Любимая. Мое сердце делает эту сложную вещь, когда оно сжимается и тает одновременно. Затем я чувствую сильное давление на бедро и страдаю от угрызений совести.

— Что случилось? — резко спрашивает он.

Я моргаю, снова пораженная тем, как легко он видит меня насквозь. — Ты проходил курсы по чтению мыслей? У тебя это безумно хорошо получается.

Он на мгновение задумывается, прежде чем ответить. — У меня есть опыт в расшифровке выражения лиц людей.

Я могу сказать, что мы находимся в области чувствительных тем, но я не уверена, почему. Вполне логично, что художник, который создает такие детальные и полные эмоций портреты, очевидно, имеет большой опыт в чтении нюансов выражения лица, но он ведет себя так, будто это нечто большее.

Ты же сама настаивала на том, чтобы не задавать личных вопросов, гений. Продолжай в том же духе.

— Я просто подумала, что ты, гм, — я бросаю короткий взгляд на его эрекцию, зажатую между нами в штанах, — уже дважды позаботился обо мне, но я совсем не заботилась о тебе.

Его голубые глаза становятся теплыми. — Откладывать удовольствие - это то, что я хорошо умею.

Еще одно загадочное заявление, которое, я знаю, останется необъясненным.

Этот мужчина - сфинкс.

— Позволь мне показать тебе остальной магазин, — говорит он, протягивая руку и улыбаясь своей сфинксоподобной улыбкой.

Я обхватываю пальцами его бицепсы и позволяю ему вывести меня из ниши в другой извилистый проход к задней части магазина.

***

— Итак, известный книжный магазин, известная библиотека и бывшая резиденция одного из самых известных писателей мира. Ты устраиваешь мне грандиозную экскурсию.

— Грандиозную писательскую экскурсию, — поправляет Джеймс, улыбаясь мне. — Париж недаром называют литературной столицей мира.

Я изучаю его. Сидя напротив меня за столиком в ресторане на втором этаже Эйфелевой башни, он является олицетворением элегантности. Он также мощно магнетический, его грубая маскулинность подчеркивает изящные манеры и изысканный костюм. Женщина за соседним столиком не может оторвать от него глаз, несмотря на явное раздражение ее спутника-мужчины.

Она не одна такая. Я заметила еще нескольких женщин, чьи горячие взгляды направлены в сторону Джеймса.

Думаю, это неуважительно по отношению ко мне, что они ведут себя так нескромно, но я не могу их винить. Само его присутствие привлекает внимание. Его можно было бы свалить на пол, и все равно невозможно было бы отвести взгляд.

— Спасибо, что ты все это делаешь. — Я играю вилкой, мне льстит, сколько усилий ему, видимо, стоило спланировать и организовать это свидание. — Если бы не ты, я бы осталась на все лето в квартире Эстель.

Он не отвечает. Он просто смотрит, как я играю со столовыми приборами, его взгляд пронизывает меня насквозь, пока я не начинаю стесняться и складываю руки на коленях.

Наконец он говорит: — Я снова тебя волную.

— Ты волнуешь половину женщин в этом ресторане.

— Мне на них наплевать, — мгновенно приходит ответ, — Я забочусь о тебе.

Интенсивность его глаз волнует меня. Я должна отвести взгляд, чтобы не выставить себя дурой и не начать декламировать оды его красоте. Очень тихо говорю: — То же самое.

Я слышу его тихий вдох. Краем глаза вижу, как его рука, лежащая на подлокотнике стула, сжимается в кулак, а потом разгибается.

Почему от этого мой пульс удваивается, я не знаю.

Низким и сдержанным голосом он говорит: — Ты даже не представляешь, какая ты красивая, и как мне нравится знать, что этот румянец на твоих щеках - это благодаря мне.

Я протягиваю руку и касаюсь своего лица. Конечно, мои щеки пылают. — Ты выводишь меня из равновесия, — робко признаюсь я. — Обычно на меня ничто так не влияет.

Мой смех тоненький и нервный. — Или никто.

— Посмотри на меня.

Когда я это делаю, то вижу, что он смотрит на меня с неистовой сосредоточенностью, его голубые глаза ясные и яростные.

Он говорит: — На меня тоже.

Между моими ногами бьется маленькое сердце, пульсируя в такт с каждым горячим приливом крови в моих венах. Никогда раньше меня так сильно не влекло к мужчине. Пугает то, что это не только физическое влечение. Меня привлекает в нем все: от того, как меняются его глаза в зависимости от настроения и света, до очевидной глубины его интеллекта и чувствительности.

— Расскажи мне, — приказывает он, потому что, конечно, может читать меня, как открытую книгу.

Я шепчу: — Ты меня пугаешь.

Он наклоняется вперед, его голос настойчивый. — Ты боишься меня?

Я знаю, что он спрашивает, считаю ли я, что мне угрожает физическая опасность с его стороны, и это на мгновение останавливает меня. Предположение настолько безосновательное, что кажется нехарактерным. Обычно он так хорошо меня оценивает. — Нет, не так. Как...

Я делаю вдох для храбрости, опускаю взгляд на скатерть в поисках безопасного места, чтобы спрятаться от его пронзительного взгляда. — Будто если я не буду осторожной, то могу упасть в тебя и утонуть.

Через то, что кажется вечностью, Джеймс протягивает руку через стол и хватает меня за запястье. Опасаясь его реакции, и не слишком ли много я рассказала, я смотрю на него из-под ресниц.

От дикого голода на его лице у меня перехватывает дыхание.

— Не соблазняй меня, Оливия. Не делай это гипотетически. Потому что если бы я думал, что ты действительно собираешься дать мне хотя бы малейший шанс, учитывая то, что происходит между нами, я бы шел до последней чертовой мили. И поверь мне, это не то, чего ты хочешь.

Мои губы раздвинулись, но я не произнесла ни звука. Я слишком ошеломлена сочетанием его выражения лица и его слов, произнесенных опасным, лаконичным монотоном, резко контрастирующим со всем жаром и желанием на его лице.

— Добрый вечер, мсье и мадам! Bienvenue chez (прим. пер. с фр. — Добро пожаловать в...) Jules Verne.

Я подскакиваю, пораженная внезапным появлением официанта у нашего столика.

С закрытыми глазами и выразительным лицом, Джеймс отпускает мое запястье и откидывается на спинку стула, скрестив ноги. Он небрежно поправляет запонку, затем предлагает официанту незаинтересованную улыбку.

За одну секунду он превратился из кипящего чана с расплавленной лавой в холодный огурец.

Это невероятно нервирует. Не только потому, что это казалось таким легким, но и потому, что это казалось... отработанным. Профессиональным.

Как будто он выучил это в школе.

Официант что-то бормочет по-французски, как я предполагаю, рассказывая о меню или о самом ресторане, названном в честь известного французского писателя, поэта и драматурга Жюля Верна. Затем он обращается с вопросом к Джеймсу, который заказывает два бурбона и отпускает официанта.

Дрожащей рукой тянусь к стакану с водой. Глотаю прохладную жидкость, пытаясь выиграть немного времени, чтобы успокоиться. Когда я ставлю стакан обратно на стол, Джеймс говорит: — Я должен спросить, есть ли у тебя какие—то особенные места в Париже, которые бы ты хотела посетить. Я хорошо знаю город.

Его тон вежливый. Даже отстраненный. Я не знаю, это часть его резкой смены настроения, или он сжалился надо мной и снял меня с крючка. Думаю, если бы он попытался заставить меня прямо ответить на ту головокружительную речь, которую он только что произнес, я бы в панике вылетела из комнаты.

Я прочищаю горло и увлажняю губы. Несмотря на всю ту воду, которую я выпила, во рту пересохло. — Я не... я не думала об этом, честно говоря. Я думала, что сосредоточусь на попытках писать, а не... — Я замолкаю, представляя наше страстное свидание в книжном магазине. Тепло снова разливается по моим щекам. — …осмотре достопримечательностей.

— Осмотр достопримечательностей, — повторяет он хриплым голосом.

Не смотри на него. Ты сгоришь в огне. — Но я думаю, что теперь, когда у меня есть кто-то с опытом, кто покажет мне все вокруг, я должна воспользоваться этим.

— Да, я очень опытный. И я с большим удовольствием покажу тебе здесь все.