Начали осваивать Криворожское месторождение железа и Донбасс – там нужный стране уголек. Железа надо много, очень много. Очень нужно начать освоение угольных залежей и железных руд в Приморье. Там пока идут геолого-изыскательные работы. Лиха беда начало. Но в планах там и рельсы катать, и броню для крейсеров варить. В общем, планы гигантские. Осваиваем бакинские месторождения нефти. Рокфеллер получил от ворот поворот. Говорят, что обиделся. Его проблемы. К нашей нефти я этого мерзавца не подпущу. А вот Нобели все больше втягиваются в российские пределы. Купили они в Швеции «Бофорс» и сразу же подписали контракт на создание завода по производству орудий у нас в Туле. Что еще? В Нижнем Новгороде строится завод по производству двигателей внутреннего сгорания. Договор заключен с компанией Отто, изобретателя первого четырехтактного двигателя. Впрочем, руководить созданием этого завода стали два таких специалиста, как Готлиб Даймлер и Вилли Майбах. У них уже начинались разногласия с самим Николаусом Отто, так вот, этот завод и строится с таким прицелом, что эта неугомонная парочка его и возглавит. Так что появление и внедрение хорошего двигателя внутреннего сгорания не за горами. Надоело ездить в ландо, хочу прокатиться в авто!

Видите, даже стихами заговорил его величество, от безысходности. А вообще, Менделеев подыскивает специалиста, который займется двигателем на мазуте, проще говоря, дизелем. Мне такой движок очень нужен. Особенно если хочу построить подводную лодку. Что еще хорошего? Телефонизация Санкт-Петербурга. На очереди – Москва. Вишенкой на тортике – строительство оптико-механического завода в Гусь-Хрустальном. Почему не в Санкт-Петербурге? Не хочу, чтобы важнейшие производства с мощным военным потенциалом располагались так близко к границе, я-то знаю, что может произойти в будущем, поэтому сосредотачиваю основные производства на Волге и за нею. И вообще – Уральский промышленный кластер обязательно будет. Уже проектируем!

А оптико-механический строит сынок Карла Цейса Родерик вместе с профессором Аббе и химиком Шиттом. Их качество песка устроило. Узнав размеры строительства, сам Карл приезжал. К сожалению, состояние здоровья не позволило ему заняться заводом, но это производство обещает быть самым передовым в мире, чего я, собственно говоря, и добивался. Тем более что запатентована первая фотокамера, использующая целлулоидную пленку. Хрен вам, а не «Кодак»! В общем, ориентация завода на производство компактных фотографических аппаратов – это одна сторона медали, а вот микроскопы, телескопы, бинокли и дальномеры – это будет вторая сторона медали. Чуть ли не более важная! Это строительство не стало бы возможным без помощи кайзера. Хочет посмотреть, что из этого получится. Но в его планах расширить производство в Йене, если наш опыт даст хороший результат. Вильгельм несколько озадачен тем, что я делаю ставку на молодых и не слишком известных изобретателей. Ну, у меня такая натура. Я-то знаю, что у кого получится. А когда – чаще всего вопрос финансирования. И подтолкнуть человека, подсказать. У меня подсказками от себя и Сандро четыре тетради лежат исписанные.

Что еще? Обуховский завод получил заказ на строительство новых орудий в башнях. Плюс электроприводы к ним. Тульский патронный завод разработал пули под бездымный порох. У нас образуется огромное количество ненужного стрелкового вооружения… а что тут плохого? Будет что отправить в Африку для борьбы с английскими колонизаторами. Англо-бурская война на носу! В военном деле тоже есть некоторые подвижки. Создается первая бригада осназа. Это под руководством того же Воронцова-Дашкова. Она пока что состоит из трех батальонов – первый батальон охранный, его специфика – обеспечение безопасности монарха и вообще руководства империи, силовые акции по пресечению терроризма. Там уже триста человек набрано. Второй батальон – снайперско-диверсионный. Понятно, кого они готовят. И третий – разведывательный. Они чуть поменьше, пока по двести человек. Под Москвою развернули учебную дивизию нового строя. Оборудовали полигоны, обучение действию рассыпным строем, учим стрелять, хорошо стрелять. Штыковой бой – это как элемент последнего удара. Эта военная часть должна стать становым хребтом армии постоянной готовности. Пока тренируются. Десять тысяч штыков. Пока не решил, что делать с гвардией, пока все они остаются в Питере, но… В общем, есть над чем голову поломать. Опытовый бассейн сделали, центр воздухоплавания открыли.

И тут дверь кабинета открывается, вот чертовщина! Я же приказывал никого не пускать. Витте бы и не пустил, а как нет Сергея Юльевича, так и бардак! Эти его заместители что-то расслабились. Из-за того, что курю, повернувшись к окну, не вижу, кто вошел, но, почувствовав нежные руки на плечах, понял, что ее-то и Витте не остановил бы.

– Ты слишком много куришь, дорогой!

Я целую руку Ольги в ответ.

– Ты опять переживаешь ТОТ день?

Утвердительно киваю головой. Вот такой у нас диалог получается чаще всего.

– Мне надо бы с тобой поговорить. Это важно…

А куда я денусь? Встаю, подвигаю Ольге кресло, нажимаю звонок. Ольга в это время любит выпить чайку, так чего уж… чай на двоих и прошу приготовить. Как только нам принесли требуемое, как государыня принялась снимать с меня стружку:

– Микаэль, ты должен меня послушать. Этот год… ты себя гробишь! Так ведь нельзя! Вспомни, когда мы были на Кавказе, у тебя было тоже много обязанностей, но ты имел время и на семью, мог выбраться на отдых. А что сейчас? Ты забыл про выходные! Даже в воскресенье, после службы, ты идешь к своим бумагам. Ты понимаешь, что так нельзя?

– Понимаю…

Уф… удалось слово вставить!

– Пообещай мне, что будешь больше отдыхать и проводить времени в семье!

– Обещаю…

(Второе слово удалось вставить, процесс идет!)

– Нет, ты не так обещаешь, ты просто пытаешься меня успокоить и отмахнуться от моих тревог. Микаэль!

Вот зараза, если уже называет меня Микаэлем, дело швах. Это значит, что она настроена решительно и раздражена. Так просто отбрехаться у меня не получится.

– Обещаю!

Третье слово прозвучало уже тверже.

– Ну вот видишь, можешь же быть паинькой! Когда мы последний раз вместе ходили в театр? Скажи мне?

– Сегодня в Мариинском театре премьера «Орлеанской девы» Чайковского. Ты – приглашена.

– Микаэль! Не шути так… Что, на самом деле? Я же совершенно не готова! У меня же нет платья для похода в опера… Так мы точно идем? Точно! Тогда я побежала…

Ольга поцеловала меня в лоб и умчалась, подобно тайфуну, вот только к чаю так и не притронулась. А мне настроение сбила. Меланхолическое. В общем, пойду-ка я, постреляю! А то как-то эти все мерехлюндии меня достали. Хорошо, что еще Сандро с его язвительными подколками на занятиях. Так что немного спустим пар в хорошо приспособленном для этого помещении. Не могу понять почему, но стрельба меня действительно успокаивает.

Чем хорошо быть императором, так тем, что твоя ложа в опере никем не занята! Так что вместе с семейством расположились мы довольно-таки комфортно. Ширинкин опять дулся, но не сильно, вообще-то всегда просил сообщать о таких выходах в свет заранее, хотя бы за сутки, но тут у меня семейные обстоятельства, так что пришлось его мальчикам побегать. Удалось отстрел Романовых прекратить, но тут такое дело… Лучше перебдеть, чем недобдеть.

Расположился в ложе с Ольгой и детьми. Старшими. Сандро от оперы отлучил за выдуманную провинность. В общем, поддерживаю имидж «не самого любимого сыночка». Попросил до начала премьеры композитора зайти в царскую ложу. Конечно же Петр Ильич не отказался. Он заметно нервничал, все-таки премьера! Впрочем, рассказал о планах, собирался в турне по Европе, где ему предстояло дирижировать собственными произведениями. Благодарил за награду и финансовую помощь, посетовал немного на цензуру, из-за которой ему пришлось несколько раз переделывать либретто, в общем, обычный светский разговор с обычным гениальным композитором. Когда он ушел, успел шепнуть Ольге, что искренне завидую Чайковскому: не знаю, сколько будут помнить меня, а вот его музыка – это навечно! Умная женщина ничего не сказала в ответ, но посмотрела на меня очень и очень внимательно. Ну да, Штирлиц как никогда был близок к провалу. Характерно, что, будучи столь известным музыкантом, Петр Ильич никогда не был богат, всегда нуждался, много работал именно для того, чтобы чувствовать себя более-менее обеспеченным человеком. Гениальный Моцарт умер от голода. Ладно, надо будет Чайковскому еще какую-то премию выписать – мне не жалко, ни орденов, ни денег. Ибо Петр Ильич – наше национальное достояние.