— Я не слышу тебя! — прогремел незнакомец, да так, что Каспар заскрипел зубами, думаю, что его ушные перепонки сейчас лопнут. — Ты хочешь жить?! Да или нет?!

— Да, да, ДА! — прокричал Гаспар во всю мощь своих легких.

— А зачем? — вкрадчиво спросил голос. — К чему тебе дальше влачить свое жалкое существование? Все, кого ты знал и любил — мертвы. Твой бог покинул тебя, оставив совсем одного. То, чему ты отдал сам себя, оказалось ложью. Так отчего же ты все равно упрямо цепляешься за этот мир?

— Месть… — прошептал Каспар. — Я должен… выжить… чтобы… отомстить. А потом… я готов перейти на Ту… Ту Сторону.

Какое-то время его собеседник молчал.

— Что ж, — ответил он. — Я дам тебе такую возможность. Но после — ты будешь служить мне. Вечность.

Предыдущие слова, сорвавшиеся с уст Каспара, отняли у него последние остатки сил, так что он смог лишь слабо дернуть головой в знак согласия. В полубреде Каспар наблюдал за тем, как вихрь вращается все быстрее, становится гуще, заполоняя собой почти половину зала — и вдруг из него шагнул сгобленный человек в костяной маске в виде человеческого лица с закрытыми глазами.

На длинном до пола черном плаще поблескивали серебряные пуговицы, через плечо была прокинута большая сумка, походившая на те, в которых цирюльники переносили свои инструменты, на голове сидела широкополая шляпа, пахло же от чужака едкими травами и химикатами; запах был столь резок, что ноздри Каспара немедленно загорелись.

Достав из из сумы клещи, незнакомец ловко вытащил гвозди и с легкостью подхватил Каспара, словно тот был травинкой. После чужак аккуратно, бережно, словно новорожденное дитя, положил Каспара на чудом уцелевший алтарь, словно тот был столом.

— Некоторые любят одурманивать до состояния, когда почти ничего не чувствуешь, — раздался над ухом Каспара хриплый шепот. — Я же считаю, что боль… очищает.

Перед глазами Каспара мелькнул кусок стали. Когда что-то острое разрезало кожу на его лице, он закричал. Каспар кричал долго, очень долго.

Покуда действительно не почувствовал очищение.

Открыв глаза и увидел низкий бревенчатый потолок, Каспар так сразу и не понял, где находится. Резко поднявшись на кровати, он огляделся и вспомнил, каким образом оказался в тесной узкой комнатке, и почему снаружи слышится плеск воды.

Спустив ноги на пол, Каспар дотронулся до перевязанного плеча, от которого несло какими-то травами. Покуда Тео пыхтел над раной, пытаясь достать пулю, Каспар, опоенный дурманным настоем, находился в полузабытье. Кажется, он рыдал и просил прощенья у мертвых людей, которые безмолвными тенями стояли за спиной паренька, глядя на бывшего священника с немым укором. Издав радостный вопль, Тео поднес к глазам окровавленный пинцет с ярко-зеленым куском металла — Каспар же погрузился в тревожный сон.

Боль вновь перенесла его в ту ночь, когда он принял очищение, став… другим. Прочие звали его Зверем, но Каспар не был против. Ныне он действительно был хищным духом мести, что принял облик человека. Тот, настоящий Каспар, умер вместе со своей паствой, взывающей к Всеотцу о милости. И заместо него на свет появился Зверь, рожденный другой молитвой, не о милосердии, нет — о возмездии тому, кто погубил сотни невинных.

Вспомнив о человеке в черном, Каспар невольно издал тихий рык. Он не помнил лица негодяя, погубившего много лет назад целый городок, но запах его Каспар не спутает ни с чем. От ублюдка буквально разило смертью. Он был истинным зверем. Каспар стал чудовищем волей случая — человек в черном же самолично определил свою судьбу.

Снаружи послышались возбужденные крики, грохнули пушки, хорошенько тряхнув корабль. Что ж, видимо, опять пришло время обнажить свое истинное обличье. Каспар аккуратно снял повязку — рана уже почти зажила, оставив лишь белесый рубец. Еще одна метка среди сотен. Следом тело пронзила невероятная боль, столь же невыносимая, сколько сладостная. Позвоночник Каспара выгнулся дугой, а изо рта вырвался протяжный глухой рык, переходящий в рев.

Пригнув голову, Зверь вышел из каюты. Учуяв в воздухе железный запах свежей крови, он опустился на четвереньки и направился в сторону лестницы, ведущей на верхнюю палубу.

О том, что от погони им не уйти, стало понятно сразу. Юркие маневренные корабли пиратов стремительно нагоняли тихоходное суденышко, напоминая охотничьих псов, окружающих раненую дичь. Спайк, громко бранясь, принялся раздавать команды. Несколько человек спустились вниз, чтобы подготовить пушки к бою. Другие же моряки порасхватали топоры, копья, арбалеты, луки и редкие мушкеты.

На самом деле выглядели моряки довольно жалко. Было видно, что за оружием практически не ухаживали, и почти все оно было покрыто ржавчиной. Держали его матросы неуверенно и биться с непогодой для них явно было куда привычней, чем с настоящим врагом. В реальном бою от таких вояк толку мало. Того же мнения придерживался и Витус:

— Ну все, доплавались, значится. Я-то ладно, отжил свое уже, да и помру быстро. Мне вас, молодняк, жалко. Алые Черепа пленников месяцами могут мучить пред тем, как на Ту Сторону отпустить.

— Что еще за Алые Черепа? — нахмурился Ленс.

— Самые жестокие головорезы от Пепельного Моря до Черного Рога, господин, — дрожащим голосом ответил один из матросов, не сводя взгляда с кораблей разбойников. — Настоящие чудовища. С другими пиратами еще договориться можно, часть груза отдать по-хорошему и разойтись или золотом откупиться. Этим же упырям не сколько добыча нужна, сколько кровь…

— Ага, — подхватил его приятель, сжимающий в руках мушкет. — Слыхал я, они все до единого какому-то темному божку поклоняются и пленников ему в жертву приносят. А чтоб в их ряды вступить, необходимо живому человеку сердце голыми руками вырвать…

— Это что, они некоторых держат под замком, — свистящим шепотом ввязался в беседу третий. — Откармливают орехами с медом, чтоб мясцо сладкое было, а потом свежуют точно свиней и сжирают. Из башки суп отваривают, ноги-руки на жаркое идут, а потроха на гуляш. Оставшейся кожей мебель обтягивают или паруса шьют, а из костей посуду выделывают…

— Пасти заткнули, живо! — рявкнул Спайк. — Не то раньше времени у меня табуретками станете. Вам не сектантов-людоедов бояться надо, а тех, кто может надрать им задницы — то есть нас.

Не сказать, что его короткая, но весьма экспрессивная речь возымела успех, но похоронные разговоры средь матросов смолкли. Борт одного корабля пыхнул облачками дыма и в воздухе засвистели ядра, булькнувшиеся в воду примерно в сотне локтей от «Рока».

— Сбавляй ход! — выкрикнул Витус и, в ответ на недоуменный взгляд Птахи, пояснил: — То сигнал, чтоб мы опустили паруса. Не послушаемся — потопят, как кутят. Да и все равно не оторвемся, хоть сами на весла сядем.

На этот раз Спайк даже не стал с ним спорить. Двое кораблей остановились в пределах полета стрелы, повернувшись к «Року» бортами, дабы в случае чего накормить его ядрами. Другое же судно, над которым развевался красный флаг с вышитым на нем желтым черепом, начало сближаться с «Роком» и вскоре Птаха смогла разглядеть пиратов.

Средь них были как люди, так и грэллы, и даже несколько ящеров. Вооруженные до зубов, они создавали ужасный шум, воя, вопя, бряцая мечами и палицами по щитам или же просто топая ногами по палубе. Нос корабля украшала деревянная фигура в виде ощерившего зубастый клюв кракена, что обнимал судно щупальцами, на реях же висели вытянутые узкие клети со скелетами внутри. Не иначе как попавшие в руки бандитов незадачливые моряки.

Корабль стал на месте, дрейфуя на волнах, на мачту его залез один из грэллов и принялся остервенело размахивать какой-то тряпкой.

— Зазывают на переговоры, — сказал Спайк. — Уже неплохо — можно потянуть время, пока не придумаем, что предпринять. Эй, чернокнижники, может перестанете в заду чесать и нашлете на говнюков дождь из демонов или что-нибудь типа того?