда проникнет. Много я таких картин понаделал в подарок, одна красивее другой, они разъехались по миру со знакомыми, друзьями, родственниками, коллегами, они висели на стенах и лежали в подвалах и на чердаках, были спрятаны в шкафах и стояли на столах, ждущие, когда же дойдут руки их повесить, они висели на бетонных стенах многоквартирных домов и деревянных стенах летних домиков…

Мы не осознаём хрупкость наших жилищ. Зная, что дом – это всего лишь дом, а не крепость из абсолютно непроницаемого материала, мы на самом деле не чувствуем этого, интуитивно мы представляем его себе как что-то нерушимое, как абсолютную защиту от внешнего мира. Ну, может быть не так у тех, на кого дом обрушался. Когда ночью меня разбудил вой сирен, тут же сменившийся оглушительными взрывами и лязгом разбившегося окна, когда меня обдало холодом зимней улицы, и я увидел свою постель, засыпанную осколками стекла, первое что я почувствовал – страшный неуют. Подсознание первое сгенерировало абстрактно-эмоциональную идею неблагополучия, когда мозг ещё только просыпался и не имел никаких мыслей по поводу происходящего. Неуют от этих оглушительных ужасных звуков, рвущих сон на куски, но не торопящих пробуждение сонного сознания, от холода и стекла, говоривших ещё не осознанным ощущениям – что дело плохо и, по-видимому, очень плохо, так плохо, что когда разум проснётся нужно быть готовым, что это всё быстро не исправится. И главное – пути назад не было. Когда я просыпался и обнаруживал, что проспал туда, куда просыпать было нельзя, я в досаде падал головой на подушку и спокойно лежал ещё хотя бы несколько секунд. Здесь опустить голову уже было нельзя. Холод и стекло. Стекло даже в волосах. Но осознать происходящее разуму было не дано, это меня спасло. Гигантская обжигающая волна возникла за окном и ударила, в этот раз разбилось не окно, разбился сам дом, всё сдвинулось и начало падать, в последний момент тело почувствовало, что так же, как дом, разрушается. Без боли, без страха, без понимания причин и последствий, просто факт. К счастью, обрушение на меня дома сознание уже не застало. Я умер.