Едва я устроилась на сидении, Марк велел:

— Рассказывай, — зарывшись пятерней в светло-русые волосы, он откинул их назад. Этот жест означал, что брат зол и напряжен. Впрочем, его состояние легко угадывалось по "ходящим" желвакам и глазам, зелень которых покрылась льдом. — Все. Абсолютно. Не упуская ни единой мелочи.

— Что-то случилось? — обеспокоенно уточнила, расстегивая куртку с отправляя ее на заднее сиденье к рюкзаку. В салоне безумно жарко — печка включена почти на максимум.

— Что сказал Егор? — спросил он тоном, не терпящим возражения или же увиливаний.

— "Передай Марку, чтобы хорошенько подумал, прежде чем что-то делать. Потерять статус безболезненнее, чем лишиться чего-то более ценного", — процитировала я и, помрачнев, потребовала ответа: — Что вообще происходит?!

Лицо брата после моих слов стало походить на непроницаемую ледяную маску. Ни одна мышца не дернулась. По нему понять, о чем он думал, не сумела.

— Марк, ты снова темнишь, — подавленно произнесла я.

— Поля, а ты снова, мягко говоря, поступаешь непредусмотрительно, — парировал он устало, заводя авто и вливаясь в поток машин. — Жду рассказ. Как получилось, что ты пошла с этой су… с Гошей в кафе, несмотря на мой запрет?

Я открыла рот, чтобы съязвить, но запнулась, встретив его взгляд в зеркале заднего вида. Что-то было в нем такое, что я безропотно поведала ему обо всем. Даже упомянула Карину, сообщив, что именно она организовала "анонима" и видео тоже было ее. Брат слушал меня внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и лишь когда я завершила свою речь, он глухо простонал:

— Черт, Полина! Почему нельзя просидеть хоть один день без приключений?!

— А почему тебе нельзя хоть один день обойтись без тайн?! — в свою очередь парировала я. — Ты что-то знаешь, но не хочешь мне говорить. Это связано с Гошей и Кариной, верно?

— Поля, — срывающимся голосом прошипел Марик, явно стараясь взять себя в руки. Выходило откровенно хреново. — Ты просто не понимаешь…

— Конечно, блин, не понимаю, — разозлилась я. — А что мне понимать, если ты не желаешь мне дать шанс помочь?! Я не маленькая девочка и от осознания, что мир отнюдь не белый и пушистый, истерики не случится.

Он не ответил на мои вопросы. Снова. Лишь бросил недовольно:

— Дома пообщаемся.

Я, как и всегда, стучалась в неприступную стену.

— Кстати, тогда, пять лет назад, Карина услышала наш разговор в кладовке и потом написала папе через мой телефон. Я тогда снова забыла смартфон в классе. Слышишь, Марик? Я ничего папе не рассказывала! Я тебя не предавала!

— Я знаю, — он бросил на меня взгляд, и его губы тронула невеселая улыбка. — У меня было много времени подумать о том, что тогда произошло. И я понял, что был полным идиотом, когда посчитал, что меня отцу сдала ты. Но потом я решил, что все к лучшему. Ведь пока я вел себя как подонок, мы держались на расстоянии.

Я так не считала, но отвечать не стала — он же обещал, что дома поговорим.

Некоторое время мы ехали молча по полупустой трассе. Я смотрела из окна на мельтешащий пейзаж и низкое серо-фиолетовое небо, налитое искрами винного пламени отгоревшего заката. Впервые за последние месяцы мне до зуда на кончиках пальцев захотелось взять в руки кисти и краски, чтобы перенести увиденное на холст. Я не рисовала уже давно — просто не чувствовала в себе сил для этого.

Внезапно плавная езда прервалась стремительным поворотом в другую, противоположную от нашего дома, сторону. Не проехав и трех метров, Марик резко нажал на тормоз, совершенно не заботясь о сохранности шин.

— Ты чего? — недоуменно вопросила, переводя дух.

Как же хорошо, что брат самолично каждый раз застегивает на мне ремень безопасности, иначе я точно бы заработала себе парочку шишек, хорошенько приложившись о приборную панель!

Марк отчего-то тяжело дышал. Сжал до белых костяшек и отчетливо слышного скрипа руль. Выдохнул сквозь стиснутые зубы струю воздуха, а затем, снова погружая пятерню в челку и несильно оттягивая волосы, произнес хрипло:

— Испугался. Представил, что могло случиться… — качнул головой, будто прогоняя наваждение. — Забей. Дай мне пару секунд, и мы поедем дальше.

— Чего, Марик? — встревоженно спросила, подаваясь ближе к нему и осторожно касаясь его напряженной руки ладонью.

Вздрогнула, когда от соприкосновения ударило током, вызвав легкое покалывание, но отдернуть конечность не смогла — Марик переплел наши пальцы. Чуть погладил внутреннюю часть запястья.

— Марк, ты будто горишь… — ахнула я и расположила свободную руку у него на лбу. Горячем, покрытой испариной. — Простыл? Нет, точно простыл — у тебя температура! Черт! Ну как так можно? Ты совсем не следишь за своим здоровьем…

— Все. Я больше не могу, — глухо простонал Марк.

— В смысле? — нахмурилась. Ему плохо? Что он не может?

— Не могу терпеть, — его голос окончально охрип.

Миг — и я оказалась в кольце его рук, вжатая в его действительно очень горячее тело до легкой боли. А мои губы, приоткрытые для возмущенного оклика, накрыли его. Мое немое негодование он выпил, как и все остальные чувства, оставляя лишь свое дыхание — чтобы не задохнулась. Он целовал алчно, исступленно, при этом сжимая в объятиях так, словно не мог до конца поверить — я с ним.

— Марк, ты что творишь?! — едва парень на миг отстранился, чтобы перейти с ласками на шею, прошипела я. Или прохрипела, потому что и меня захватил тот огонь, что медленно сжигал Марика дотла. И я теперь пылала, зажженная чувствами, которых не должно быть.

Вместо ответа снова жаркий, лишающий воли поцелуй. Жадный, быстро сорванный с губ, но настолько приятный, что я на несколько секунд забываю, что вообще-то сопротивлялась и возмущалась. Я и имя свое готова забыть. Забыть все, чтобы помнить лишь этот миг.

— Марк, перестань, Марик… — попросила, где-то внутри надеясь, чтобы не переставал.

О, Боже…

Его язык скользнул в мой рот, столкнулся с моим, затем…

— Прекрати! — это даже не просьба — стон. Не знаю, чего — удовольствия или сожаления.

— Прекратить? Не сейчас, не в этом мире и не в нашем случае.

— Нам нельзя, — не оставляла попытки вразумить его. Или себя? Кого я пыталась убедить?

— Нельзя? — он рассмеялся, уткнулся лбом в мой лоб, продолжая крепко обнимать. — Можно. Очень даже можно.

Пару секунд мы сидели так. Я — почти полулежащая на его груди, чувствуя его зашкаливающий пульс, и он — с сорванным дыханием, пытающийся успокоиться. А потом Марк немного отстранился и открыл бардачок. Вытащил оттуда файл с бумагами и сунул в мои дрожащие руки.

— Что это? — я вгляделась в латинские буквы.

— Результаты теста ДНК на отцовство. Потом почитаешь, все равно там отрицательный результат, а сейчас не мешай, а? Ты охренеть какая вкусная. Хочу еще. Я безумно долго этого ждал, малышка.

И он снова припал к моим губам, но я умудрилась его оттолкнуть:

— Стой, подожди. Как так? Почему? — уперлась ладонями в его плечи. Сильные, крепкие, надежные.

— Полина, маленькая… — Марик посмотрел прямо мне в глаза. — Не сейчас, хорошо? Я обязательно отвечу на все твои вопросы. Хоть тысячу раз, хоть миллион. Но не сейчас.

Что-то есть в его тоне, во взгляде, в атмосфере, царящей в салоне, и я сдалась. Сдалась под его напором, сама нырнула в бездну по имени Марк, отчетливо понимая — вот она граница, после которой уже ничего не изменить. Но мы оба смели ее, пытаясь стать ближе. Еще ближе. Кожа к коже. Вот так.

Мужские руки на мне — и это настолько естественно и правильно. Губы на моей коже, язык скользит по губам, шее, подбородку, ямке между ключиц. Марик спешил. Спешил исследовать мое тело, трогать, сжать, лизнуть. Словно обезумевший от жажды и голода путник, встретивший вдруг оазис, пил меня жадными глотками, боясь, что испарюсь. Снова стану чем-то недостижимым, миражом, грезой.

Вокруг нас будто разлили концентрированное безумие. Заразили опасным вирусом, вызывающим лихорадку. Нас трясло, но мы при этом мы не могли отпустить друг друга.