Мы прошли через небольшой зал и остановились перед деревянной дверью, обитой металлическими полосками и с большим железным кольцом вместо ручки. Шестерня потянул за него, петли чуть скрипнули и нашим взорам открылся главный зал замка. В этом мире не принято жениться в храмах, для женитьбы обычно выбирают либо площади — если это простолюдины, либо просторные особняки или замки — если свадьба у аристократов или богачей.

Двери с противоположной стороны открылись, и навстречу вышла Ласка в сопровождении Вишни. Невеста одета в белое платье с зауженной талией и широкой юбкой, опускающейся до пола. Красные волосы собраны в причудливую прическу, фата опущена на лицо, но так как она прозрачна, я все еще могу различить лицо, более того, чип с помощью алгоритма легко сможет убрать ее для моего взгляда, но я решил этого не делать.

Ушедшая было дрожь, вернулась, но став чуть слабее, я сжал кулаки и шагнул вперед. Мы проследовали к застывшему на небольшом деревянном постаменте священнику в темно-бордовой рясе с раскрытой книжкой, на обложке которой изображено солнце.

Шестерня отстал на один шаг, то же самое сделала и Вишня.

Мы с Лаской встали друг напротив друга. Справа над нами возвышается священник с раскрытой книгой, а слева за столами замерли гости: местные лорды, видные деятели, естественно, новоиспеченные король и королева, а также ребята из нашей гильдии.

Вообще, появление стольких воинов, призванных Солом, произвело сильное впечатление на местных жителей. Еще бы! Если четыре воина устроили такой переполох и показали невиданную силу, то что могут сотворить два десятка!

Наверное, это еще сильнее приподняло меня в глазах местного населения, и если и были, пусть и втайне, желающие упразднить титул хранителя страны, то они отбросили эту мысль далеко и надолго.

— Собрались мы здесь, под взором Сола и его любовью одаренные, дабы соединить два любящих сердца…

Священник продолжил произносить длинную речь, но она стала как-то проскальзывать мимо ушей. Более того, весь мир отдалился, потемнел, и только светлым ярким и четким образом была стоящая передо мной Ласка. Даже сквозь фату вижу ее прекрасные глаза, что также неотрывно смотрят на меня, как подрагивают ресницы, как ротик чуть приоткрылся. Слышу ее дыхание и сердцебиение, или, может, это мое сердце колотится, и это свое дыхание слышу? Не знаю, возможно, и то, и другое. Наверное, это называется красивым словом «унисон». Наши сердца бьются в унисон, и дышим мы так же. Казалось бы, происходит какое-то заурядное по меркам нашего мира событие, даже, сказал бы, древнее, пережиток прошлого, ненужная блажь, но сейчас, стоя вот так напротив девушки, чувствую, что происходит что-то действительно сакральное, что-то, что нельзя описать простым языком и объяснить каким-то научным термином.

Одинокими людьми, не привязанными друг к другу — проще всего управлять, легче подавлять восстания, легче навязывать товары. Очевидная мысль. Поэтому сначала разрушали общины, потом разрывали семьи, навязывая мысль, что дети обязательно должны жить отдельно от родителей, при этом убеждая последних, что нужно чуть ли не в момент совершеннолетия выкидывать детей во взрослый мир, и с чувством выполненного родительского долга жить для себя, и тем более никак не заботиться о внуках — ведь это обязанность детей. Потом разорвали дружеские связи, упразднив это понятие, прививая идеологию жизни для себя. Следом убили привязанность родителей к детям, посредством внедрения суррогатного материнства и выращивания детей в «пробирке», условно говоря, конечно. Следствием этого стало то, что женщина, которая не вынашивала ребенка, а просто забрала из клиники, относилась к нему больше как к товару, вещи, чем к чему-то родному. А потом окончательно добили понятие семьи, дав людям просто расписываться — ну расписался, а потом развелся — все же просто. А ведь церемония в церкви, это не просто бракосочетание, а таинство, наполненное символизмом, которое, так или иначе, оставляет неизгладимый отпечаток в сердцах и памяти. Вы не просто поставили роспись под документом, которую можно легко отозвать, а ваши жизни были связаны на духовном уровне под присмотром и с благословения всевышнего. И такую связь просто разорвать уже нельзя.

Все эти мысли пронеслись в голове, пока священник произносил речь. Я словно почувствовал, что он заканчивает речь, или просто мозг засек ключевые слова, потому очнулся от мыслей и созерцания Ласки, а тот бубнеж, что шел фоном, вновь обрел смысл, и я начал воспринимать речь.

— Да пребудет с вами Сол, да будет благословлен ваш союз, и да соединятся ваши судьбы в одну до скончания жизни. Внесите обручальные кольца.

В зал вошел слуга в красных одеждах, неся на подушечке два золотых колечка.

— Кольца, что были освящены в храме и молитвою наполнены. Обменявшись ими, вы соедините ваши души.

Мы осторожно взяли кольца. Первой кольцо мне надела девушка, потом уже я взял ее ручку и осторожно надел кольцо на пальчик. Внезапно по телу пробежала легкая дрожь и покалывание. Брови Ласки тоже дернулись. Было реальное чувство, словно наши души и вправду соединились.

— И теперь под сиятельным взором Сола и при его свидетельстве объявляю вас мужем и женой, — торжественно произнес священник, с хлопком закрыв книжку.

Мои пальцы ухватились за края фаты. Аккуратно поднял ее и откинул, открыв личико Ласки. Щечки девушки чуть покраснели, она застенчиво улыбнулась, чувствуя неловкость и волнение. Я медленно наклонился, наши губы соприкоснулись. По мне словно пробежал электрический ток, а от губ девушки пошел такой жар, словно пытаюсь поцеловать пламя, но в то же время боли нет. Наоборот, тепло волнами прошло по мне.

Все не так. Не так, как раньше. Более торжественно и… не знаю, как это выразить. Но теперь я целую не какого-то постороннего мне человека, не подругу, но жену. И осознание этого создало внутри целую бурю, что, закрутив чувства подобно смерчу, поднялась вверх и ударила в голову, разбив мысли на фрагменты, и они, потеряв целостность, растаяли как снег на раскаленной сковородке, а в голове осталась лишь пустота.

Наконец, наш поцелуй закончился, я чуть отстранился, тяжело дыша, как после спринта, звуки вокруг, приглушившиеся на миг поцелуя, стали вновь громкими.

— Ну вот, теперь ты замужняя женщина, — сказал я.

— Это точно, — засмеявшись, произнесла она. — Кто бы мог подумать? Да что уж там — могла ли я подумать?

Она засмеялась еще сильнее, но губы дрогнули, изогнулись, улыбка исчезла, а глаза наполнились слезами, что тут же хлынули вниз по щекам. Ласка шмыгнула носом и внезапно заплакала.

В зале повисла тишина.

— Что случилось? — озадаченно спросил я.

— Я… я не знаю, — сквозь слезы сказала она.

— Разве ты не счастлива?

— Я счастлива, но слезы не останавливаются, я не знаю почему… не знаю… Неужели для такой как я было уготовано столько счастья?..

Перед моими глазами тут же промелькнули картины того, как впервые увидел Ласку, прикованную к постели, исхудавшую, измученную, под постоянным присмотром докторов, вспомнил ее слова о своем детстве, о том, как осталась одна, об отчаянии, с которым цеплялась за жизнь.

Мои руки протянулись к ней, легли на плечи, и я прижал Ласку к груди. Она вжалась лицом и заревела пуще прежнего.

— Это не сон, — прошептал я, поцеловав ее в макушку. — Это все на самом деле.

Пальчики Ласки, чуть дрогнули и сильнее сжались, не желая меня отпускать, словно боясь, что сейчас отстранюсь и уйду.

Наконец, Ласка чуть успокоилась, подняла на меня раскрасневшееся личико. Я улыбнулся, она чуть шмыгнула носом, губки дрогнули и изогнулись в улыбке.

— Ты тут всех испугала, — сказал я усмехнувшись.

Девушка с все еще блестящими от слез глазами прыснула и, вновь уткнувшись мне в грудь, захихикала. Я покосился на гостей, что разом вздохнули облегченно. Некоторые даже расчувствовались, в особенности девушки.

— Пойдем к столу.

— Угу.

Ласка чуть отстранилась и мы, взявшись за руки, пошли к гостям.