Я никогда не видела, чтобы глаза светились таким нечестивым синим оттенком.

Я подбегаю к маленькому столику возле тумбы с телевизором и вырываю телефон прямо из стены. Я швыряю его в него тоже, с чуть лучшим результатом: трубка задевает его руку, когда он отбрасывает ее.

За телефоном летят толстенные меню обслуживания номеров и подшивка с перечнем гостиничных удобств. Один пролетает мимо него за милю, другой заставляет его пригнуться. После того, как оба лежат на полу, он говорит: — Тебе надо успокоиться.

Его голос ровный, но выражение лица могло бы вселить страх в сердце самого дьявола.

Это значит, что я, видимо, потеряла рассудок раз и навсегда, потому что я кричу на него, как баньши.

— А тебе нужно идти на хрен!

Раздувая ноздри, он говорит очень тихо: — Оливия.

Это звучит как угроза. Я реагирую так же, как реагировала на угрозы с тех пор, как он вошел, и снова начинаю бросаться вещами.

— Как ты меня нашел? — кричу я, швыряя настольную лампу в его сторону. Она врезается в кресло вместо того, чтобы разбить ему лицо.

— В телефоне, который я тебе дал, есть GPS.

Блядь. Я ненавижу его тупой говорящий телефон, палящий жаром тысячи солнц. — Отойди от меня! Я закричу!

— Ты уже кричишь, — терпеливо говорит он. — И я не собираюсь делать тебе больно, поэтому, пожалуйста, успокойся.

Не знаю, как вы, но когда меня просят успокоиться, это имеет прямо противоположный эффект. Истерика впрыскивается в мою кровь, как укол героина. Сжимая руки в кулаки, я издаю крик библейских масштабов, хуже моровой язвы, посланной самим Богом.

Единственное, что он делает, это заставляет Джеймса выглядеть так, будто у него несварение желудка.

Он поднимает руку. — Я понимаю, что ты расстроена, но позволь мне объяснить.

Я начинаю лепетать, упираясь спиной в стол и ковыляя к балконным окнам, словно бешеный краб. — Да, да, пожалуйста, объясни, откуда ты знаешь моего бывшего, и почему ты лжец, и почему у тебя миллиард единиц оружия, и почему ты наставил один из них на меня!

— Я не наставил его на тебя, милая. Я просто держу его, а это совсем другое дело.

По его тону я понимаю, что испытываю его терпение. Я испытываю его терпение! — Не смей называть меня милой! Убирайся! Оставь меня в покое! Ненавижу тебя! — Я кричу в дверь. — Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне!

Он вздрагивает. — Не говори, что ненавидишь меня. Я бы не смог вынести, если бы ты меня возненавидела.

Задыхаясь и почти теряя сознание от истерики, я смотрю на него какое-то мгновение, думая, что, возможно, мы оба сошли с ума.

Затем хватаю вазу с цветами с тумбочки и швыряю ее через всю комнату.

Он легко уклоняется, потом вздыхает, когда она разбивается о стену позади него и разлетается на миллион осколков. — Я вижу, что ты не собираешься быть благоразумной насчет этого.

Он делает шаг вперед. Я прижимаюсь к раздвижной стеклянной балконной двери.

— Стой, где стоишь! Я скорее выброшусь с балкона, чем позволю тебе прикоснуться ко мне!

Чтобы доказать свою правоту, я пытаюсь потянуть раздвижную дверь, но обнаруживаю, что она заперта. Я царапаю замок и снова дергаю дверь, но она упорно остается закрытой.

Джеймс деловым голосом сообщает мне: — На рельсе внизу есть замок.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Он пожимает плечами. — Просто говорю.

Этот. Долбаный. Нахал.

Я подхватываю деревянный столик, на котором стояла ваза с цветами, и тыкаю в него. И что он делает? Сукин сын закатывает глаза!

— Ради Бога, женщина, ты же знаешь, что я тебя не обижу.

— Чувства не взаимны! И перестань называть меня женщиной!

Я дико оглядываюсь в поисках другого тяжелого предмета, чтобы бросить в него после того, как я ударила его столом, когда что-то на большой скорости проносится мимо моей головы и с громким треском пронзает дверь внутреннего дворика. Звук сопровождается треском стекла, которое разбивается, словно лед под ногами.

Стекло держится какое—то мгновение, а потом дверь падает на пол с оглушительным грохотом, от которого звенит в ушах.

Затем все переходит в замедленную съемку.

Джеймс бросается на меня, валит на ковер. Он перекатывается на моем теле, подпирается локтями и направляет пистолет на дверь отеля. Он выстреливает несколько раз подряд. На конце пистолета глушитель, который спасает мои барабанные перепонки от разрушения, поэтому я слышу тяжелый стук, который следует за выстрелами.

На клеточном уровне я понимаю, что это звук падения тела на пол.

Мой крик становится саундтреком к очередному выстрелу, но на этот раз стреляет не Джеймс. Он снова и снова перекатывает нас на ковре от балкона к кровати. Как только мы оказываемся между ним и стеной, он выскакивает и делает три выстрела в сторону входа, используя матрас, чтобы удержать локти. Затем он опускается назад, чтобы обратиться ко мне.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Нам надо пожениться.

Пули свистят над нашими головами и вонзаются в стену позади нас, разбрызгивая куски штукатурки. Едкий запах пороха обжигает мне нос. Я разинула рот, затыкая уши руками.

— Ты, наверное, думаешь, что это немного поспешно, но когда ты знаешь, то знаешь. Мы поговорим об этом позже. А пока подумай, где бы ты хотела провести медовый месяц. Просто мои пять копеек, но я всегда считал Бора-Бора невероятно романтичным. Там есть отличный отель Four Seasons, в котором я останавливался. Но если тебе не нравится пляжный отдых, я открыт для предложений.

Он вскакивает на колени и снова начинает стрелять. Тот, кто пытается убить его — нас? — стреляет в ответ. Между выстрелами я слышу отдаленный вой сирен.

Я искренне жалею, что не выпила больше тех крошечных бутылочек ликера из мини-бара.

Джеймс вскакивает на ноги, хватает меня за запястья и поднимает, чтобы я могла стоять.

Комната затянута дымом. Дверь гостиничного номера испещрена пулевыми отверстиями и свисает с петель. Окровавленные тела четырех крупных мужчин в тактическом снаряжении валяются на полу в коридоре.

Мой крик застревает в горле и отказывается появиться на свет.

Я шатаюсь в сторону, собираясь сползти обратно на пол, но Джеймс хватает меня за талию.

— Ух ты! Эй. Посмотри на меня.

Когда я отрываю свой взгляд от трупов и перевожу его на него, он улыбается мне. — Ты молодец. — Он крепко целует меня в губы. — Но нам надо идти. Просто держись за мою руку и не отпускай. Хорошо?

Глубоко шокированная, я киваю, планируя сбежать от него и найти полицейский участок при первой же возможности.

Джеймс выводит меня за руку из разрушенного гостиничного номера, останавливаясь лишь для того, чтобы перекинуть мою сумочку через плечо и схватить чемодан, прежде чем мы уйдем.

Часть III

⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀

...все истории, если их продолжать достаточно долго, заканчиваются смертью, и он не рассказчик правдивых историй, чтобы скрывать это от вас.

Эрнест Хемингуэй

Глава 26

Короткое путешествие на автомобиле приводит нас на ферму в сельской местности, где мы садимся на двухмоторный самолет, которым ловко управляет Джеймс. Потому что привет, Дороти, мы уже не в Канзасе. Этот парень точно не обычный художник.

Если он вообще художник. Возможно, это просто прикрытие для того, кто он есть на самом деле. Убийца/стрелок/горячий психопат.

А я думала, что он чувствительный. Хочется дать себе по морде.

Примерно через час полета, за который мы не обменялись ни одним словом, он приземляется на еще одной крошечной полоске бетона в другом сельском поле. Его ждет гладкий черный Mercedes, потому что горячие психопаты не ездят на Volkswagen.

Мы едем в еще большей тишине. Он, наверное, думает, что я обдумываю все возможные места нашего медового месяца, бредовый урод.

На самом деле мне интересно, что мешает мне наброситься на него и вырвать его красивые голубые глаза прямо из глазниц.