Сургэн побледнел как свежевыпавший снег и с опаской царапнул по мне взглядом. Но снова предпочел промолчать.

— Что скажешь, Сургэн? — спросил один из старейшин, сидевший рядом с шаманом. — Костер и вправду погас, как будто духи не хотели видеть свадьбу детей наших князей.

— Князь Георгий прав, — нехотя ответил шаман. — Я лично скреплял ваше слово, и обман воздался мне вчера. Духи предков очень недовольны. Всю ночь разговаривал с ними, задабривал белой пищей и мясом.

— Тогда надо все вернуть как было! — воскликнул Чакыр воодушевленно. — Я принесу жертву богам, задобрю их, попрошу прощения. Пусть Виктор пройдет за руку с Дайааной вокруг священного огня!

— Нет, Чакыр-хаан, — покачал головой отец. — этому не бывать. Я расторгаю договор.

— Но… как же так? — лоснящееся лицо князца вытянулось от обиды и непонимания. — Люди начнут шептаться за спиной, что я прогневил их, начнут покидать улус, уводить оленей!

— Я ценю твою верность, Чакыр-хаан, — князь Мамонов смягчил тон, ловко играя на контрастах плохого и хорошего. — Мы уже знакомы много лет, чтобы вот так, одним непродуманным поступком похоронить дружбу под тяжестью обид. Вот, шаман Сургэн не спал всю ночь, с духами беседовал, искал правильный выход из ситуации. Я тоже не спал, ворочался и думал.

Он замолчал, припав к пиале, куда женщины, хлопотавшие возле стола, изловчились налить свежего горячего чая. Мама Дайааны бдительно смотрела, чтобы у каждого гостя было кушанье, но особое внимание уделяла отцу и, как ни странно, мне. То и дело на тарелке появлялись сочные куски конины, жареная и копченая рыба, исходящая жирком. Объесться и не встать. То и дело видел проскальзывавшую на губах тети Саяры грустную улыбку. Видимо, очень сожалела, что духи священного огня отвергли меня. Зря я тогда подумал, что она рассердилась.

Первым намеренную паузу отца не выдержал Чакыр. Но это и понятно. Князь Мамонов определенно имел какую-то цель, неведомую хозяину улуса.

— И что же ты надумал, великий тойон? Какие мысли пришли в твою голову?

— Ты не заслужил недовольства своих людей, Чакыр-хаан, — отец поставил чашку на стол. — Я хочу взять в свой род Дайаану, но не как невестку, а как сильного шамана-оборотня. У меня есть человек, который научит ее всем тонкостям и хитростям. Через несколько лет девушка принесет пользу не только Мамоновым, но и вашему роду.

Саяра ойкнула, прикрыв рот ладонью. Чакыр уставился на отца, как на божество, снизошедшее поговорить со смертными. Старейшины оживленно заговорили между собой, обсуждая столь щедрое предложение. Шаман беззвучно шевелил губами, что-то про себя бормоча, и видно было, что сказанное князем Мамоновым ему не слишком понравилось. Может быть, он имел какие-то свои виды на Дайаану.

— Андрей, ты можешь выйти погулять, — смиловался отец, увидев, что я уже осоловело сижу за столом и откровенно маюсь. — Только не забредай далеко. Думаю, через два-три часа мы вылетим домой.

Я с радостью выполнил его просьбу и вывалился на свежий воздух, дыша полной грудью запахом топящихся печей и острого холодка, пробирающегося под расстегнутую куртку. Чтобы не застыть, я побыстрее застегнулся и пошел смотреть, как по улице рассекают погонщики на нартах, катаясь от одной юрты к другой.

Сзади послышался хруст снега и мелодичное позвякивание колокольчиков.

— Берегись! — звонкий девичий голос заставил меня резко отпрыгнуть в сторону, вызвав веселый смех.

Возле меня остановились нарты, запряженные тремя белыми безрогими олешками. Они высунули языки и тяжело дышали, окутываясь теплым паром. Диана в меховой дохе сидела вполоборота, держа в одной руке вожжи, а в другой длинный шест, и с улыбкой смотрела на меня из-под малахая.

— Привет, Андрейка! — беззаботно произнесла она. — Куда идешь?

— Да просто так, — пожимаю плечами. — Решил посмотреть ваш улус. Скоро уезжаю, а кроме священного костра ничего не видел.

Она снова рассмеялась и похлопала по свободному месту позади себя.

— Садись, покатаю!

— Здорово! — обрадовался я и устроился за спиной Дианы, едва пристроив ноги на полозья. Нарты были узкие, обшиты толстой шкурой мехом наружу для комфортной езды.

— Устроился? — спросила дочка князца, и получив от меня утвердительный ответ, крикнула: — Хэй-яа!

Олешки фыркнули и бодро засеменили по широкой улице, постепенно набирая скорость. Вот промелькнул черный круг священного костра, снова зажженного, но не такого уж и большого, чтобы на него обращать внимание. Какая-то дворняга увязалась за нами, решив размяться на морозе. Оголтело полаяв, она отстала, а мы проехали вдоль забора из жердей, о которые несколько оленей почесывали свои лбы. Мелькнули зимние юрты-дьиэ, из которых вверх тянулись дымки.

Мы выскочили на заснеженное и ровное, как бильярдный стол, поле. Слева потянулся густой ельник с широкими темно-зелеными лапами веток, а по другую сторону виднелось замерзшее русло речки. Я спрятал лицо за спиной Дианы, чтобы уберечься от встречного потока холодного воздуха, и заметил, как из-за небольшого холмика выскочили три упряжки и понеслись вслед за нами. В каждой из них сидели по одному погонщику и что-то возбужденно покрикивали.

Девушка обернулась, глаза ее сверкнули озорными искорками. Шест легонько коснулся крупа среднего олешка, ведущего упряжь.

— Хэй-хэй!

Наши нарты рванули с еще большей скоростью. Заливались колокольчики, под полозьями шипел снег, что-то орали вслед нам преследователи, смеялась Диана, то и дело поглядывая на них. Умело правя нартой, она не давала им приблизиться, и мы все дальше и дальше уезжали от улуса. Последние дымки юрт исчезли за поворотом — их скрыли деревья.

А вот троица, увязавшаяся за нами, не отставала, и даже попробовала приблизиться. В отличие от нашей нарты, которую тащили трое олешков, в те были запряжены по двое темно-белых и рогатых животных, поэтому им не хватало мощи догнать нас. Хихикнув, Диана слегка сбавила скорость, чтобы совсем уж не обидеть своих соплеменников.

Между тем равнина стала сужаться. Лес стал подступать вплотную к руслу реки, и молодая погонщица уже не так споро гнала животных.

— Чего они хотят? — крикнул я, как только упругий колючий ветер перестал бить в одеревеневшее лицо.

— Не знаю! — обернулась Диана. — Это Аман со своими дружками Туйгуном и Боотуром!

— Кто такой Аман?

— Жених мой! — рассмеялась девушка и натянула поводья. Олени остановились, окутываясь горячим паром из ноздрей. — Ой, да пошутила я! Мы вместе в Якутске учимся в гимназии. Он, правда, на два года старше, все время меня пытается защитить. А я хочу как ты — быть свободной!

Преследователи подлетели с одушевленными криками и взяли нас в полукольцо. Двое не слезали с нарт, а вот один из них неторопливо, чуть вперевалочку, подобно молодому медведю, направился к нам, тяжело приминая торбосами наст и опираясь на шест. Надо полагать, это и был Аман. Выглядел он старше своих лет, почти мужчина. Чуть смугловатое лицо овалом, широкий гладкий лоб, черные выразительные глаза, легкая горбинка на носу. Сбросив капюшон меховой кухлянки с головы, парень перевел взгляд с Дианы на меня и ухмыльнулся, показав крупные зубы. Пристукнул шестом, пробив корку наста.

— Дайаана, вчера священный огонь не захотел принять белого княжича, — на русском он говорил без характерного акцента, присущего местному населению, живущему в отдаленных улусах. — Зачем ты с ним?

— Гость священен, Аман, — звонким голосом ответила девушка. — А ты даже не подошел к нему, не познакомился. Чего вдруг помчался за нами?

— Беспокоюсь за тебя, — опять показал свои зубы «жених». — Вдруг росомаха нападет голодная, или волки. Разве белый княжич сможет защитить? Он, видишь, какой тощий, мало мяса ел, шибко худой. Как бы не упал от ветра.

Друзья Амана рассмеялись, радуясь удачной шутке. Я спокойно произнес:

— У меня имя есть, Аман. Зовут Андреем.

И протягиваю руку, хотя понимаю, что в этой ситуации меня будут провоцировать на драку. Надеюсь, что законы гостеприимства не позволят Аману совершить глупость. Если отец узнает о произошедшем, Чакыр-хаану станет совсем плохо. Я-то промолчу, мне без надобности раздувать эту историю, но тайное всегда становится явным. Например, Куан заметил, с кем и куда я поехал, обернулся в хитрого лиса и теперь прячется где-то под деревом.