Он молчит, потому что, хотя Габриэль Эстрада может быть безжалостным, он не бессердечный. Пригрозите мужчине, и вы добьётесь его лояльности всего на секунду, купите мужчину, и он навсегда останется у вас в долгу. И вот тут я похлопываю себя по спине, потому что что может быть лучше для приобретения души человека, чем через само его сердце?

— Ты же хочешь, чтобы она осталась жива? — спрашиваю я, и снова меня встречает тишина. Я могу только представить, что его лицо покраснело от гнева. — Чудесно! — молвлю я.

— Я хочу поговорить с ней.

— Это понятно. Я попрошу её позвонить тебе и рассказать о том, как чудесно она проводит время, когда я вернусь домой.

— Пошёл ты!

Нет смысла в бессмысленных оскорблениях, поэтому я перехожу к делу.

— В Хуарес прибудет партия оружия, ты проследишь, чтобы она пересекла американскую границу.

Повисает долгая пауза. Я слышу, как он сглатывает. Смотрю на экран компьютера, постукивая пальцами по клавиатуре, и перевожу камеры в комнату Камиллы. Она расхаживает назад-вперёд, как львица в клетке, грубо проводя руками по волосам.

— Ну же, ну же, Габриэль, мне бы не хотелось позволять моим людям поступать по-своему с твоей сестрой. И могу я добавить, что у неё очень соблазнительная фигура.

По ту сторону линии раздаётся череда ругательств.

— Не причиняй ей вреда, ты…

— Итак… мы договорились?

Он вздыхает, поражённый этим звуком.

— Да.

— Очень хорошо. Приятно иметь дело с тобой и твоей семьёй, Эстрада. — Я отключаю звонок и смотрю на экран, наблюдая за Камиллой. Могу только представить, что она ругается по-испански.

Звонит рабочий телефон, и я закрываю браузер, прежде чем нажать на кнопку.

— Да?

— Миссис Деревечи здесь.

— Ах, да, чтобы просмотреть отчёт президента Деревичи. Фантастика, — говорю я с ухмылкой. — Впусти её. — Я встаю со стула и пересекаю комнату, следя за тем, чтобы жалюзи были открыты ровно настолько, чтобы фотограф на другой стороне улицы мог сделать хороший снимок. В конце концов, я плачу ему хорошие деньги и не хотел бы тратить их впустую…

Секретарша провожает Анастасию внутрь, и боже мой, в этом изумрудном платье длиной до колен она во всех отношениях жена президента.

— Дайте мне знать, если я могу вам что-нибудь принести, — говорит Ольга, прежде чем закрыть за собой дверь.

Сексуальная неудовлетворённость переполняет Ану. Вожделение. Я прикусываю губу и смотрю на неё так, словно ничего больше в этой жизни не хочу, кроме как заставить её кончить. Она делает шаг ко мне, и я хватаю её за длинные волосы, сжимаю их в кулаке и оттягиваю её голову назад. Я зажимаю её тело между собой и стеной, проводя носом по изгибу её шеи.

— Это то, чего ты хочешь? — спрашиваю я, хватая подол её платья и задирая его вверх по бёдрам.

Она вцепляется в мой пиджак.

— Да, — шепчет она.

Каждый мой вдох спланирован и отмерен, и этот ничем не отличается. Николай Деревичи узнает, что я имел его жену, и я могу лишь надеяться, что он будет угрожать мне.

КАМИЛЛА

«Run for Cover» — The Killers (трек)

Мужчина со шрамом на лице улыбается мне, когда меня усаживают в кресло. Мой взгляд фокусируется на ноутбуке, стоящем на столе. Боль рикошетом пронизывает каждый дюйм моего тела. Всё вокруг меня звучит приглушённо. Мои запястья стянуты за спиной и привязаны кабелем к стулу.

На экране ноутбука появляется окно, и в поле зрения появляется лицо моего папы.

— А, Эмануэль Эстрада, — говорит мужчина со шрамом на лице, улыбаясь моему отцу. — Ваша прелестная маленькая дочка у меня уже три дня. Уже готов обменять себя на неё? — челюсть моего папы сжимается, когда он смотрит на меня. Я опускаю голову, не в силах смотреть на него. — Мне было так весело с ней. — Он гладит меня по лицу, и желчь поднимается у меня в желудке. — Такая милая. Такая девственная. Она залила кровью весь мой член. — Он смеётся.

— Ты хочешь, чтобы я предложил себя, и для чего? — папа говорит. — Чтобы ты мог убить меня и забрать мой бизнес?

Мужчина вздыхает.

— Да.

Я сдерживаю слёзы под волной стыда, которая захлёстывает меня, потому что папа знает. Он знает, что я грязная.

— Мила. — Я медленно поднимаю взгляд на ноутбук, и папа снова смотрит на меня. — Мы не ведём переговоров. И ты это знаешь.

Я крепко зажмуриваюсь и киваю.

— Я знаю, папа. — Первое правило бизнеса: мы не ведём переговоров, несмотря ни на что. Слабость придаёт нашим врагам силу.

— Оставайся сильной, малышка. Заставь меня гордиться тобой. — Экран становится чёрным, и я разражаюсь слезами.

Мужчина рычит и запускает ноутбуком через всю комнату, прежде чем схватить меня за лицо.

— Ах, милашка, нам с тобой будет так весело. К тому времени, когда я отправлю твоё тело обратно твоему папочке, он будет знать, что ты умирала медленно. — Он проводит губами по моей щеке. — Мучительно.

Он подходит к камину в дальнем конце комнаты, и я хнычу, потому что знаю, что сейчас произойдёт. Один из мужчин в комнате ослабляет кабельные стяжки, и меня швыряют на пол. Ткань моей рубашки срывают с меня. Бинты, покрывающие мою спину, сдирают, натягивая обожжённую кожу. Я прикусываю губу, борясь с желанием закричать.

Мужчина со шрамом оседлал мою спину, из-за его веса мне трудно дышать. Болезненный смешок срывается с его губ.

— Мне так нравится осквернять твою идеальную кожу.

Раскалённая докрасна кочерга обжигает мне спину, кожа под ней пузырится. Он прижимает кочергу к моей коже снова и снова, пока боль не становится единственным, что я чувствую. Я отказываюсь кричать вслух, потому что хочу, чтобы мой папа гордился мной, но в моей голове… я кричу, пока у меня из горла не потечёт кровь. Я кричу из-за маленькой девочки, которой была всего четыре дня назад, теперь сломленной и раскачивающейся в маленьком уголке моего сознания. Я кричу…

Я просыпаюсь с криком, моё тело покрыто потом. Набрав в лёгкие побольше воздуха от отчаяния, я вылезаю из кровати и меряю шагами комнату, пытаясь избавиться от дурных мыслей. Всё дело в этом месте, в плену… Думаю, прошло уже несколько недель. Недели в одной комнате. Недели исследования каждого дюйма этого места в поисках выхода, но его нет. Здесь есть единственное окно и двери, ведущие на балкон, но здесь трёхэтажная высота. Каждые несколько минут патрулирует охрана, не говоря уже о камерах в комнате. Я бы никогда не добралась до забора вовремя, а если бы мне каким-то образом удалось пройти через всё это, то поход по холодному русскому лесу наверняка убил бы меня.

И вот, я застряла в этой комнате. Заточённая в своих собственных кошмарах.

Вот как всё начинается — удерживание меня. И когда этого оказывается недостаточно для того, чего они хотят, тогда начинаются изнасилования, боль, пытки. Я сжимаю челюсти и закрываю глаза.

Я могу это пережить, я всегда с этим справлялась.

Насилие — это просто надуманная попытка получить власть, но вся власть заключается в восприятии. Мужчина может одержать верх, изнасиловав женщину, но он теряет это преимущество, когда женщина становится желанной. Мужчины думают, что секс — это оружие, и так оно и есть, но не такое, которым должен владеть мужчина. Женщина должна знать, в чём заключается её сила, и бесстыдно использовать её. Я использую все необходимые средства, чтобы добиться успеха, и я никогда не проиграю, даже если мне придётся пожертвовать каждым фрагментированным, почерневшим осколком своей души, чтобы победить.

Мой отец был прав: мы не ведём переговоров и не сдаёмся. Мы сражаемся. Любым доступным нам способом.

Маленькая красная точка на камере мигает, насмехаясь надо мной. Интересно, сидит ли где-нибудь Ронан, наблюдая, как я медленно распадаюсь на части, наблюдая за моей слабостью. Я могу представить самодовольную ухмылку на его лице, атмосферу превосходства, витающую вокруг него, и это заставляет мою кровь закипать. Взяв табурет с туалетного столика, я бросаюсь в угол комнаты и размахиваю им над головой. Я издаю рычание и разбиваю эту дурацкую камеру о стену. Провода отрываются от гипсокартона, и теперь устройство бесполезно болтается на своих шнурах.