Поднялась и попыталась склониться к нижнему шкафчику, чтобы найти необходимое и одновременно спрятать свою растерянность и немного успокоить бешено бьющееся сердце. Что за черт со мной творится? Однако не удалось — мои запястья перехватил Марик и, чуть прищурившись, посмотрел мне прямо в глаза, будто заранее выискивая ответ на свой вопрос:

— Ты в порядке?

Нет. Нет, совсем не в порядке — голова идет кругом от всей этой ситуации. Еще я в шоке от себя — я узнала новые подробности о смерти папы, но вместо этого в моих мыслях… Боже, какая я противная.

— Да, в порядке, — разорвала зрительный контакт. Мне было стыдно. — Лучше скажи… — перевела дыхание и спросила прямо: — Почему ты все это делаешь? Ты же никогда не хотел заниматься бизнесом и собирался уехать, когда закончишь университет и заберешь ключи от квартиры матери.

Нет, я была очень благодарна за то, что он со мной, но… Ох уж это "но". И мне именно сейчас было важно знать: что его мотивирует и что его держит на плаву? Настолько, что он, забив на свои желания, занимается тем, чем никогда думал заниматься. Он помогал папе тоже с одной целью: что после завершения учебы тот от него отстанет. Но почему сейчас, когда он мог наконец уйти, не дожидаясь еще один год, Марик остался? Причём взвалив на себя столько всего, а я, всегда считающая себя опорой отца, сдулась и сдалась?

Он несколько секунд смотрел на меня молча, а затем, опустив мои кисти, мягко коснулся волос. Я рвано выдохнула. А он зарылся пальцами в небрежно собранный хвост, ослабил резинку, отчего та скользнула с них и упала на пол. Волосы рассыпались по плечам.

— Почему? — мягко помассировал макушку и немного оттянул пряди, заставив откинуть голову назад. Кожу прострелили тысяча мурашек — странных, обжигающих и приносящих легкую, сладкую боль. — Думаешь, надо все оставить? Тебя, и то, чему отец посвятил всю свою жизнь? Я, конечно, не самый правильный сын, — усмехнулся, одной рукой обхватил мой подбородок, так же обжигая кожу своим теплом, — но… Я ценю то, что он для меня сделал. И еще больше ценю тебя.

Я не знаю, что приятнее — его слова или прикосновения. Только фразу "еще больше ценю тебя" я готова, как мантру или молитву, запомнить на всю жизнь. Запомнить, чтобы каждый раз, когда опускаются руки, воскресить в памяти и идти дальше, освещая свой путь ими.

— Так что глупый вопрос, Поль, — Марик мягко улыбнулся и отошел на шаг, разорвав наш контакт.

Я еле удержала в себе разочарованный стон. Прикусила нижнюю губу и, тоже отступив, произнесла:

— Мне кажется, он бы тобой гордился. Ты самый лучший сын и б…

— Не надо.

Кивнула ему и все же достала из шкафа злосчастный контейнер. Убрались за собой мы молча и молча же разошлись по комнатам.

— Думаешь, это хорошая идея? — Марк нахмурился, неотрывно следя за дорогой. В этой части города покрытие было просто отвратительным — будто асфальт не меняли эдак со времен моего рождения. К тому же растаявший вчера снег замерз и теперь Москва представляла собой как минимум каток, а как максимум — самую настоящую ледовую арену.

— Даже если и плохая, уже поздно разворачиваться назад, — пожала плечами я. — Едем дальше.

— Ты права, — по его губам скользнула кривая ухмылка. — Ну что ж, домой так домой.

Вчера ночью я долго не могла заснуть и ворочалась в кровати. Тогда и возникла мысль, что, может, Марку стоит побывать в квартире своей матери? Просто… Папа неправильно поступал, не давая ему доступ в нее. Эгоистично. Брат ведь скучает по маме, как и я по своей. И ему, как и мне, наверняка не хватает ее присутствия. Так что, с утра немного покопавшись в отцовском сейфе, я поставила перед Мариком ключи и предложила потратить воскресенье с пользой: съездить в ту квартиру. Брат молча покрутил в руках брелок, сжал в руках и со странным выражением лица разглядывал связку.

Конечно, он сначала отказался, однако я сумела не только поменять его решение, но и уговорила взять меня с собой. Мне безумно хотелось увидеть воочию его прошлую жизнь и немного приоткрыть завесу тайн, что Марик хранит в себе и защищает надежнее дракона. Может, в месте, где он провел свое детство, есть ответы на мои вопросы? Например, почему же его мама умерла? Откуда у него шрам на ребре? И как родились его кошмары, которые снятся ему до сих пор?

Нужная улица находилась на отшибе города. Криминальный район, недостроенный жилой комплекс и заброшенная когда-то давно школа — вот что окружало низенький четырехэтажный дом с разрисованными стенами. Его местоположение было очень неудачным, потому что тень от рядом стоящих домов падала так, что он просто погружался во тьму. Мрачно, сыро и как-то… Не очень. Почти нет деревьев, от детской площадки лишь одно слово, потому что вряд ли можно кататься на подверженном коррозией металле, который и горкой назвать сложно, про покосившиеся качели, издающие жалобный скрип, лучше не вспоминать.

— А здесь всегда так… — заметив двух пьяных мужиков, плетущихся в нашу сторону, сглотнула и прижалась к Марику, — мрачно?

— Почти, — он переплел мои пальцы со своими, а затем задвинул меня за свою спину, тем самым скрывая от подошедшей алкашни.

— Есть двадцать рублей, пацан? — еле выговаривая слова, прохрипел первый. Небритый, с длинными нечесанными лохмами на голове и с жутким перегаром.

— Нет, — холодно ответил Марк.

— Ик! А десять? — подключился второй мужик. Он выглядел не лучше, запах от него шел тоже не самый приятный. — Не будь жмотом, парень.

— Да-да, — снова первый. — Красивые цыпочки не любят жмотяг.

— Нет.

"Красивые цыпочки"? Серьёзно? Я еле сдержала смешок.

— А если поиска… ик! Поискать? — не сдавался первый.

Марк демонстративно хрустнул костяшками и повел плечом, разминяя мышцы. Пьяницы мгновенно отступили и примирительно пробормотали:

— Нет, так нет, брат.

— Да, мы понятливые. Кризис, все такое.

И они, продолжая сетовать на тяжелое экономическое положение страны, пошли прошли прочь. Мы с Марком проводили их взглядом, и я первая нарушила вновь воцарившуюся тишину:

— Идем? Нам в какой подъезд?

— Стоп, — его голос звучал решительно. — Ни в какой. Было плохой идеей сюда идти, особенно с тобой. Возвращаемся.

Что?! Я сюда тащилась почти два часа, чтобы просто уйти? Черта с два!

— Марик, ты перегибаешь палку! — возмущенно прошипела и вырвала из плена его пальцев свою ладонь. — Или ты прекращаешь так себя вести со мной, или…

Что "или", не договорила. Застыла, огромными от изумления глазами рассматривая тощего мужичка с жидкими темными волосами. Он, не замечая меня, несся вперед, спрятав руки в карманы и очень знакомо переставляя ноги — мыски его ботинков при ходьбе смотрели немного вовнутрь, а не вперед или в сторону.

— Или что? — мрачно уточнил Марк.

Когда-то я обещала себе его найти, но сейчас растерялась. Даже если пойду за ним и смогу прижать к стенке, что я ему скажу? Верни мне цепочку с крестиком, которую украл шесть лет назад? Сомневаюсь, что он все это время ее хранил и пыль протирал, а не сдал в ломбард в тот же день.

— Полина? — позвал брат.

Я не ответила. Следила за ублюдком, который, воровато осмотревшись, хотел было спуститься в подвал дома, но вдруг тоже увидел меня. Узнал. Его некрасивое, похожее на крысиную морду, лицо вытянулось, а тонкие губы растянулись в ухмылке. Тварь. Мерзкая, мелочная тварь. Я думала, он устыдиться или испугается, но нет, лишь скривил рот. Ублюдок.

— Да что там такое?! — Марик проследил за моим взглядом.

Мужик мгновенно перестал скалиться и отчего-то бросился бежать, совсем забыв про изначальную цель. Он испугался… Марка?

— Ты с ним знакома, Полина? — лицо брата будто окаменело. Скулы обозначились еще сильнее, желваки "заходили" под кожей, а зелень его глаз обжигала едким холодом.

— Можно и так сказать, — чуть нахмурившись, кивнула. Реакция парня меня несколько озадачила. — Он украл у меня мамин золотой крестик. Ну, и забрал на память прядь волос, — машинально потрогала через шапку голову, поморщилась.