Наконец Крис вырывается и начинает мерить шагами пол в гостиной. Одна рука на бедре, он мрачно смотрит на ковер, так, как я видела его миллион раз раньше.

— Мне не понравилось, как закончился наш разговор, — говорит он, не глядя ни на Джеймса, ни на меня. — Я хотел поговорить с тобой лично, поэтому забронировал ближайший рейс из Омана.

Он забронировал ближайший доступный рейс. Мужчина, который не испытывал потребности говорить со мной больше года, который не испытывал потребности говорить со мной в течение большей части нашего брака, забронировал ближайший рейс из Западной Азии в Париж, потому что ему не понравилось, как закончился наш разговор.

Как гром среди ясного неба, телефонный звонок, который еще предстоит объяснить.

Я наблюдаю за тем, как он продолжает шагать, и мое ощущение нереальности происходящего резко поворачивает вправо, к страху.

Я знаю, что Джеймс сейчас смотрит на меня, потому что я это чувствую. Я чувствую его горячий взгляд на своей коже, как прикосновение.

К черту все это. К черту весь этот странный сценарий. Я вызываю этих придурков.

Я требую: — Откуда вы двое знаете друг друга? — и мгновенно чувствую, как взгляд Джеймса заостряется.

Крис резко останавливается. Глотая, он смотрит на Джеймса, потом обратно на меня. — Мы не знакомы.

Я смотрю на Джеймса. Его выражение лица такое же непонятное, как у кота. Его голос спокойный. — Мы никогда не встречались.

Моя интуиция подсказывает мне, что они оба лгут.

Или это мое воображение лепит драконов из проплывающих мимо меня облаков?

Так или иначе, во рту пересохло, ладони вспотели, и я отступаю на шаг в нарастающей тревоге, осознавая, что оставила дверь открытой, и борясь с желанием развернуться и выбежать сквозь нее. Куда, я не знаю, но иррациональное желание убежать побеждает.

Джеймс очень тихо произносит мое имя. Когда я смотрю на него, он просто отрицательно качает головой.

Он снова читает мои мысли. Он знает, что я хотела сбежать.

От этого мне не становится легче.

Я выдыхаю в огромном порыве. Тогда мое терпение — которое никогда не было святым — лопается. Я кричу во все горло: — Что, блядь, происходит?

Крис твердо говорит: — Господи, Ливи, успокойся.

Услышав, как Крис называет меня по прозвищу, Джеймс стреляет в него ядовитым взглядом. Затем его глаза снова фокусируются на моих, и они горят. Он говорит: — Я постучал в твою дверь. Он открыл. Когда я позвал тебя, он сказал, что ты его жена, и потребовал узнать, откуда я тебя знаю. Очевидно, мой ответ его не удовлетворил.

— И каков был твой ответ?

Снова едва заметная улыбка. — Иди на хуй.

Я смотрю на Криса, который смотрит на Джеймса в яростном молчании. Это не имеет никакого смысла. Крис никогда раньше не был ревнивым. — Как ты попал в мою квартиру? — Я точно знаю, что моя дверь была заперта, потому что я не забыла проверить ее, когда уходила.

Крис говорит: — Я сказал менеджеру дома, что я твой муж и что я здесь, чтобы сделать тебе сюрприз на день рождения. Он меня впустил.

Я делаю себе заметку, что позже накричу на Эдмонда.

Джеймс спрашивает: — У тебя день рождения?

Я бросаю на Криса тяжелый взгляд. — Нет. Но мой бывший муж считает, что все, что угодно, является справедливым средством для достижения любой цели, которую он преследует.

Он смотрит на меня дикими глазами. Дрожащим голосом он говорит: — Единственная цель, которую я преследую со дня нашего знакомства, — это уберечь тебя от опасности, Оливия. Ты никогда не узнаешь, на какие жертвы я пошел ради твоей безопасности.

Прежде чем я успеваю осознать, насколько я ошеломлена этими словами, Джеймс мягко укоряет: — Может, тебе стоит рассказать ей. Посмотрим, что она думает о твоем выборе.

Крис поворачивается к нему и ревет: — Пошел ты, лицемерный ублюдок! Еще одно слово, и я вырву твое долбаное сердце голыми руками!

Джеймс отвечает спокойно: — Заткнись, пока не пострадал. Вы, парни из загородных клубов, всегда очень кровожадные.

Олд фэшн. Это, видимо, олд фэшн, который я выпила за ужином, пудрит мне мозги. Я не могу слышать то, что слышу, и интуитивно понимать то, что интуитивно понимаю, если это вообще можно назвать реальным словом.

Вот факты: Джеймс — художник. Он чувствителен. А еще он умирает от бокового амиотрофического склероза. Каким-то образом также удивительно сильный, несмотря на это, но все же умирает. Это игра, которую он разыгрывает перед Крисом, мачо, в стиле Хемингуэя, я — страшный тореадор. Такое позерство, которое мужчины — и обезьяны — делают перед своими конкурентами.

Да?

Да.

С этим решено, я переключаю внимание на Криса, огромным усилием воли обуздывая свой темперамент. — Пообедаем завтра. Тогда и поговорим. А сейчас, пожалуйста, уходи.

Когда он колеблется, его взгляд бегает туда-сюда между мной и Джеймсом, я говорю: — Кристофер.

Он смотрит на меня.

— Это не было просьбой.

К его чести, Джеймс не ухмыляется. Он просто молча стоит,

наблюдая. Он по-прежнему спокоен и контролирует ситуацию, но внимательно наблюдает за Крисом, и я знаю, что он готов расправиться с ним, если тот хотя бы нахмурится в мою сторону.

Я также знаю, что он может это сделать.

Хотя Крис спортивный и в отличной форме, его телосложение худощавое. Он на несколько сантиметров ниже и как минимум на сорок фунтов легче Джеймса. Для Джеймса он — Михаил Барышников для Мухаммеда Али. Здесь не было бы никакого соревнования... особенно с вишенкой на торте Джеймса — страшным образом серийного убийцы.

Сейчас он заставил бы серийного убийцу упасть в обморок от страха.

К черту деликатную тему, у нас будет хороший, долгий разговор, как только мой бывший муж уйдет отсюда.

Крис разочарованно вздыхает и проводит обеими руками по волосам. — Ладно. Я приеду в полдень и заберу тебя...

— Встретимся в кафе Blanc, — перебиваю я, потому что не знаю, что это такое, но это точно не свидание. — Погугли. Не заказывай столик в секции Жан-Люка.

— Ливви...

— Хоть раз в жизни, Кристофер, пожалуйста, послушай меня.

Я говорю это сквозь стиснутые зубы, пока в моей голове прокручивается карусель образов всех тех случаев, когда он отталкивал меня, чтобы делать то, что ему, черт возьми, заблагорассудится. Сколько раз я просила его о чем-то, а он меня игнорировал.

Такие вещи, как: люби меня. Обними меня. Не оставляй меня переживать этот кошмар в одиночестве.

Крис выдерживает мой взгляд на мгновение. Я удивленно вижу, как в его глазах блестят слезы. На мгновение у него перехватывает горло, и кажется, что он собирается что-то сказать, но потом он коротко кивает и выходит из квартиры.

Он не оглядывается.

Первое, что я делаю после того, как он ушел, — беру бутылку бурбона с кухонного стола и наливаю себе выпить. Я глотаю его, пока Джеймс подходит к входной двери и закрывает ее. Он возвращается на кухню и становится напротив меня, положив руки на спинку стула.

Он спокойно говорит: — Так это был твой бывший муж. Интересный парень.

Я машу на него пальцем. — О, нет. Я начинаю. А потом ты говоришь. Садись. — Когда он выгибает брови, я показываю на стул перед ним и делаю вид, что он плохо себя ведет, как собака. — Садись.

Забавляясь, он говорит: — А ты говорила, что я властный. — Но он опускается в кресло без дальнейших комментариев, а затем смотрит, как я допиваю остаток напитка.

— Джеймс.

— Да?

— Если я задам тебе несколько вопросов о том, что только что произошло, ты скажешь мне правду?

— Да.

Я вглядываюсь в его лицо, но оно открыто и лишено коварства. Вся странная убийственная энергия, которая была здесь, когда Крис был здесь, исчезла. Я помню, как быстро он переключался в ресторане — с раскаленной скамьи на прохладный огурец — и думаю, что еще он может включать и выключать в одно мгновение.

— Ты когда-нибудь встречал Криса раньше?