Он почти не слушает, пропускает знакомые цифры, продуманные, взвешенные им самим несколько раз, и пафос оратора, ещё вчера понятный и близкий, ему уже чужд. У него остаётся всё меньше сомнений, что ни одна из этих целей не будет достигнута. Содержание и формы соревнования с капиталистическим миром резко изменятся, если не сегодня, так завтра. Отныне, и на долгие годы вперед, соревноваться придётся в увеличении армии, в гонке вооружений, в количестве артиллерийских орудий, самолётов и танков, в демонстрации силы, и ещё хорошо, если соревнование ограничится одной демонстрацией, не превратится в соревнование на бесчисленных полях кровавых сражений, в соревнование пролитой крови, количества ненужных, неоправданных, преступлением капитала обусловленных материальных и человеческих жертв.
Подтверждение его горьких предвидений не заставляет себя долго ждать. Четырнадцатого марта перед парламентом в Прессбурге просто-напросто зачитывается присланный Риббентропом, но переведённый на словацкий язык манифест, Словакия объявляет себя независимой и отдаётся под покровительство фашистской Германии. Полк СС входит в промышленный район на севере Чехии и отрезает полякам возможность отхватить ещё один жирный кусок от наполовину уже обескровленного, ограбленного соседа. Вторжение, таким образом, решено. Остаётся увидеть, каким надувательством самая наглая, очевидно не спровоцированная агрессия будет представлена «просвещенному», а на деле такому же агрессивному миру как освободительная война.
Он разрывается между новостями и съездом. Он то сидит неподвижно в президиуме, погружённый в свои размышления, пытаясь угадать ход событий, чтобы приготовиться к ним, чтобы и самые неожиданные из них не застали врасплох, то выходит, просматривает обзоры иностранных, в особенности английских газет и сообщения радио, выслушивает доклад то руководителя военной, то руководителя личной разведки, просит докладывать каждый час, возвращается и погружается в думы.
Наконец резидент в Праге, утренние газеты, радио Парижа и Лондона передают вполне очевидную новость: пятнадцатого марта немцы оккупируют Чехию и вводят войска в приграничную зону Словакии, а венгры захватывают так называемую Подкарпатскую Украину. Но вот о чём он и подумать не мог: сильная, отлично вооруженная чешская армия, способная дать агрессору достойный отпор, покорно складывает оружие, ни один чех не бросается защищать недавно обретённую независимость, подаренную им англичанами в благодарность за разжигание гражданской войны в революционной России, по захватчикам не производится ни единого выстрела, почему?! Тайна становится вскоре известной. И вновь можно только посмеяться над пророчествами господина президента Соединенных Штатов Америки. Эмиля Гаху, доктора прав, президента независимой Чехословацкой республики, просто, как верного подданного, вызывают в Берлин. Ему ничего не говорят ни о кукурузе, ни о говядине. Его встречают со всеми почестями, которые предписаны протоколом. Просят подождать. Престарелый, болезненный Гаха долго томится, не имея понятия, что ему предстоит. Его вводят в имперскую канцелярию во втором часу ночи. Фюрер не встаёт из-за письменного стола, Рядом с ним глыбой мяса и жира возвышается Геринг. В глубине кабинета стоит в молчании худощавый подтянутый Кейтель. Гаха приветствует фюрера, выражает признательность за оказанную ему честь, уверяет, что давно желал познакомиться с человеком, чьи замечательные мысли он изучает и перечитывает, для чего-то кратко излагает свой жизненный путь, прибавляет, что он старый человек и что он убеждён, что отдать Чехословакию в руки фюрера, значит отдать её в надежные руки. Человек с надёжными руками взрывается благородным негодованием: чехи враждебны Германии, нынешнее правительство бессильно, дух Бенеша всё ещё жив, его терпению приходит конец! В шесть часов по берлинскому времени в Чехию со всех сторон войдёт немецкая армия, немецкая авиация займет аэродромы, как военные, так и гражданские. Он видит всего две возможности. Во-первых, немецкие войска войдут с боями, тогда сопротивление чехов будет жестоко подавлено. Во-вторых, немецкие войска не встретят сопротивления со стороны чешской армии, тогда будет легче дать Чехии широкую самостоятельность, автономию, даже некоторую меру национальной свободы, правда, ничего не упоминает о гербе и флаге. Приглашение господина президента в Берлин – это последняя услуга, которую он может ему оказать. Время бежит, ему почти неудобно напоминать, что на каждый батальон чехов приходится дивизия немцев. Гаха едва не лишается речи, почти невнятно лепечет, как он может удержать от сопротивления весь чешский народ всего за четыре часа до вторжения. Фюрер кричит:
– Военная операция запущена в ход! Её не остановить! Обратитесь в ваши инстанции! Это серьёзное решение! Я не вижу впереди возможности долгого периода мира между нашими с вами народами! Если решение будет иным, я предвижу, что Чехия будет уничтожена! Моё решение бесповоротно! Что такое решение фюрера – это известно!
Президент выходит из кабинета уже на ватных ногах. Он пытается дозвониться до Праги, но быстро дозвониться не удаётся. Геринг без церемоний напоминает ему, что время уходит, грозит, что превратит Прагу в развалину, как это сделано с кое-какими известными Гахе испанскими городами. Президенту становится плохо. Доктор возвращает его к жизни, лишь бы никто не подумал, что его убили в Берлине. Едва ли уже понимает, что делает, уже не существующий президент отдаёт Праге приказ не оказывать немцам никакого сопротивления, затем подписывает документ, что он в здравом уме и твёрдой памяти вкладывает судьбу чешского народа и самой Чехии в руки фюрера Германского рейха. Его выводят, обещая сохранить почётный пост президента только что уничтоженного им государства. Фюрер врывается в комнату своих секретарш и возглашает в экстазе, отрывисто и бессвязно:
– Девочки, расцелуйте меня! Он подписал! Это самый великий день моей жизни! Чехословакия перестала существовать! Я войду в историю как самый великий немец!
Спустя два часа солдаты в шинелях мышиного цвета переходят обезоруженную границу. В Праге, как и в Москве, холод и снег. По обочинам стоят толпы людей. Передние ликуют, одни от души, другие повинуясь приказу, задние молчат, смотрят угрюмо, прячут глаза. Уже вечером фюрер с полнейшим спокойствием, с непоколебимой уверенностью в себе въезжает в захваченную страну, въезжает не в танке, не на броневике, а в открытом автомобиле и занимает замок в Градчанах. В тот же день Чехию стирают с карты Европы. Её территория провозглашается протекторатом Богемии и Моравии, а Словакия, также безмолвно, становится сателлитом Германии. Мало того, что фюреру, не затратившему ни пфеннига, достаётся, с молчаливого согласия англичан и французов, в полной сохранности вся авиация (1582 самолёта), вся бронетехника (486 только тяжёлых танков), все запасы боеприпасов отменного качества, заготовленные для большой чешской армии впрок (несколько миллиардов патронов и до трёх миллионов гранат), а также 581 противотанковая пушка, 2175 орудий разных калибров, 735 минометов, 42 876 пулемётов, 114 000 пистолетов и 1 020 000 винтовок. Фюреру, также без единого пфеннига, достаётся, не получив никаких повреждений, громадный комплекс заводов Шкода, производивший новейшее оружие, тоже отменного качества, с десятками тысяч инженеров, техников и рабочих высокой квалификации, с первоклассным оборудованием самых современных конструкций. Фюреру, также без единого пфеннига, достаётся, не получив никаких повреждений, крупнейший угольно-металлургический комплекс в Витковцах, контрольный пакет которого принадлежит Ротшильду, английскому подданному. Обладая столь мощной промышленной базой, нацистская Германия в мгновение ока получает контроль над экономикой стран Юго-Восточной Европы, Румынии, Венгрии и Югославии прежде всего, а германская армия становится как минимум вдвое сильней, тогда как Красная Армия может стать намного слабей, поскольку получает, согласно контракту, оружие с чешских заводов. Кажется, прогнившим демократиям и этого мало. В Дюссельдорфе того же дня крупнейшие германские и английские промышленники и финансисты подписывают сердечное соглашение о взаимном финансировании своих предприятий. Правда, господин президент Соединённых Штатов Америки тут же объявляет, что отныне станет иметь дело только с чешским правительством в эмиграции, и замораживает золотовалютные резервы, опрометчиво помещённые чешским правительством в американские банки, правительство Англии объявляет о том же, но тайно возвращает в Чехию те золотые запасы, которые были переданы ему на хранение, что не может не послужить ускоренному вооружению вермахта. Лицемерят, подличают совместно, точно договорились. Их не огорчает падение Чехии. Их оно радует. Господин президент Соединённых Штатов Америки выражается не совсем ясно, однако понятно, что исчезновение какой-то Чехии с карты Европы его не очень тревожит, он даже надеется, что продвижение фюрера на восток европейским демократиям, по крайней мере, принесёт облегчение, то есть, другими словами, доволен вполне.
