К тому же еще заболела Камилла. Дюверье мог найти и нашел сколько угодно заместительниц, но… Надо сказать, что Дюверье втайне опасался Камиллы — она могла его, чего доброго, облить серной кислотой. Можно было отправить ее в больницу, но как знать: вдруг восстанет из-под земли Креве и застрелит его, как хотел застрелить Лейстона. Очевидно было, что у Креве появился новый хозяин. Всегда спокойный и сдержанный, как требовала его специальности, маэстро начал тайком посасывать абсент.
Дюверье достал из шкафа бутылку с черным напитком, но тут в дверь кабинета постучали.
— Войдите! — сказал артист, торопливо пряча бутылку.
Размеренной жесткой походкой в кабинет вошел невысокий белокурый человек, посмотрел острым взглядом на руки Дюверье и чуть улыбнулся.
— Что вам нужно? — спросил взбешенный улыбкой маэстро.
— Вам, вероятно, будет интересно получить некоторые сведения об экспедиции в Конго. Мое имя Дюваль — я был участником этой экспедиции.
Дюверье не мог произнести ни слова и лишь рассматривал, будто какого-то призрака, спокойное лицо незнакомца.
— Так вот, я могу дать вам некоторые сведения.
— Прошу, садитесь, — произнес наконец маэстро.
— Все участники экспедиции погибли, кроме меня и Винсента Поля. Если не ошибаюсь, вам очень интересно было бы знать, где находится Винсент Поль с экспедиционными деньгами?
— Да, да, очень интересно, — согласился Дюверье. — Я готов был бы хорошо заплатить тому, кто даст мне эти сведения.
— Сколько вы даете? — коротко спросил белокурый.
— Я дам две, три тысячи франков!
— Пишите чек! Нет, лучше давайте наличными! — сказал Дюваль.
— Но какие гарантии? — спросил Дюверье.
— Если вас не удовлетворят мои сведения, можете оставить деньги себе.
— Я сейчас принесу! — поднялся Дюверье.
— Нет, пожалуйста, позвоните по телефону. Я не имею никаких причин вам доверять!
— Как хотите, — пожал плечами Дюверье. Он снял трубку телефона и стал слушать. Потеребил рычаг. Прошла одна, две, три минуты.
— Очевидно, телефон испорчен, — сказал Дюверье. — Придется все-таки идти самому.
Он встал. В этот момент рука Дюваля тяжело легла ему на плечо.
— Послушайте, маэстро! — сказал белокурый. — Пожалуйста, не стройте из себя дурачка. Вы сейчас же достанете из ящика три тысячи франков, или вы ничего не узнаете. Ясно?
Дюверье пожал плечами, отпер ящик и достал три кредитных билета.
— Так-то лучше, — сказал белокурый. — Вы хотите знать, где теперь офицер резерва, Винсент Поль? Вы хотите знать, у кого остались девять тысяч франков экспедиционных денег? Вам было бы интересно узнать, может ли Франсуа Дени вернуться и доставить вам неприятности с Камиллой? Вы уверены, что Винсент Поль сбежал с деньгами, что он был арестован в Лондоне и что он сбежал вторично?
— Да! — воскликнул Дюверье и пододвинул к белокурому деньги. — Говорите, пожалуйста, побыстрее. — Он посмотрел на дверь. — Где, вы говорите, теперь Винсент?
— Он перед вами, — спокойно ответил Дюваль и, воспользовавшись тем, что Дюверье откинулся назад и словно окаменел, ловко сгреб кредитки и аккуратно спрятал их в карман.
Дюверье потянулся к ящику, но Дюваль схватил его за плечо, будто железными гвоздодерами, и усадил на место.
— Успокойтесь! Винсент Поль, Франсуа Дени и все остальные участники экспедиции давно сгнили в болотах Конго… Денег вы не увидите, потому что они нужнее для другого дела, и нечего их тратить на ловлю обезьян для вашего борделя. Ваши три тысячи я, согласно договоренности, забираю себе.
Дюверье быстро бросил горящий взгляд на телефон. Белокурый едва заметно улыбнулся.
— Будьте здоровы, маэстро! — Он вытащил из двери ключ и повернулся к выходу. В этот момент Дюверье вытащил из ящика браунинг. Но Дюваль отскочил в сторону и ловким движением выхватил из его рук пистолет.
— Я бы еще раз рекомендовал вам успокоиться, маэстро! — сказал он. — Будьте здоровы, берегите свои нервы.
Снаружи в дверях щелкнул ключ. Дюверье кинулся к телефону и на сей раз включил аппарат, но телефон не откликался. Взгляд на провод — Дюваль перерезал провода у двери, когда входил. Дюверье бросился к окну. На улице никого не было. Рядом с уличным чистильщиком обуви стоял одноногий калека и со сладким чувством смотрел на свой ботинок, выходящий из-под рук мальчика блестящим, как солнце. В эту минуту к калеке подошел Дюваль и, что-то ему передав, неторопливо ушел. Дюверье забарабанил кулаками по подоконнику. Наконец он распахнул окно и окликнул калеку, который уже собрался уходить.
— Слушайте, зайдите ко мне — я дам вам три франка.
Калека скривился в пренебрежительной гримасе и заковылял по улице. На прощание он показал маэстро общеизвестную символическую фигуру из трех пальцев.
Мы оставили почтенную особу мистера Мак-Лейстона в недобром настроении после нескольких неудач с протеином, с Эдит, наконец, с падением акций. После визита к человеколюбивому профессору Мессеби его ясновельможность оказались в шикарном лондонском кафе. Кафе славилось тем, что вон та девушка в лаковых туфлях была великой княжной, кузиной императора Николая, а тот неуклюжий, весь в оспинах субъект — бывшим любовником императрицы Марии. Так они выполняли в Англии трудовую повинность, от которой бежали из Советской России.
М-р Лейстон жестом подозвал к себе накрашенную кузину императора и вежливо предложил ей разделить с ним ужин. Сидя за столом, он имел удовольствие чувствовать прикосновения ее ног. Сначала он пытался перевести разговор на политические темы, но великая княжна безапелляционно заявила, что говорить на эту тему незачем и что большевики, как она знает от своих верноподданных, не протянут и полгода борьбы с голодом и с православием. Разговор перешел на другие интересные темы, и через полчаса мистер Мак-Лейстон и великая княжна направились в отдельный кабинет.
Опытный американец с удовольствием констатировал, что его партнерша знает всякие штучки не хуже парижских девушек, хоть она и не могла соперничать с ними в телосложении.
Княжна с милой улыбкой пояснила заинтересованному миллиардеру, что знала все эти штучки еще до эмиграции. Лейстон мысленно пожалел, что не догадался поехать в Россию шесть лет назад. Поздно ночью, немного развеселившись, Лейстон вышел из ресторана, нежно попрощавшись с княжной, которая отправилась обслуживать других гостей.
«Это было неплохо, — рассудил он, — но все же нехорошо, что акции падают».
Он написал на листке из блокнота телеграмму и послал ее с лакеем. Затем разослал по всем сыскным бюро Парижа предложение найти Эдит. Она могла быть только в Париже — мисс Древинс прислала ему какие-то записи из дневника дочери, где она выражала страстное желание увидеть столицу мира. К записям мисс Древинс добавила отчет о домашних делах, нежно намекая, что м-р Мак-Лейстон, должно быть, уже устал от путешествия и скоро вернется домой.
Лейстон сердито разорвал письмо. Да! Придется возвращаться домой, потому что акции Хим-Треста, валюта потверже американского доллара, упали. Лейстон уже не думал о делах, а пытался представить себе лицо Моргана. На телеграмму Морган ответил, что все хорошо и нечего беспокоиться. Но каким было его лицо, когда он составлял телеграмму?
Кавалергардский полка ее величества императрицы такой-то ротмистр, теперь находящийся на службе у англичанина, имеющего много денег, опытный шпик, словом, брюнет с сочными губами, шел посвистывая по улице.
Проходя мимо почтовой конторы, он спросил, нет ли писем для… — нет, уже не Креве, потому что Креве должен был сидеть за покушение на Лейстона, — а на какую-то странную варварскую фамилию.
Почтовый чиновник долго не мог разобрать эту фамилию и, протягивая Креве записку, сердито рявкнул на какого-то молодого человека, спешившего получить письмо от своей любовницы. Креве развернул записку: «Сегодня. Ноtel… В… часов».
Англичанин!
Чудесно, все устраивается как нельзя лучше. Через неделю они будут в Советской России — ротмистр посмотрит на создавших свое государство хамов. Он купит какого-нибудь голодного большевика и заставит его за фунт хлеба лизать себе сапоги. Креве сладко усмехнулся при этой мысли. Англичанин! У англичанина до черта денег. Он заинтересован в Креве, потому что Креве может рассказать о покушении на Лейстона. У него пропасть денег! Креве ласково улыбался, думая о миллионах. Кто знает, может, ему удастся там, где он знает язык, знает все обычаи, все ходы и выходы, устроить с англичанином какую-нибудь комбинацию… Он и не таких железных людей видывал, когда расстреливал большевиков. Будь ты хоть вытесан из камня, а пуля тебя прошьет! Ротмистр немного жалел, что не позаботился изменить свою внешность. Ему казалось, что он слышит за собой шаги. Креве опасливо оглянулся — это был какой-то солдат. Тот шел за ним два квартала и наконец завернул в кабачок выпить абсента. Креве сменил направление. Солдат не появлялся.
