Франсуа и Винсент расположились на несколько дней в номере какой-то либервильской гостиницы.

Франсуа прямо из корабельной койки перекочевал на кровать в номере и лежал целыми днями лицом вверх, не говоря ни слова. Винсент бегал, нанимал подводы для тринадцати клеток, которые они выгрузили с парохода, покупал патроны для винтовок и в гостиницу возвращался поздно вечером.

— Куда мы первым делом поедем? — спросил наконец Франсуа после получасового вечернего молчания. Невыносимая духота не давала ему уснуть, он ворочался с боку на бок.

— Из Либервиля поедем по шоссе на Элундо, — ответил Винсент. — Дальше на Сандию, Лиму, Пиконду над экватором и прямо к Экваториальной станции на Конго. С Экваториальной станции мы свернем наискось, на север; поплывем на катере по Конго. Высадимся у Бакомби и двинемся по тропическим лесам к…

— Хватит, — перебил Франсуа. — Мне нет никакого дела до Бакомби, Пикомби или как их там. Ты мне скажи, вернемся мы в Париж или нет?

Винсент пожал плечами.

— Если ты все время будешь так киснуть, то, может, и не вернемся. Надо верить в успех, и все будет хорошо. Ты знаешь, я бывал везде, где может побывать авантюрист. Никакой сочинитель авантюрных романов не имеет ни малейшего представления о том, сколько всего может пережить путешественник. С температурой 40,2 я продирался сквозь джунгли Амазонки; в сравнении с ними эти леса — ерунда! Кстати, нужно купить хины. Кто это может быть?

Кто-то постучался в дверь. Не дожидаясь разрешения войти, в номер ввалился знакомый нам проходимец, прикупивший к девятке. На лице его была написана наглая уверенность, а хитрая улыбка будто говорила: меня не проведешь!

— Что вам нужно? — спросил Винсент.

— Мы с товарищами хотим знать, куда вы нас везете. Нам уже надоело притворяться на пароходе какими-то баранами, что ли. (Тут он рыгнул). Будьте добры сообщить нам, что вы собираетесь делать. Потому как нам все это уже очень надоело. Скажете вы нам наконец, куда мы едем, или нет? — проходимец рыгнул снова.

— Дорогой друг, — спокойно сказал Винсент, — не доставляйте себе лишних хлопот. Вы поедете туда, куда вам скажут, и будете делать то, что вам скажут. Может, у вас есть желание познакомиться с военной службой в Конго? Зарубите себе на носу, мой драгоценный, что если вы еще раз явитесь ко мне с подобными заявлениями и заговорите в подобном тоне, вы на следующий день будете маршировать по шоссе и обтесывать камни. Ясно?.. Ступайте!

Проходимец яростно посмотрел на Винсента, но, встретив его холодный взгляд, осекся.

— Дайте нам хотя бы немного денег, — сказал он тихо.

— Вы получили на продовольствие, и этого достаточно. Получите вы больше или нет — будет зависеть от вашей работы. Убирайтесь отсюда сию же минуту.

Дезертир постоял еще секунду и, резко повернувшись, медленно вышел.

— Так вот, Франсуа, мой друг. Главное, не падать духом, и все будет хорошо. Поешь сейчас хины, дорогой мой, не то подцепишь лихорадку! Здесь, у экватора, лихорадка висит в воздухе… Кто там? Неужели этот оборванец и вправду хочет попробовать плетку? Войдите, сто чертей!

В тот же миг Винсент, словно ошпаренный, вскочил с постели. В номер вошел и недвижно застыл белокурый матрос с «Либерии». Франсуа тоже встал и, будто пораженный громом, смотрел на маленькую коренастую фигуру матроса.

— Мсье Винсент Поль, — неторопливо и отчетливо начал тот, — я пришел к вам с просьбой. Возьмите меня с собой. Мне нужно заработать денег. Мсье Дюверье дал вам большую сумму. Я могу вам пригодиться. На ваших головорезов вы положиться не можете. Вам нужен такой человек, как я!

Винсент не мог овладеть собой. Матрос следил за ними все время, пока они плыли на «Либерии». В его голосе, манерах он чувствовал что-то давно знакомое. Где-то он его видел. Какой-то мистический страх, какой-то охотничий инстинкт отторгал его от этого человека.

— Вы следили за нами на «Либерии», — произнес он в конце концов. — Я вас не знаю. Вы нам не нужны… Да и что вам за дело до нашего путешествия? Прошу вас, занимайтесь своими делами и оставьте нас в покое!

— Мсье Винсент Поль! Я предлагаю вам свои услуги совершенно искренне и открыто. Я следил за вами, потому что искал возможности бежать с «Либерии». Случай представился, и я обращаюсь к вам. Моя фамилия — Дюваль. Мои бумаги у меня. Я знаю, — подчеркнул он, — что буду нужен вам в этом путешествии!

Впервые за все время Винсент вопросительно поглядел на Франсуа. Верно, им нужен хоть один свой человек, нельзя полагаться только на тех пятерых головорезов. А этот кажется очень выдержанным. Акцент у него какой-то чудной…

Винсент еще раз посмотрел на матроса. Тот стоял, спокойно заложив руки в карманы парусиновых штанов, и ждал ответа. Видно было, что он уверен в успехе.

— Вы не все сказали мне, мсье Дюваль, — заметил Винсент. — У вас есть еще какая-то цель. Вас не интересуют деньги, здесь что-то другое.

— Да, вы угадали. Меня мало интересуют деньги. Мне просто нужно с вами уехать. Вам нечего бояться меня. Дюверье может не опасаться за вас. Вы во французской колонии, и имя Дюверье откроет вам все двери. Вы можете завтра же сдать меня в солдаты. Все преимущества на вашей стороне. Вам совершенно нечего бояться. Решайте! Согласны?

— Вы не скажете, зачем вам нужно уехать с нами?

— Я скажу лишь то, что сказал, и ничего больше. Дело теперь за вами: вы можете принять мое предложение или поддаться каким-то детским чувствам.

То, как матрос произнес слово «предложение», снова что-то напомнило Винсенту. «Неужели это тот?.. Нет, — вздор, этого не может быть!»

— Покажите ваши бумаги.

Матрос достал из висевшего на груди кисета бумаги и подал их Винсенту.

Несколько минут тот внимательно просматривал документы.

— Ладно, — сказал наконец Винсент. — Мы берем вас. Придете сюда в семь часов утра. Завтра мы отправляемся.

Матрос кивнул головой и вышел.

— Зачем ты согласился взять его? — спросил Франсуа, когда дверь захлопнулась. — Ты же говорил, что он следил за нами на «Либерии»?

Винсент подошел к двери и, убедившись, что никто не подслушивает, сказал шепотом:

— Бояться его нам нечего. Правительство никак не может следить за нами. Правительство — это Дюверье, Пуанкаре и компания. Будь это даже шпик, подосланный Дюверье, нам и тогда нечего было бы бояться — ведь мы не собираемся бежать с деньгами. А это человек сильный и хладнокровный. Ты видел, какие у него мышцы? И кстати, ты обратил внимание, что он уже знает, кто нас послал и что именно нам нужно? Лучше положиться на такого Дюваля, чем на наших проходимцев.

— Я готов голову дать на отсечение, что он никакой не Дюваль, — проговорил Франсуа. — У него какой-то иностранный акцент!

— Его бумаги в порядке! — ответил Винсент. Упоминание об акценте снова смутило его. Он пытался что-то вспомнить, но не мог…

Под раскаленным огненным солнцем экваториальной Африки по мощеной дороге движется обоз. Матрос едет на одной из фур с ящиками. Проходимцы спят в фурах. Колониальные солдаты-негры — голые по пояс, в коротеньких штанах, сандалиях, с примкнутыми штыками — сторожат желтых измученных людей, которые чинят шоссе. Арабы, русские солдаты, французские каторжники, суданские негры обтесывают камни. Расширенные от малярии глаза всматриваются в обоз. Время от времени унтер проходится длинным кнутом по голым спинам рабочих. Жалобный вскрик — и руки их движутся быстрее. Матрос внимательно присматривается к лицам белых рабов. Вдруг его будто сводит судорогой, какие-то корчи пробегают по его лицу, он отворачивается и покрикивает на лошадей.

На козлах экипажа, где едут Франсуа и Винсент, сидит сгорбленный старенький негр из Камеруна.

На ломаном и корявом французском языке он обращается к «мистье», сидящим в экипаже. По сторонам дороги расстилаются тропические саванны. Франсуа они напоминают булонские поляны: повсюду рощи и лески, круглые как бассейны озерца, отдельные деревья, кажущиеся издали подстриженными, поляны, рощи, лесочки, озерца — и так без конца. Когда-то в этих местах табунами бегали полосатые зебры. Их истребили, саванна обеднела на зверя. Разве что где-нибудь у рощицы изредка показывалась антилопа и исчезала на опушке.